Рыцарь Грааля, стр. 49

Но тут дух сна сжалился над несчастным трубадуром, сразив его ударом милосердия.

Ночь в пустыне выдалась холодной и темной, хоть глаз выколи. Маленькая ящерка, ступая своими крохотными лапочками, забралась на грудь Пейре, отчего тот проснулся, лежа какое-то время неподвижно и слушая ночь. Недалеко от шатра дозорные жгли костры, их темные силуэты вырисовывались на матерчатой стене шатра. Лениво Пейре следил за колышущимися тенями, пытаясь опознать стражников, как вдруг между ним и тенями возник черный силуэт де Орнольяка, Должно быть, он тоже только что проснулся и теперь поднялся по нужде.

– Мессен Луи, – тихо позвал его Пейре. Губы распухли и болели. Де Орнольяк поспешно подобрался к циновке, на которой лежал трубадур.

– …Мессен Луи – вы ведь соврали королю, что я ваш сын? – Задал Видаль мучавший его со вчерашнего вечера вопрос. В воздухе разливался соблазнительный запах жареного мяса. Должно быть, стражники в ожидании долгожданной смены трапезничали.

– Не сын, – де Орнольяк потрогал лоб Пейре.

– Но вы вызвали на бой самого Ричарда и рискуете теперь жизнью, – Пейре пошарил на полу рядом с собой и, найдя там вчерашний кувшин с вином, сделал глоток. – К тому же вы клялись спасением души! Значит теперь вам не видать рая?! – Пейре попытался подняться, но де Орнольяк предупредил его движение и уложил юношу обратно. – И все это ради… постороннего вам человека… простолюдина…

– На что нужна жизнь, если ею нельзя пожертвовать ради другого человека? И кому нужна душа, позволившая свершиться несправедливости? На месте Петра-ключника я бы не пустил такую душу в рай. А значит все происходит как надо, а как не надо не произойдет. Ничего страшного, покопчу пока небо или провалюсь в ваш христианский ад, где, по мнению святых отцов, мне самое место.

В темноте Пейре показалось, что де Орнольяк улыбнулся.

На следующий день в лагере крестоносцев распространился слух о том, что охрана Ричарда пыталась его убить, что непременно бы и произошло, не подоспей на помощь Пейре Видаль и Луи де Орнольяк, которые перебили мятежников и спасли своего сюзерена. Легенду усиленно поддерживал сам король Англии. Трупы невинно убиенной де Орнольяком охраны, к слову их оказалось одиннадцать, были выставлены на всеобщее обозрение. Так что нежданно и негаданно Видаль снова снискал лавры победителя и к тому же мог уже без опаски демонстрировать всему лагерю свою сильно побитую физиономию, на которую молодые воины и сквайры смотрели с затаенной завистью, точно это были золотые монеты или бриллианты.

Но популярность Пейре возросла еще больше, после того как король разрешил своим холостым подданным выбрать себе в жены плененных женщин, с тем непременным условием, чтобы те приняли христианство. За каждой из пленниц король положил недурственное приданое. Так что выгода от такого брака была налицо. Бедные и уже давно ничего не ожидающие на родине воины и рыцари получали не просто жен, а необыкновенных, редких во Франции и вообще в Европе восточных женщин, о которых могли теперь говорить как о милости короля, так и о военной добыче. Что значительно поднимало их в глазах соседей.

Женщины оказались женами эмира Нуреддина, а также рабынями, которых везли со всего света в его гарем. Иудейки, мавританки, турчанки, гречанки, индуски, не чаявшие уже остаться в живых, не успевшие очухаться и прийти в себя, принимали чужую религию, готовые учить языки и подчиняться новым мужьям.

Одна за другой дамы были крещены епископом Лионским. Едва понимая, что им дали другое имя, они оказывались перед ожидавшими их воинами. Женщины не знали языков, на которых разговаривали искатели их рук и сердец, но своим внутренним чутьем понимали, что происходит, и старались произвести наиболее благоприятное впечатление. Если воин кидал взгляд на понравившуюся ему даму, и она отвечала ему долгим взглядом, этого было довольно для того, чтобы в следующее мгновение их руки встретились. И тут же они глаза в глаза шли к аналою, чтобы соединить свои жизни.

Одетый в белую одежду и с венком на голове молодой рыцарь протрубил в свой рог и у шатра Пейре.

– Благородный сэр Видаль, король многих трубадурских турниров и спаситель нашего возлюбленного короля Ричарда, По просьбе короля и именем бога Гименея я привел тебе деву, которую ты спас от верной смерти и которая теперь ищет твоей защиты и покровительства.

Пославший меня король сказал, что это прекрасная юная гречанка, родная племянница императора Византии, женившись на которой ты станешь зятем императора и сможешь претендовать на трон после его смерти. Это подарок короля Ричарда, который желает тебе величия и обретения королевского достоинства. Кроме того, Ричард дает в приданое за девицей шкатулку с драгоценностями и обещает сразу же после возвращения от Саладина пожаловать тебе рыцарские шпоры.

Произнеся столь долгую речь, посланец с облегчением вздохнул и утер пот со лба,

– В общем – вот шкатулка, а невеста ждет у порога разрешения войти, – с этими словами гонец любви исчез, закрыв проход занавеской.

Видаль встал навстречу этой свалившейся ему на голову женщины, но де Орнольяк расценил его движение по-своему и порывисто подскочил к своему названному сыну.

– Только не вздумай отказываться. Дар короля – он тебя за это в порошок сотрет! И я не помогу. Ты спас девушку – она стала твоей женой. Что здесь такого? В конце концов отравишь ее или сошлешь в монастырь. Жена – это еще не самое страшное, что может приключиться в жизни!

– Я знаю Ричарда и я уверен, что это самая страшная… из пленниц. Он хочет одного – унизить меня!

Полог приоткрылся и рыцарь в венке поднял занавеску перед закутанной с ног до головы в черный шелк фигурой.

– Прими ее или поплатишься головой! де Орнольяк пнул Пейре локтем в бок и, сам поблагодарив посланца, деликатно вышел из шатра.

– Ее имя Аполлинария Константинопольская. Аполлинария – посвященная богу поэзии Аполлону. Король желает, чтобы венчание произошло в его ставке на Кипре, – с этими словами рыцарь поклонился Пейре и вышел.

Некоторое время Видаль молча смотрел на черную фигуру, не решаясь заговорить первым, потом он жестами предложил незнакомке пройти в шатер и расположиться на подушках.

– О, прекрасная дама, прошу вас не бояться меня, – Пейре приложил руку к своей груди, – потому что я рыцарь и не причиню вам никакого зла.

Пейре наклонился и взял кувшин с вином и кубок и, налив немного, подал незнакомке. В этот момент его взгляд скользнул по полированному серебряному блюду, в котором тускло отразилась его сильно побитая физиономия. Трубадур отвернулся от гречанки, стыдясь своих синяков и распухших губ. Подумалось, что в глазах Константинопольской владычицы он показался каким-то чудовищем. Неожиданно маленькая ручка коснулась плеча Видаля и он затрепетал от этого прикосновения, сраженный внезапной влюбленностью.

Аполлинария убрала руку и. обойдя трубадура, скинула с лица черную ткань, вновь поразив рыцаря явлением юной и прекрасной Агнесс – царицы ночи и сердца трубадура. Перед ним была та самая девочка, которую он видел в толпе пленниц и о которой почти забыл после побоев Ричарда, заступничества де Орнольяка и славы спасителя короля.

Их руки соединились, и Пейре, склонившись над хрупкой девочкой, поцеловал ее в губы.

О том, как зять императора Византии возвращался домой, и о его трех кораблях

Дипломатическая миссия Видаля в лагере Саладина продолжалась всего неделю, в течение которой трубадур не только пел султану свои самые красивые песни, не только славил благородство и утонченность леди Жанны, но и по-настоящему отдыхал и развлекался.

Слушая трубадуров султана и наблюдая танцы гибких точно змеи танцовщиц, Пейре представлял себе чудесное государство христиан и мусульман, где можно будет носить красивые восточные одежды и перенять мягкие обычаи. На пирах, устроенных султаном в честь послов, Видалю и сопровождающим его рыцарям не хватало, быть может, только вина и свинины. Но это было ничто по сравнению со всеми чудесами, вкусными кушаньями и, главное, возможностью узнать нечто новое о музыкальных инструментах, на которых играли местные музыканты. Сам Саладин подыгрывал себя на лире, разукрашенной драгоценными камнями.