Одержимый Шон, стр. 8

Он прыгнул в траву и побежал, он не сомневался, как Лорт и Ати. И не останавливался. Он налетел на Шона, почти ударился о него. Шон, вертикально висевший на скале, заметил, что Джоф принес бронзовый нож, и этим ножом стал резать веревки, которыми Шон был привязан к кольцам. Все это время Джоф яростно ругался и дергал, и толкал Шона свободной рукой. Наконец, сеть отделилась от стены, и Шон упал в объятия Джофа. Продолжая ругаться, Джоф прижал Шона к себе. Это было объятие, достойное медведя.

— Моя вина, — бормотал медведь. — Во всем я виноват. Брат мой, я никогда не думал… Однако ты меня не слушай! Беги! Беги на север! Там, где начинаются холмы, они, может быть, не найдут тебя.

Ошеломленный Шон проговорил, запинаясь:

— Что с тобой? Они догадаются, что это ты сделал…

— Не думай об этом! — заорал Джоф Шону в ухо, массируя при этом его колени.

— Но я же одержимый — ты слышал, видел…

— Ты мой брат.

— Ты это не обдумал, Джоф. Ты никогда ничего не обдумывал, и когда к дереву меня привязывал…

— Я никогда этого не забуду, брат мой. Поэтому я здесь.

Джоф отпустил его, подтолкнув вперед. Спасая его, Джоф не позаботился о том, что он мог бы принести Шону еды. Впрочем, долина была плодородной. И ручей тек на протяжении двух миль на север.

— Иди, брат мой! — напирал Джоф, сжимая и разжимая кулаки. — Беги!

Шон, ослабевший и смущенный, весь дрожа, резко повернулся и послушно пошел, потому что у него не было другого выбора.

Он бежал довольно быстро, иногда спотыкаясь, и холодный вечерний воздух наполнял его легкие, а земля под ним уходила назад.

Он скользил между елями мимо скалы и притаившейся под деревьями деревни. Однако вскоре отвесная скала осталась позади и он оказался на плоскогорье. Ели уступили место высокой, до колен траве.

Слева, прежде чем он успел о нем подумать, зашумел невысокий водопад. Ему пришлось немного спуститься, чтобы напиться из ручья, который здесь делал изгиб, его дорога прерывалась и вновь продолжалась ниже водопада.

Напившись, Шон вброд перешел ручей и побежал дальше в наступающих вечерних сумерках.

Глава 4

ТОПОР ДИРНА

Они хотели убить его ночью, но не стали бы его ночью преследовать. Люди из деревень оставались вблизи своих домов во время темноты. И не было луны, которая помогла бы им в поисках, повела преследователей. Шон знал это. Сам он не боялся темноты, больше не боялся. Ночь означала для него свободу, а не смерть. Что было удивительно, так как смерть отметила его ночью в лесу.

Может быть, так и проявлялась одержимость. Стоило ему лишь вспомнить о случившимся на скале, чтобы покрыться потом и задрожать. Однако, пока он бежал, у него не было времени для воспоминаний.

Кроме того, вся его прошлая жизнь была отсечена одним единственным днем. Все ушло.

Он бежал на северо-запад по степи. Когда он больше не мог бежать, он свалился в папоротники и заснул. Потом проснулся и подумал о Джофе, но прежде чем им

овладело какое-либо чувство, он снова вскочил на ноги и побежал дальше.

Это было легко — бежать и ни о чем не думать. Казалось, звезды бежали вместе с ним, а все остальное — склоны, трава, деревья, рощи, скалы — как будто уносилось в противоположном направлении.

Начало светать. Солнце взобралось на небо и осветило окружающий пейзаж. В темноте Шон отмахал около десяти миль. Примерно в восьми милях возвышались массивные горы, они были продолжением гранитной скалы, пики которой терялись в тумане на севере и на востоке. Сам утес остался далеко, растаяв в серо-голубом свечении уходящей ночи. Холмы были ближе. Там, где они сливались с горами и отвесной скалой, были пещеры, утесы, потухшие вулканы. И, может быть, там открывался проход в неизвестный мир?

Это было то, что он искал, на что мог направить свою надежду. Цель.

Шон поднялся на пригорок и увидел у своих ног лощину с заводью, напоминавший жемчужину. На терновнике росли ягоды. Шон напился, поел ягод. Он все думал о том, как люди Еловой Рощи обошлись с Джофом.

Ему надо было изо всех сил бежать к холмам, чтобы избавиться от этих мыслей, но он слишком для этого устал. Неподалеку из чащи на пригорке выскочили три рыжеватые косули и помчались вниз по колышащейся волнами траве. На холмах трава была ниже, и белая скала просвечивала сквозь нее. Летние цветы пестрели среди камней и жесткой травы. Было жарко и цветы источали теплый аромат.

Не было никаких признаков погони. Перейдя вброд ручей, он, видимо, запутал собак.

А в степи и на холмах было бесконечное разнообразие запахов растений и зверей. Шон мог прибывать здесь в безопасности, наверное, неограниченное время.

Если бы был проход между скалами…

В полдень он остановился, чтобы прийти в себя, в широкой нише скалы, которая закрывала его с востока и юга. Здесь над цветами гудели пчелы.

Это было не так уж трудно — не замечать легкую тень боли, которая лежала на нем. Он не обращал внимания ни на страх, ни на боль. Он их чувствовал, когда они касались его. Это было почти телесное чувство, легкое давление на позвоночник, жжение под лопатками и кожи головы.

Затем он задумался, и чувство исчезло. Пришло страшное ощущение, что его неотступно преследует судьба. Он не мог ее избежать, она его не минует. Потому что он шел по дороге, которая вела к одному единственному месту.

Затем он заснул, и ему приснилось, что по небу летит на вороне девочка без лица и неуместными маленькими нарциссами в темно-красных волосах. Ворон противно каркал, вся его голова казалась двумя половинками клюва. Девочка смеялась.

Она смеялась потому, что Лорт и Ати внизу на земле тоже смеялись, забивая камнями Джофа вместе с остальными.

Шон проснулся, рыдая. В лесу он тоже плакал. Он ненавидел себя, потому что плачут только маленькие дети или женщины, но не мужчины. Как только смог, он поднялся и побежал дальше, пытаясь скрыться от самого себя.

После обеда он преодолел большое расстояние между холмов. Он достиг местности, где они почти полностью рассыпались на отдельные глыбы, похожи на стопки тарелок на кухонной полке. В поисках пещеры он карабкался по камням. Скальные пещеры и кратеры иногда вели в глубь горы очень далеко. Однако просветов в скале не было видно. Что касалось подъема на скалу, то это было невозможно. Начиная с некоторой высоты, она была очень гладкой, без единой трещины или выступа, которые могли бы служить опорой для ноги.

В одной из пещер по камням струилась вода. Там росли грибы, а у входа стояла дикая груша, вся в зеленых плодах.

Шон оценил пещеру и решил, что едва ли она станет его домом, однако временное пристанище он здесь найдет. Это был хороший наблюдательный пункт, и достаточно безопасный. Он мог обозревать окрестности далеко на юг, восток и север. Если бы кто-нибудь пришел, он был бы готов. Он не думал о том, каким образом он бы приготовился. Не думал и о том, как именно устроится здесь, пещера будет его временным пристанищем.

Грубая жесткая трава пучками росла между камней. Шон натаскал много охапок этой травы в пещеру. Когда он заснул, ему снился не такой кошмарный сон, как сегодня. Это был сон о мясе, которое, истекая соком, жарится на огне. И когда Шон открыл глаза, запах не исчез.

Он услышал голоса и увидел красные отблески, мелькающие на низком потолке пещеры.

Снаружи было почти темно, тепло и тихо. На востоке показался серп молодой луны, повсюду уже мерцали звезды. Шон намеревался встать ночью и отправиться на охоту. Ниже, на склонах, паслись зайцы. У него, правда, не было ни ножа, ни копья, но вокруг в изобилии валялись камни. Отрезанный от выхода, он, конечно, не мог пойти на охоту. Сквозь ветви груши он смотрел на огонь, который был разведен неподалеку между двумя обломками скалы.

Трое мужчин сидели возле огня и ждали, когда приготовится мясо. Шон уловил еще один запах и в страхе догадался, что у края костра лежали зеленые груши именно с этого дерева. Значит, кто-то поднимался сюда, к выходу пещеры и срывал их с дерева, стараясь не мешать Шону, либо не заметив его.