Рыцарь Грааля, стр. 41

А на такие вопросы по понятной причине отвечать не хотелось так же, как никто не собирался отчитываться перед графом за полученные от Черного Рыцаря деньги.

Да и что говорить-то, где, скажите на милость, путевому воину раздобывать для детей малых хлеб насущный, если в стране мир? Вот и приходится идти в наемники, присягая чужим господам, или очищать землю от скверны типа разбойников и работорговцев, разумеется с пользой для себя.

Желая скрыть свое участие в походе, Пейре отправился в один из Монреальских замков, где пел и всячески развлекал уже не ожидавших до весны услышать трубадуров, хозяев. Отдохнув как следует и получив подарки, Пейре вернулся в Тулузу.

Двор графа Раймона был по-прежнему пышен и великолепен. С тоской трубадур взглянул в глаза благородной графине Констанции, и сердце его чуть не разорвалось от тоски и отчаяния. Жестокая госпожа смотрела на своего юного обожателя свысока, за время, которое Пейре провел в походе и Монреале, ее голубые глаза сделались холоднее льда.

– Чем я провинился перед вами о, несравненная? – спросил Пейре, опускаясь перед дамой своего сердца на одно колено, – что заслужил такой прием?

– Тем, что вы, негодник, покинули нас так надолго, – графиня казалась обиженной, и это подхлестнуло Видаля пойти в атаку.

– Неужели мои уши не обманывают меня, возможно ли поверить в то, что вы скучали без меня, мой ангел?

– Ах, Пейре, – Констанция зевнула, на мгновение показав трубадуру свое розовое нёбо и ряд жемчужных зубов. – Мне нравилось, когда вы бились на турнире с виконтом Каркассона, когда вы исполняли сирвенту Бертрана де Борна и крестоносцы стучали ногами и кружками. Я люблю решительных мужчин, которые знают, чего хотят, и добиваются намеченной цели.

Она картинно отвернулась от трубадура и скрылась в своих покоях.

«Быть решительным, знать, чего хочу, и добиваться цели! Да разве это не то, к чему всегда стремился я сам?!» – Пейре был в полном восторге. Впервые холодная Констанция показала ему весь огонь своей страсти и любви.

Голова шла кругом, хотелось скакать, бежать, рубить, любить… Да, именно любить! Констанция сказала, что он должен быть смелее и настойчивее.

Пейре вышел во двор и, забрав на конюшне своего жеребца, гнал его какое-то время, захлебываясь встречным ветром. Мысли путались, уставший он остановил коня и повалился в высокую траву. Сверху на него смотрел голубой глаз бога или дамы сердца.

Вдруг Пейре сделалось страшно – что если Констанция хотела, чтобы он сразу же продемонстрировал ей напор и натиск, доказав на деле, что он, черт возьми, мужчина?! Неужели она хотела, а он не понял этого? Видаль вскочил на ноги. Не было никакого сомнения – Констанция явственно описала, чего она хочет – не трубадура, молящегося на нее как на икону, а страстного мужчину, чьим ласкам она могла бы подчиниться, в чьих объятиях растаять. Пейре вспомнил сутулую фигуру Раймона Пятого, мягкий и добрый он не был и в половину таким, какого хотела прекрасная донна.

План созрел мгновенно. Пейре должен был вернуться в замок, остаться там на всю ночь, поджидая, когда спальня графини опустеет, для того чтобы взять ее хозяйку приступом.

Эту ночь Видаль не спал, с вечера он приказал замковой прислуге приготовить бочку для мытья, как и многие другие рыцари он любил мыться в чрезмерно горячей воде с благовонными маслами, после чего оделся и принялся ждать.

Пейре и раньше случалось ночевать в замке, поэтому он прекрасно знал расположение всех комнат, и устроился как раз недалеко от спальни графини. Конечно, куртуазнее было бы забраться к ней на балкон по веревочной лестнице, но сей предмет нужно было сначала закрепить наверху, и только после этого лезть. У Пейре не было союзника в покоях графини, и сама она, по всей видимости, не собиралась упрощать труд своего рыцаря, поэтому Видаль решил действовать наверняка. Притаившись за дверью своей комнаты, он слышал, как в коридоре ходит стражник, как служанки разносят тазики для умывания и флаконы с протираниями, слышал и как, вальяжно опираясь на палку, Раймон прошествовал в спальню жены.

Пейре умирал от ревности, представляя свою дорогую Констанцию в объятиях старого мужа. Наконец забрезжил рассвет, и Пейре понял, что заснул. Трубадур поднялся и, размяв затекшие члены, выглянул из своего укрытия. Первое, что увидел Видаль, была спина удаляющегося Раймона Тулузского. Секунду трубадур приходил в себя и затем сухо произнеся молитву Деве Марии, бесшумно скользнул в сторону дверей опочивальни госпожи и, распахнув двери, предстал перед розовой от сна красавицей. Констанция посапывала во сне, отчего сделалась похожей на пухленькую девочку.

Пейре закрыл дверь и, одним прыжком оказавшись па постели своей дамы, нырнул под одеяло, сомкнув для верности алые губки графини страстным поцелуем. Его руки при этом оказались на мягких теплых холмиках, отчего он ощутил небывалый прилив счастья и восторга.

– Я люблю вас! – прошептал он в ухо графини. И тут она заорала. Нет, Пейре и раньше приходилось уламывать не желающих его ласки красавиц, и те, случалось, повизгивали. Но это! В одну секунду Пейре спрыгнул с графини и подскочил к двери, где, столкнувшись с пришедшим на крики стражником, заехал ему коленом в пах и вылетел в коридор. Навстречу Видалю летели слуги, а вслед ему несся несносный ор.

Пейре сбил с ног нескольких слуг, ворвался в конюшню, вскочил на спину своего скакуна и дал деру.

На улицах еще было немного людей, поэтому Видаль никого не подавил и не искалечил. Влетев в свой дом, он кликнул Хьюго и потребовал немедленно собираться в дорогу. С собой было решено взять деньги, вещи, броню, запасное оружие, провиант на первое время, да белую лютню.

Часть денег Андре должен был передать Пьеру, дабы, если озлобленный выходкой трубадура граф решится конфисковать «Гнездо певчей пташки», отец сумел сохранить хотя бы часть сбережений.

Напуганный и незнающий толком что делать Видаль позволил управляющему надеть на себя плащ с капюшоном, скрывающим лицо и, поцеловав рыдающую Карел, вышел из дома, сопровождаемый оруженосцем.

Не прощаясь ни с кем из друзей и моля Деву Марию и святого Георгия, чтобы те позволили ему пройти незамеченным мимо городской стражи, Видаль покинул город.

О том, как Пейре ухаживал за неприступной Лобой и о волке-оборотне

Пейре и Хьюго мчались что было сил, нигде не задерживаясь и не открывая никому своих настоящих имен. Меняли лошадей, ели и закупали провизию с собой, чтобы снова пуститься в путь.

Они опасались останавливаться на ночлег в гостиницах, где их могли найти посланные вслед за Видалем всадники графа. Не заезжали в замки, в большинстве из которых их знали, и выдали бы в руки Раймона.

На много ночей пути постелью рыцаря и оруженосца сделалась земля, крышей небо, а стенами густые леса. Несколько раз Видаль просился на постой в монастыри, объясняя там свое путешествие желанием примкнуть к королю Ричарду и его крестоносцам в благом деле третьего крестового похода за освобождение гроба Господня из лап неверных.

В конце концов эта легенда настолько укоренилась в сознании трубадура, что он совсем было уже поверил в свое искреннее желание биться с сарацинами.

Об истинной причине путешествия не давали забыть память и сны. Желая избавиться от докучливых видений, Пейре написал песню об украденном поцелуе, благодаря которой, однако, не избыл свою страсть к Констанции, но обессмертил свою шалость в веках. Ведь песня была тотчас же подхвачена бродячими певцами. Слетев с уст Пейре лохматым веселым воробьем, секрет замахал крыльями и пропал где-то, затерявшись среди невысоких облаков.

Проезжая через Черные горы, Видаль решил посетить знаменитую на весь Лангедок Стефанию Лобу, красоте и неприступности которой трубадуры пели песни. А значит любому странствующему рыцарю или певцу хотелось познакомиться с дамой, на гербе которой красовалась волчья голова. Увенчав себя прихваченной из Тулузы трубадурской двойной короной, Пейре был принят в Кааб-Ape как желанный гость. Одного взгляда на хозяйку замка хватило, чтобы Пейре выкинул из головы Констанцию и влюбился в Лобу