Лови день, стр. 25

Но она перевернулась на спину и закрыла глаза. Очень скоро ритм ее дыхания сказал Вал Кону, что она заснула. И он сразу же последовал за ней.

«Исполнение долга»

Присцилла сняла рубашку и аккуратно уложила ее на кровать, потом чувственно потянулась и наклонилась, чтобы снять сапожки. Следующим оказался мягкий ремень со сложной серебряной пряжкой, за ним — темно-синие брюки.

Освободившись от одежды, она снова потянулась и прошла через каюту первого помощника к широкому, обитому тканью креслу. Она свернулась в нем, словно кошка, — и мимолетно улыбнулась, вспомнив Даблина, а потом закрыла глаза и начала процесс, который стер с ее лица всякое выражение.

Процесс шел своим чередом: дыхание стало глубже, сердцебиение замедлилось, превратившись в далекие глухие удары, следовавшие с большими интервалами, словно прибой за дюнами. Температура тела понизилась на четыре градуса. Присцилла убедилась, что все функции стабилизировались и останутся постоянными до тех пор, пока весь организм не погибнет от голода или травмы. После этого она переключила внимание на свое внутреннее убежище, вознесла короткую молитву о своей безопасности во время столь трудного предприятия, открыла дверь между Собой и тем, что не было ее Я, — и вышла.

Звуки, ослепительные узоры, манящие ароматы — это было «Исполнение» со всем, что было в нем, внезапно воспринятое только через внутреннее чувство. Вот — Шан на мостике. Вот — Лина в салоне. Вот — Горди в офисе торговцев, Расти у комма, Кен Рик, Калипсо, Билли Джо, Вилт… Присцилла прикоснулась к каждому, порадовалась им — и отпустила.

«Исполнение» с его гомоном привычности и любви осталось позади, и она оказалась в одиночестве в шумном мире за пределами корабля. Она отмела крики незнакомцев, призвала образ нужной ей ауры и сосредоточилась на нем, расширяя свое сознание настолько, что ее Я почти целиком превратилось в сетку тончайших антенн, которые прислушивались, дрожали, простирались все дальше и дальше…

И в тот момент, когда ее Я утончилось почти до предела, когда нить, привязывавшая се к «Исполнению», к собственному телу, готова была порваться, она услышала/увидела/почувствовала нужную ей ауру.

Всего лишь едва заметный проблеск. Намек на нечто знакомое — едва различимый привкус кисловатой сладости…

Восприятие резко свернулось, и ее Я устремилось к замеченному проблеску, прямое в своем желании, целиком сосредоточенное на рисунке, все четче прорисовывавшемся в ее сознании. Она была настолько нацелена на контакт, что только в последнюю секунду заметила дополнительный узор, говоривший о защите, глубокой медитации.

На «Исполнении» ее тело громко вскрикнуло: восприятие и Я расширялись, грозя раствориться. Она отчаянно пыталась погасить экстрасенсорный удар, цеплялась за распадающуюся страховочную нить, рвалась обратно. Самосознание внутри пылающего узла Я превратилось в дрожащий комок боли — и успело в последнюю секунду тяжелым камнем упасть в тело.

Она снова вскрикнула от боли, расходящейся по нервам и жилам. Сердце билось с перебоями, легким не хватало воздуха, тело взмокло от пота. И ей было жарко, жарко, слишком жарко…

Прохлада.

— Шан! — Ее крик был не менее отчаянным, хотя он и был Целителем и прекрасно владел своим искусством. — Шан, нет!

Прохлада обволокла ее, забирая жар и поглощая мучительную боль. Присцилла обмякла в его объятиях и открылась полностью, позволяя ему умерить даже воспоминание о боли, так что она исчезла полностью. Ритм сердца выровнялся, дыхание успокоилось… Она вздохнула и отдалась течению, не думая ни о чем.

— Присцилла.

Она с огромным усилием открыла глаза и посмотрела Шану в лицо, немного удивившись тому, что действительно лежит у него на руках.

— Никогда больше так не делай, Присцилла!

Лицо и голос были строгими. Усталое ведьминское чувство донесло до нее эхо его ужаса. Она решила, что неплохо было бы улыбнуться — и, возможно, у нее это даже получилось.

— Я видела Вал Кона.

Аура Шана изменилась, но настолько тонко, что она не смогла этого истолковать.

— Где?

Присцилла покачала головой.

— Это так не работает, любимый. Когда душа… идет на прогулку, направлений не существует. Он жив… здоров… Медитирует — возможно, музицирует. Мне следовало бы вспомнить, как во время игры его окружает музыка… Из-за этого-то я и попала в неприятности. Рванулась вперед, толком не присмотревшись. Такая же дурочка, как Антора.

— Не припоминаю, чтобы Антора когда-нибудь подвергала себя такой же сильной опасности, проверяя, как дела у нашего брата или у кого-то другого. Послушай меня: больше никогда так не делай. Ты не будешь подвергать себя опасности, разыскивая моего беглеца-брата, который, кстати, прекрасно может сам о себе позаботиться. — Его руки на секунду сжали ее сильнее, и на этот раз она без труда прочла изменения в его ауре. — Я не могу остаться без тебя, Присцилла. Будь же благоразумна.

Спорить было бесполезно — тем более пока он еще до конца не оправился от пережитого испуга. Как ни сильна была ее усталость, это она увидела. Еще раз улыбнувшись, она прижала ладонь к его суровой щеке.

— Конечно, дорогой, — прошептала она. И заснула.

Звездный корабль «Горн», принадлежащий капитану Роберту Чен-Якобсу, при выходе на орбиту планеты под названием Каго

Полет был поспешным и удивительным. Капитан земного корабля, на котором летели Хранитель и его Т"карэ, оказался любезной личностью, ум которой был почти таким же ярким, как у Вал Кона йос-Фелиума Разведчика. Он был настоящим сокровищем, этот капитан Чен-Якобс, и Хранитель с радостью отвел ему место в своей памяти. Он уже хорошо понимал, сколь многому можно научиться у торопливых представителей человеческих Кланов.

Достаточно только вспомнить, что его Т"карэ, известный людям как Точильщик, утверждает, что почерпнул неисчислимые уроки у своего названого брата, все того же Вал Кона йос-Фелиума Разведчика. А память у Т"карэ долгая и богатая! И действительно, вы только посмотрите, что узнал сам Хранитель за время последней недолгой встречи с братом Т"карэ и спутницей жизни этого брата. И Мири Робертсон была еще одним сокровищем. Хранитель часто думал о ее отточенном блеске — и все выше ценил то, что в нем было.

— За четыре дня от Лафкита до этого места, — проговорил рядом с ним Точильщик.

Хранитель с серьезным видом моргнул глазами:

— Человеческие кланы и их поступки поистине торопливы, брат. И однако их поспешность меня… воодушевляет и трогает отважность их усилий.

— Вот как?

Т"карэ внимательно посмотрел на него.

В голосе Т"карэ прозвучало нечто такое, что живо напомнило Хранителю о его положении Седьмого Панциря, — однако он не стушевался.

— Я ловлю себя на том, — сказал он вместо этого, — что смотрю на тот или иной поступок человека глазами нашей новой сестры. Это нелегкое дело и, возможно, дается мне не очень хорошо, однако я скажу тебе, брат, что тут существует некая… правильность, хотя такой взгляд не может не быть как торопливым, так и несовершенным.

Он немного засмущался под пристальным взглядом своего Т"карэ и самого старшего брата.

— Несомненно, над этим необходимо еще много думать.

— Несомненно, — спокойно откликнулся Точильщик. — Я попрошу тебя, брат, почтить меня своими дальнейшими соображениями по этому вопросу после того, как обдумаешь его более тщательно.

— Обязательно, брат.

— Прошу вашего прощения, мудрейшие.

Капитан Чен-Якобс низко им поклонился, и Хранитель, видя его так, как видела бы его новая сестра, понял, что этот человек чем-то расстроен.

Его самый старший брат, пользуясь теми ресурсами, которые должны находиться в распоряжении Т"карэ и Старейшины Клана, пришел к такому же выводу.

— Мое прощение вам не требуется, потому что вы не причинили нам вреда, — заверил он человека своим гулким голосом. — Но я вижу, что вы обеспокоены, и надеюсь, что вы не получили дурных известий.