Рыцарь Грааля, стр. 60

24 июня 1209 года – день начала четвертого крестового похода – похода против альбигойцев. Это прочла Нана в книге Будущего Бытия.

Она узрела воинство нечистого на подступах к городу Безьер и юного Раймона-Рожера виконта Каркассона, который пытается договориться с возглавляющим поход аббатом Сито, чтобы крестоносцы помиловали его родной Каркассон, но вынужден убраться ни с чем.

21 июля падет город Безьер. Горожане – католики и катары – будут пытаться найти спасение в храмах, где их также будет ждать смерть. Погибнут все, даже священники, которых не защитят их облачения и иконы. Нана увидела, как рыцари апокалипсиса насаживают малых детей на копья, рубят направо и налево, не ведая жалости. Видела, как со страшным гулом плавятся все еще звучащие колокола и храмы превращаются в вулканы. Видела, как горят дома и огонь перескакивает с дома на дом. Видела нагруженных добычей лошадей крестоносцев и зарево над Безьером.

«Скажите, святой отец, как мы можем отличить еретиков от добрых католиков? – Расслышала она робкий вопрос кого-то из командиров крестоносцев.

«Убивайте всех – Господь сам отличит своих», – последовал ответ приспешника дьявола аббата Сито.

Нана видела, как в Монсегюре, где собрался весь цвет рыцарства, красоты и поэзии, и где хранился святой Грааль, заканчивается вода. Как отчаявшийся Петр Арагонский скачет со своей малочисленной свитой от воинства крестоносцев в Каркассон и обратно, пытаясь убедить воинственного аббата на любых условиях помиловать Каркассон. Как виконт Каркассона Раймон-Рожер был вызван для переговоров к аббату Сито, где его предательски пленили и отправили в темницу. Видела его скорую смерть и чашу с ядом, поданную ему как милость.

Потом пошли картины одна страшнее другой. Нана видела, как в день Успения Девы Марии крестоносцы в полной тишине вошли в чудесным образом пустой и гулкий Каркассон. Все жители которого исчезли вдруг, словно по какому-то странному волшебству.

Лишь в подвалах были обнаружены не более пятиста человек, сто из которых отказались от ереси, остальные же приняли смерть на кострах или виселицах. Раскаявшихся грешников раздели донага и под громкий хохот солдатни отправили бегать по городу, одетыми лишь в собственные грехи.

Видела она и безграмотного и тупого Симона де Монфора, которому было суждено погубить ее родную Тулузу. Осаду замка Лавор в 1211 году и смерть хозяйки замка – воспетой трубадурами Геральды, которую в последний месяц беременности крестоносцы сбросили в колодец и забросали камнями. Ее брат Аймерик и верные ему восемьдесят рыцарей-защитников Лавора были приговорены к повешенью.

Силой своей магии Нана обломила перекладину и виселица, рассчитанная на восемьдесят тел, не выдержала и одного Аймерика. Но вопреки рыцарским законам победители не помиловали чудом спасшихся воинов, заколов их на месте. Четыреста находившихся в замке катар были сожжены.

«В 1218 году в Иванов день, – написала Нана в книгу Будущего Бытия, – в Тулузе погиб наконец-то ненавистный Симон де Монфор».

И судьба тулузского душегуба поспешила исполнить ее приговор. Собрав волю в кулак, Нана пыталась повернуть безжалостное колесо истории, силясь спасти летящий в преисподнюю мир. Но огонь собственного костра уже лизал босые, изломанные испанскими сапогами ноги тулузской ведьмы. В муках страдания она все же успела увидеть начало инквизиции, сделавшей крест, который прежде с гордостью носили на своих плащах рыцари, символом стыда и позора – так как одежду с крестом было предписано носить избывающим наказание за ересь. Видела она вырытых из могил пап, которых облачали в их одеяния, сажали на скамьи подсудимых, зачитывали приговор в ереси, после чего отсекали пальцы, жгли или бросали в воду.

Последнее, что увидела Нана, была осада Монсегюра в 1243 году и сына ее любимого трубадура Пейре Видаля, явившегося в замок с посланием от графа Тулузы, который просил продержаться еще семь дней, после которых к осажденным придет, наконец, подкрепление! Видела она и то, как во время обороны опального замка посланец принял смерть. И из последних сил порадовалась тому, что Видаль не достиг поля костров, на котором были сожжены катары Монсегюра.

Нану уже почти захватил огонь собственного страдания и смерти, когда на вершине горы Бидорты, в ночь падения Монсегюра, был зажжен огонь – тайный знак о том, что сердце Монсегюра – святой Грааль спасен! Среди хранителей Грааля Нана увидела все еще крепкого старика Видаля и обрадовалась ему.

О завещании Луи де Орнольяка и сиянии святого Грааля

О том, что Луи де Орнольяк действительно погиб, Пейре узнал в том же 1199 году, гостя в замке Лавор у прекрасной Геральды. Он припомнил лицо воина, рассказавшего ему о Граале, который мессен Луи оставил на хранение своему приятелю Аймерику из замка Шалю. Возможно, это и была та самая драгоценность, на которую претендовал ржавый король. Хотя Пейре был не уверен – существует ли Грааль в действительности или охочий до историй де Орнольяк по пьяни рассказывал сказки, которые потом передавались Ричарду за правдивые сведения.

На обратном пути из Лавора он был окружен неизвестными ему рыцарями. После непродолжительного боя трубадур был повержен на землю и связан, равно как и его люди, которые почти что не принимали участия в бое и вели себя так, словно были опоены сонным зельем.

Пейре с мешком на голове был посажен в седло своего коня и доставлен в неизвестное ему место. Когда спустя несколько часов ему наконец помогли спешиться, Видаль почувствовал, что находится в большом зале, где шаги и голоса разносились звонкоголосым эхом.

– Ты трубадур Пейре Видаль? – спросили его.

– Да, черт возьми, это я! – выкрикнул Пейре, задыхаясь в душной мешковине.

– Что ты хочешь, рыцарь? – вновь спросил его металлический голос.

– Нет, что тебе нужно и кто ты такой? – заорал в ответ Пейре.

– Что ты хочешь, рыцарь? – повторил тот же голос.

– Хочу, чтобы с меня сняли мешок и веревки! – закричал ему в ответ раздосадованный Видаль. «Хочу дать тебе в морду, чтобы зубы посыпались!» – подумал он, но его слова сделались слышными.

Трубадур на секунду испугался произведенным эффектом, вокруг же него послышались довольные смешки.

– Света и действия! – прокомментировал голос, показавшийся Пейре смутно знакомым. – Истинный сын де Орнольяка,

Кто-то принялся развязывать веревки и стягивать с трубадура мешок.

Вспыхнул свет. Пейре протер лицо, он находился в пещере, в центре которой прямо перед ним возвышался здоровенный сталактит, служивший, должно быть, алтарем. Вокруг же Пейре стояли безбородые и длинноволосые фигуры, облаченные в длинные черные одежды и тиары катары.

– Господа катары, в жизни я не обижал ни одного из вас, и не понимаю, отчего бы вам пришло в голову мстить мне, – начал было Пейре и только тут увидел человека, голос которого показался ему знакомым. Это был молчаливый и странный оруженосец де Орнольяка Вильгельм. – Знал бы твой хозяин, мерзавец, что ты похищаешь честных рыцарей, прибил бы за милую душу! – Пейре попытался дотянуться до бывшего оруженосца, но его остановили;

– Я один из Совершенных, который сопровождал славного сэра де Орнольяка в его нелегкой миссии, – со скромной улыбкой сообщил тот. – Я не был слугой покойного мессена Луи, как ты мог бы догадаться.

– Докажи? – потребовал Пейре. Страх уже совершенно покинул его.

– Пожалуйста, Где ты когда-нибудь видал оруженосца, который приходит к своему господину, когда вздумается, а не находится с ним постоянно?

С этим было невозможно спорить, и Видаль потупился.

– Обратите внимание, ваше преосвященство, – обратился Вильгельм к епископу еретиков, спокойно наблюдающему из-за сталактитового алтаря за словесной перебранкой. – Сэр де Орнольяк считал, что Пейре либо носит в себе древний дух античности и красоты, либо является человеком далекого будущего. Он так и не разгадал эту загадку. Тем не менее, а я свидетель этому, хотел, чтобы его сын продолжил его миссию на этой земле.