Пиратика, стр. 19

Эйри, стоя у штурвала, шмыгнул носом.

— О, это про Молли! Это ее песня, словно для нее написана…

Остальные слушали молча. Лишь плескались волны, да скрипели снасти, да хлопали паруса, ловя попутный ветер. Только эти звуки и вставали между ними и песней.

Вускери выглянул из камбуза, как кролик из норы. Честный Лжец и Питер, следившие за парусами, повисли на снастях, как обезьяны, рядом с впередсмотрящим Планкветтом. Дирк и Черный Хват удалились, катя перед собой бочонок с кофе. Эбад, выпуская в туманную мглу кольца дыма из трубки, дослушав песню, в задумчивости сказал:

— Браво, мистер Феникс. Спойте-ка еще разок.

И Феликс запел сонет сначала.

«Да, это про маму», — подумала Артия. Курс прежний, паруса подняты. Не колеблясь, затерялась в смертной тени. Но всё еще жива в памяти.

«ПИРАТИКА, — подумала она. — Моя мама».

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ДОЧЬ ПИРАТИКИ

Глава первая

Миссис Хорнетти, дама с черными как смоль волосами и острыми, как буравчики, глазами, вошла в общий зал таверны «Портовый пудинг», держа под мышкой толстую собаку, а в руке — скалку для теста.

Посетители подняли глаза и поприветствовали ее с осторожным, но шумным почтением. Видать, ей случалось поколачивать гостей скалкой или натравливать на них своего Крысолова, который нравом был куда хуже, чем казался на первый взгляд. Впрочем, они, посетители, тоже были ребята не промах. В этой таверне с низкими потолками, залитыми отблесками дымной жаровни, собирались компании самых отпетых бродяг в залатанных костюмах, носивших следы былой роскоши, с серьгами в ушах, заросшими щетиной щеками и едва прикрытым оружием на боку.

— Госпожа, — доложила миссис Хорнетти служанка. — В заднюю дверь кто-то стучится.

Миссис Хорнетти важно прошествовала по коридору. По пути она миновала несколько комнат, где еще две компании бородачей, игравших в карты среди зловещего безмолвия, подняли в честь владелицы заведения большие кружки с пивом.

У задней двери, выходящей на боковой двор, миссис Хорнетти остановилась и прислушалась. Из-за двери доносился легкий стук, да не простой, а в условленном ритме.

Миссис Хорнетти отодвинула засов и распахнула дверь.

Перед ней стоял высокий стройный юноша. Его лицо было замотано лиловым шарфом, треуголка низко надвинута на скрывающиеся в тени глаза.

— Долли! — воскликнула миссис Хорнетти.

— Дот! — отозвался человек в шарфе. Голос у него был женский.

Он (она) вошел в таверну, волоча за собой седельную сумку.

— Я поставила лошадь в конюшню, как всегда. Клянусь мышиным ухом, Дот, ну и суматоху устроил мой Джек накануне Рождества. Всё испортил! Теперь за ним гоняется половина ландонских констеблей. Хотя, по счастью, они ловят не того, кого нужно…

— Пошли в гостиную. Я пригляжу за твоей добычей, дорогая, и мы выпьем джина.

— Хереса, Дот, хереса, — сказала разбойница. — Ты же знаешь, я терпеть не могу джин.

Наконец дверь была заперта, а напитки выставлены. Усевшись за стол возле весело потрескивающего камина, разбойница сняла шарф и треуголку, рассыпав по плечам длинные золотистые волосы. Это была Долли Муслин, близкая подруга и сообщница Джентльмена Джека Кукушки, хотя, если быть абсолютно точным, она и была Джеком Кукушкой. Многочисленные дилижансы, жестоко пострадавшие от бесчинств достославного Джентльмена, были ограблены не кем-нибудь, а Долли.

На столе Долли разложила хабар: серебряные карманные часы, золотые кольца, бриллиантовую пряжку, ожерелья с изумрудами, табакерку из слоновой кости, украшенную янтарем. Миссис Хорнетти весьма успешно приторговывала подобным товаром, который ей поставляли несколько разбойников да еще контрабандисты и пираты, навешавшие таверну.

— Я бы хотела переночевать здесь сегодня, Дот. Я скакала всю дорогу от Роверса. Снег еще глубокий, и повсюду, как блохи, снуют констебли.

— Оставайся, Долли. Устроим вечеринку на двоих — ты и я. Выпей. Этот херес — прямо из Франкоспании.

Лодка, которую они «прихватили» (то ли украли, то ли позаимствовали), оказалась утлой текучей посудиной. Она пропускала воду в три ручья, и Артия заподозрила, что ее попросту бросили за ненадобностью.

Однако худо-бедно они всё-таки перебрались через пролив и вытащили лодчонку на галечный берег в дальних предместьях Портового Устья.

— Куда мы идем? — поинтересовался Соленый Уолтер, который всё же решился на вылазку и под чутким руководством Эбада греб сильно и ровно.

— Тут есть одна таверна, — ответила Артия. — Я ее помню.

— «Портовый пудинг», — подсказал Эбад.

— Но этого места не существует! — возмутился Уолтер. — Оно было только в пьесе…

— Еще как существует, Соленый, — ответил Эбад. — В нашей пьесе упоминалось много того, что было на самом деле. «Пудинг» знаменит дурной компанией, которая там собирается. Однако не вешай носа, Золотой Голиаф туда больше не заглядывает.

Когда Уолтер и молчавший всю дорогу Феликс вылезли из лодки, Артия тронула Эбада за рукав.

— Значит, Золотой Голиаф существовал на самом деле?

— Да, Артия. Худший из пиратов. Самый худший!

— В афише было сказано, что его играл мистер Тревис Уайлд.

— Тревис играл Голиафа в спектакле. Но Голиаф существовал на самом деле, уж поверь мне. Его имя наводило ужас отсюда до Барбарии — но это было раньше. За ним охотилась половина франкоспанского флота. Его поймали близ Индеи, потопили корабль. Он утонул. И больше никто о нём не слышал.

— И тот черный корвет с черепом и скрещенными костями на парусах…

— Это был его флагман. У него тоже был флот. Небольшой, шесть или семь кораблей, — он предпочитал довольствоваться малым.

— Его корвет назывался «Враг»…

— Да. У кораблей тоже есть душа, и «Враг» походил на своего хозяина. Этот корабль был полон злобы. Публика визжала от ужаса, когда он появлялся на сцене. И им нравилось, когда «Незваный гость» сражался с этим кораблем и побеждал. Самого Голиафа, как я уже говорил, ненавидели и боялись. Он был злодеем, прирожденным убийцей. Тех, кто попадал ему в руки, он безжалостно приканчивал. Никого в плен не брал! Сколько торговцев потеряли из-за Золотого Голиафа свой груз, потеряли корабли, лишились команды, друзей! Их число бессчетно, как звезд на небе.

Они медленно шли по мощеным переулкам города, между ярко освещенных таверн и затемненных магазинов.

«Пудинг» располагался именно там, где помнила Артия.

Она открыла дверь и вошла. За ней последовал Эбад, затем Уолт и Феликс.

— Зачем она пришла сюда? — шепотом спросил Уолт. И не у кого-нибудь — у Феликса.

Феликс пожал плечами:

— А ты как думаешь, Уолтер?

Уолтер понятия не имел.

В следующий миг по битком набитой, пропахшей бренди таверне прокатился странный одобрительный рокот. Гости вставали со своих мест, оборачивались к двери, поднимали бокалы и кружки.