Слямбу катамбу нок! или Прключения первобытного выдумщика, стр. 19

Через какое-то время три внука Горы вышли, шатаясь, из пещеры. Они остановились у входа и стали жадно глотать свежий воздух. Глаза их слезились, они кашляли и долго не могли отдышаться.

Они смотрели на синее небо над собой, на Солнце, на горы вокруг, на деревья и кусты у речки, на траву под ногами и цветы — и радовались всему этому, как дети радуются улыбке матери.

На камне неподалеку от входа в пещеру сидел Вождь.

— Вот уж не думал, что вы вернетесь, — сказал он, вставая и с любопытством оглядывая еле живых пришельцев. — На моей памяти только один избежал гостеприимства нашего божества. Шелестун объявил тогда, что Чихала не захотел с ним делиться ничем, он, мол, недотепа, недостоин глубоких знаний.

А шаман жив? Он всем говорит, что остальные знания, самые важные, ТАМ, а сам почему-то ТУДА не хочет, сколько я ему ни предлагал ТУДА слазить. Надо попробовать спихнуть Шелестуна в брюхо Чихалы…

— Но ведь он же не вернется, — еле нашел в себе силы произнести что-то Дум.

— Вернется! Он у нас такой такой проныра! А не вернется, значит, ТАМ ему и место!

Когда четверо подошли уже к "жилым" пещерам, Дум, отдышавшись, спросил:

— Скажи, о славный Чихан, как вознаграждает Чихала самых усердных чихастиков?

— Ежели тот, желая что-то получить от нашего божества, чихнет не менее ста раз, выкрикивая в промежутках просимое, тот ему непременно что-то отвалит. Жаль только, что не каждый после ста чохов остается в живых — самых усердных Чихала забирает к себе, награждая, должно быть, ТАМ, — вождь махнул рукой в сторону страшной пещеры.

— Еще один вопрос. Ты сказал, что обмениваетесь с соседями. Ты забрал у нас гуслю — что ты дашь взамен?

— Вот видишь, чихнув всего семь раз, ты уже немного поумнел. — Здоровяк одобрительно похлопал Дума по плечу. — Мы научим вас считать — согласны?

На этом разговор (и торговый договор) вождя чихастиков и внука Горы Дума закончился. Гостей покормили, а после еды стали учить считать.

В круг сели: старый ворчун-чихастик, который однажды дочихал до ста и остался жив, и трое учеников. Перед ними на земле стояло глиняное блюдо с зеленым порошком, гости нюхали его и чихали, повторяя за ворчуном:

— Апчхи! — раз, апчхи! — два, апчхи! — три… — Что делать, если 30 тысяч лет назад именно так учились считать!

Напролом оказался строптивым учеником. Он сказал, досчитав до семи:

— Мы считаем никому не нужные чохи. Уж лучше оленей или хотя бы зайцев.

Старик прикрикнул на него:

— Олени могут разбежаться, пока ты их считаешь, о зайцах я и не говорю. А чохи всегда при тебе. Набирай побольше порошка и считай!

Путешественники выучились считать за три дня. Дум — до 36-ти, Хоть-Куда — до 23-х, а Напролом — до 11-ти… Он сказал, что для обеспеченной жизни ему этого вполне достаточно. Кажется, он все-таки считал дичь, а не чохи.

Еще два дня Дум учил чихастиков играть на гусле — они, кстати, оказались способными учениками.

Вождь надеялся, что как следует начихавшись, гости поумнеют и раздумают идти к Краю Земли, но им учение, видать, не пошло впрок. Дум, когда те и другие уроки закончились, решил продолжить путь. Напролом поддержал его — воину смерть как надоели уроки.

Путешественники собрались в дорогу. Им вернули их копья, снабдили едой и питьем. И предложили по мешочку сухого зелья.

— Вот уж не думаю, — проворчал Напролом, — чтобы чихание когда-нибудь нам помогло.

— Мало ли с кем или с чем мы еще встретимся, — ответил на это Дум.

Порошок внуки Горы взяли — каждый по мешочку. Напоследок Дум посоветовал чихастикам:

— Гусля тем лучше, чем больше на ней струн. А всего лишь при одной палка может разогнуться и ударить музыканта в лоб.

Вот они и расстались — путешественники к Краю Земли и гостеприимные чихастики, впереди которых стоял толстоносый здоровяк Чихан-Чихан. Когда Дум, Хоть-Куда и Напролом стали удаляться, провожающие набили носы порошком и почихали им вслед, желая счастливого пути. А вождь на прощание так чихнул, так ахнул, что из речки выпрыгнуло с десяток рыб и с перепугу сел на землю старенький Чихо-Лихо.

Навстречу им шли три человека, шли опустив головы и шаркая по земле ногами.

— Привет! — крикнул им Дум.

Один из встречных, самый, кажется, унылый из трех, чуть поднял голову и ответил еле слышным голосом, буквально прошелестел:

— Привет… Откуда вас несет?

Дум привык уже ко всяким неожиданностям в пути и вопросу не удивился.

— Несет? — уточнил он на всякий случай.

— Да, откуда несет вас ветер? — еле шевеля языком, продолжал спрашивать встречный.

— Э-э…

— Вы ведь осенние листья, как и мы? — чуть помог ему разобраться в обстановке Унылый.

— Конечно, — ответил Дум и побыстрей соорудил на лице грустную гримасу. — Кем же еще мы можем быть!

Ему захотелось побольше узнать, чем дышат люди-листья.

— С какого вы дерева? — спросил он.

— Не все ли равно, — был такой же, еле слышный ответ. — Подуют ветры, и листья со всех деревьев будут сорваны вихрями и полетят кто дальше, кто ближе. Полетят, но все равно упадут. А дожди всех превратят в месиво. Впрочем, мы с клена. Ты так и не сказал, откуда вас принесло.

— Не все ли равно, — в тон встречному ответил Дум. — Впрочем, мы идем со стороны Захода солнца.

— Там, наверно, еще грустнее, чем здесь…

Они поговорили, но недолго: дунул ветерок, и встречные подчинились ему — поплелись дальше, всё так же опустив головы.

ТРИ ПЕРВОБЫТНЫХ СНА

И снова они в узком, темном и холодном ущелье. Высоко над их головами изломанная полоска неба, они совсем здесь одни, лишь иногда срываются с отвесных стен большие серые птицы, чьи крики множатся, рассыпаются эхом.

Тропинка узкая, трудная, речка обрызгивает их холодной водой, впереди — за каждым поворотом! — неизвестность. Здесь может выйти навстречу могучий зверь, а то и еще одно племя людей, которое неведомо как отнесется к чужакам. На них могут осыпаться камни и похоронить под собой. Да мало ли что может случиться в этом страшном ущелье!

Охотник и воин Напролом идет впереди, за ним шаг в шаг следует Хоть-Куда, только Дум то и дело останавливается, чтобы задрать голову к очередной вершине.

Они идут долго, небо над ними не меняет цвета, оно все так же сине; но вот в ущелье становится чуть теплее — это день приближается к середине.

Вдруг Солнце засияло в теснине — разноцветно засверкали брызги над камнями, радуга раскрасила противоположный берег, рыбы стали чаще выпрыгивать из воды, ловя мошкару, заплясавшую над волнами.

Солнце лишь заглянуло в ущелье и быстро ушло дальше, и путники снова стали ежиться от сырости, холода и брызг. Но берега речки начали неожиданно сужаться, вот она уже не речка, а ручей. Еще один поворот — и на них дохнуло теплом, открылся редкий лес, спускающийся к ручью с обеих сторон, а ручей совсем сузился и вскоре превратился в родничок в пологом склоне прямо перед ними. В родничке плавал кругами желтый лист.

Ущелье кончилось! Теснина выпустила их!

Напролом на радостях гикнул и метнул копье в ближайшее дерево.

Скоро путешественники вышли в высокотравную степь, вдалеке виднелась небольшая рощица, куда они и направились, раздвигая траву руками и копьями.

Уже вечерело, когда они ступили в тень рощицы. Дум и Хоть-Куда сели, привалившись спинами к стволам деревьев, а неутомимый Напролом пошел отыскивать подходящую ветку для лука, вместо оставленного чихастикам. Глядя на него, они вздохнули и двинулись собирать сухие сучья для Костра.

Когда Напролом вернулся, Костер уже горел. Охотник, готовя будущий лук, еле сгибал здоровенными ручищами упругую толстую ветку, чтобы повязать ее тетивой.

Товарищи вынули из сумок мясо, которым снабдили их чихастики, насадили куски на обостренные ножами сучья и стали поджаривать над притихшим к этому времени Костром. Они смотрели, как капают на красные угли капли жира и сока и глотали слюнки. Спокойный дым поднимался к кроне дерева и застревал там, среди листьев.