Сабелла, стр. 23

Прибрав деньги, я вылезла из машины. Вокруг было пустынно. Я запустила двигатель, вручную захлопнула дверь и проводила взглядом удаляющийся автомобиль. Автопилот заставит его остановиться, если на дороге встретится препятствие, дорожный пост или пешеходы. Если же машина не встретит помех, то так и будет ехать, пока не истощится энергия, запасенная солнечными батареями. Если повезет, полиция, которую Боров, несомненно, уже известил, так и не поймет, что за темными стеклами никого нет.

Через десять минут я пешком добралась до Окраины Брейда. Окраина была одной из пятидесяти пересадочных станций в окрестностях города. Тут всегда крутилось много проезжего народа, и никто не запоминал лиц. В маленькой парикмахерской на первом этаже мне перекрасили волосы, обесцветив отдельные пряди — потом я смогу вернуться к своему естественному цвету. Рядом, в полуподвале, я купила ярко-красное платье и большую красную сумку, и еще крем-автозагар, каким пользуются девушки с холодных планет. Потом я взяла такси до поля вертикального взлета в Брейде.

Было тринадцать часов, несчастливое число, когда я поднялась на борт «жука», идущего до Ареса.

Кому придет в голову, что я отправлюсь в Арес, где обитают Коберманы? Но Арес, как все большие города, как плато — такое место, где не важно, как тебя зовут, а охота по ночам хороша.

Думаю, я могла бы сбежать в холмы, но годы, проведенные в человеческом комфорте, избаловали меня. Я не сумела бы жить в пещере. Кроме того, я видела холмы во сне, и Джейс Винсент отыскал меня там. Может быть, я была безумна, может быть, это ненависть и гнев, переполнявшие мое сердце, двигали мной, заставляя опираться на допущения и обманывать себя. Нет, Сабелла, нет.

Я сидела в своем ярком, под цвет крови, платье и смотрела в иллюминатор на тусклые небеса. Видите ли, я больше не волновалась. Я сделала попытку и была наказана. Больше я не буду рисковать.

В билете я значилась как Сара Холланд. Сарой звали мою мать, а слово «Холланд» я взяла с рекламы газировки на длинном придорожном щите, мимо которого проехала, когда пересекала Каньон на дядюшкиной машине.

Саре Холланд незачем было волноваться насчет фанатички Касси или пройдохи из пройдох Сэнда, которого убила Сабелла, сжигаемая ужасом и чувством вины, а сам он, оказывается, все это время пытался погубить ее. Не волновал Сару Холланд и Трим, и прочие трясущиеся от нерешительности сыновья, братцы и дядюшки.

Даже Джейса не существовало в мире Сары.

Когда Саре было четырнадцать, она легла с парнем в машине. И когда ей было шестнадцать, семнадцать, восемнадцать, она продолжала ложиться со всеми встречными парнями. Мать никогда не спрашивала ее: «Что же ты с собой делаешь, Сара?» — матери Сары не было до этого никакого дела.

Сару никто не преследовал, она была ни в чем не повинна. Саре не с чего было испытывать трепет.

Сара вполне может прожить с тем, что у нее есть.

Саре придется.

Часть 3

De Profundis

1

В те ночи, когда я никуда не выходила, я любовалась небом над городом. Я уже упоминала много раньше об облаках и о том, как подсвечивают их снизу городские огни. Я рассказывала о холмах из стекла и бетона, о неоновых лощинах и деревьях из синеватой стали. Подземка грохочет, словно бурная горная река. Горы жилых массивов высятся в лучах цвета индиго, или белых, или фиолетовых. Временами в вышине пролетают драгоценные птицы — воздушный транспорт заходит на посадку, или золотое перо феникса, космический корабль, добавляет свой блеск к сиянию города, направляясь к своей далекой цели.

Может быть, в конце концов я покину Новый Марс. Может быть, мне стоит отправиться на Землю. Но там холмы зеленые, а небеса — голубые. Как странно, как угнетающе. Наверное, я смогу прилететь на Землю лишь затем, чтобы там умереть.

Впрочем, за это время я основательно постранствовала. Месяц там, месяц здесь. Пять дней в Клифтоне, десять в Айлесе, три — в Дэйле.

Теперь я дешевая крашеная блондинка, но у меня есть парик. Черный, как струящаяся тьма. Я ношу белые и красные платья и чулки с серебряными швами. Как вы думаете, чем я занимаюсь по ночам?

Пока я больше не убивала. Весь город Кристауфул* 5 кишит мужчинами, разыскивающими меня, шлюху, которая дала им самое сильное ощущение всей их жизни, вот только они никак не могут вспомнить, каким образом. Я даже брала с них деньги — надо же чем-то платить за жилье. Несколько раз я встречала своих бывших клиентов. Я никогда никому не отказывала. Но потом я снова переезжала, и им больше ничего не грозило — до следующего раза.

Я сказала, что никогда никому не отказывала? Однажды отказала. Это случилось в баре за гоночным треком. Он был гонщиком и сам подкатился ко мне. Агатово-черные волосы, золотая кожа. Он напомнил мне Джейса.

— Пойдем, красавица, — сказал он. — Что мешает?

На его руках — жилистых, привыкших сжимать сверкающий гоночный руль — были такие же аккуратные черные волоски, словно нарисованные тонкой кисточкой. Что я вообще знала о Джейсе до того, как он со мной связался? Может быть, он тоже был гонщиком и даже побеждал в каких-то состязаниях? Но только не в охоте за мной. Продолжает ли он выслеживать меня? Охотятся ли они с Боровом сообща?

— Я не занимаюсь этим с гонщиками.

— Нет, занимаешься.

— Стоит мне переспать с гонщиком, как он разобьется.

Те, кто рискует жизнью за плату, всегда суеверны. Он встал и вышел прочь, но я успела заметить отблеск золотого креста на его золотой коже.

Я оставила дома и крест Касси, и ее шкатулку — все. Я скучала по дому. По витражу, по своему аудиоцентру, по пению волков в громкой тишине ночи.

В пасмурный день — города богаче на такие дни, бледно-голубые облака кислорода затуманивают лавандовые небеса — я вышла прогуляться. Мне попалось на глаза здание, сложенное из блоков прессованной каменной крошки — Миссия возрожденных христиан, Пастырский дом. Новенькая, сияющая, украшенная плакатом, с которого большие белые буквы вопрошали: «ЧЕМУ ПОСВЯЩЕНА ТВОЯ ЖИЗНЬ? ПОСВЯТИ ЕЕ ИИСУСУ!»

Прошло три месяца со дня моего бегства. Пять месяцев, как от Сэнда остались лишь обгорелые кости. Иногда мне кажется, что мои преследователи больше не идут по моему следу, но в остальное время я твердо знаю, что это не так.

Так чему же посвящена моя жизнь? Тому, что происходит со мной, когда я пью кровь? Я скажу вам по секрету: когда я пью кровь, со мной не происходит ровным счетом ничего. Просто утоление голода. Как утоление плотского голода с проституткой для многих мужчин, или как почесаться, если где-то чешется. Это больше не похоже на вдох полной грудью. Каждый раз, когда я охочусь среди бетонных холмов, в металлоблочных ущельях, предчувствие говорит мне, что в этот раз меня ждет нечто особенное. Почему же ничего особенного не происходит? И если не происходит, почему я продолжаю выходить на охоту? Возможно, это привыкание, как к наркотику, и я не могу избавиться от него. Возможно, я нездорова психически и нуждаюсь в помощи. Поместите меня в маленький хорошенький домик и заприте. Я охочусь в вашем городе, я вонзаю в него свои зубы, пью из его вен.

Кулон горит алым пламенем. Сейчас он рубиновый и давно уже не был бледнее рубина. А порой, ночью, он становится похожим на глаз дракона.

Прежде чем стать Сарой, я переиграла множество ролей. Вся моя жизнь складывалась из них. Я была дочерью для матери, воплощением грез для сотен мужчин, устрицей, которую надо раскрыть и съесть — для Сэнда, объектом гамлетовской мести — для Джейса, козлом отпущения — для Касси… Когда я была самой собой?

Теперь я Сара. Я пью воздух, который обернулся грязью. Теперь я — настоящая. Но нет, Сабелла. Теперь ты всецело принадлежишь кроваво-красному камню у тебя на шее. Может быть, зловещий план Касси сжить меня со свету пусть не прямо, но удался. А я тем временем любуюсь цветным небом над городом.