Избранница горца, стр. 5

Но ничего похожего на то, что, как ей показалось, она только что увидела.

«Ну что за ерунда? — пробормотала Джесси, пытаясь взять себя в руки. — Господи, у меня действительно один секс на уме».

Подглядывание за красавчиком и его девушкой, как оказалось, произвело на нее неизгладимое впечатление. Это, а также усталость и плохое освещение, решила Джесси, открывая машину и усаживаясь за руль, наверняка и стало причиной мимолетной, но ошеломляющей галлюцинации/фантазии.

Потому что была секунда, когда она была уверена, что видит полуобнаженного мужчину — совершенного бога секса — в кабинете профессора Кини, и этот мужчина смотрит на нее.

Игра света и тени, и ничего больше.

Высокий, мускулистый, прекрасный мужчина, просто излучающий силу. И голод. И секс. Тот секс, которого хорошим девочкам не положено.

Ох, милая, тебе действительно очень нужен парень!

И он смотрел на нее, словно она Красная Шапочка, а он — большой злой волк, который голоден уже очень, очень долгое время.

Это определенно игра света и тени.

Он смотрел на нее из зеркала.

В месте, которое не являлось местом и все же было достаточно реальным, чтобы служить тюрьмой, из которой невозможно выбраться, месте, предназначенном ужасать и превращать обычного человека в буйно помешанного, зашевелился пойманный в ловушку горец из девятого века.

Голодный животный звук завибрировал глубоко в его глотке.

Так он и думал: он учуял женщину.

2

Несколько дней спустя…

В следующий раз, когда Джесси открыла дверь профессорского кабинета — поздно вечером, в понедельник, — какая-то часть ее сознания отметила нечто странное, какую-то необычную мелочь, но Джесси не уловила, что именно, и не смогла сделать вывод: она словно была почетной гостьей на собственном, очень бурном празднике «саможаления».

Тот факт, что она повернула ключ, а потом еще раз повернула, то есть закрыла, а потом открыла дверь, ускользнул от ее внимания.

Джесси была слишком занята, бормоча себе под нос о том, какая удручающе огромная стопка работ первокурсников свалилась на нее в отсутствие профессора. О том, что она могла бы выкроить время на их проверку, если бы профессор не оставил ей вчера ночью сообщение со списком в милю длиной, где перечислял все периодические издания и прочие источники, которые ей нужно было собрать в десятке разных мест и привезти в больницу, чтобы он мог сделать выписки для книги, которую будет писать во время реабилитационного периода. Если бы не это, она могла бы уделить больше внимания тому, что ее окружало, и передумала бы входить в кабинет.

Может, даже снова закрыла бы его и отправилась звать охрану кампуса.

К сожалению, с энтузиазмом смакуя собственные страдания, Джесси ничего не заметила.

Она остановилась у приоткрытой двери, сдула с лица упавшие пряди и поправила на плече битком набитый рюкзак, чтобы учебники перестали колотить ее сзади по ребрам.

— Сто одиннадцать эссе? Может, кто-нибудь сразу пристрелит меня, чтобы я не мучалась?

Джесси, не веря своим глазам, пересчитала работы, когда Марк Трюдо, посмеиваясь, передал их ей. В ближайшие несколько дней сон выпадал из ее графика.

«Эй, я согласился вести группы Кини, Джесс, но ты же знаешь, какое у меня плотное расписание. Профессор сказал, что ты не будешь возражать».

Она прекрасно знала, почему Кини сказал, что она проверит работы. Потому что, без сомнения, Марк позвонил ему на выходных и предположил, что она согласится их проверить. Марк вел себя, как дерьмо, с прошлого года, с рождественской вечеринки на кафедре, на которой он попытался подбить клинья к Джесси. А она терпеть не могла мужчин, которые говорят, обращаясь к ее груди, так, словно над этой грудью нет ничего достойного внимания. К тому же Марк был худшим из таких собеседников. Она ведь не разговаривает, обращаясь к мужской ширинке!

Можно не сомневаться, профессор наверняка оставил ей еще одно сообщение, пока она была в аудитории, пятое за последние двадцать четыре часа (ну почему никто не отберет у него телефон и не обколет седативными препаратами?), и поблагодарил ее за то, что «…ты так помогаешь. Марк действительно сильно загружен, и я сказал ему, что ты с радостью ему поможешь».

Ага. Как будто у нее был выбор. И как будто Марк был загружен сильнее, чем она. Но мир в университете, как и во множестве других областей, принадлежал мужчинам, и стоило Джесси забыть об этом, как жизнь тут же непременно освежала ей память.

Толкнув дверь бедром, девушка прошла в кабинет, оставив ее открытой. Обогнув стол, Джесси направилась прямо к стене с книжными полками. Включать свет она не стала, отчасти потому, что сама расставляла вещи в кабинете и прекрасно знала, где найти две книги о галлах, которые нужны были профессору Кини, а отчасти потому, что ей не хотелось отвлекаться на зеркало и связанные с ним вопросы, которые все еще тлели в ее сознании.

Она смирилась с тем, что странный обман зрения, который случился с ней в пятницу, был просто результатом слабого освещения и усталости. Но теперь ей до смерти хотелось узнать, является ли зеркало подлинной реликвией. Как профессор его раздобыл? Можно ли выяснить его происхождение? Была ли произведена датировка? И, кстати, что это за символы?

У Джесси была цепкая память — свойство, очень полезное для ее сферы деятельности, — и некоторые символы она четко запомнила даже после беглого осмотра. И с тех пор неосознанно перебирала их в памяти, размышляя о том, почему они кажутся такими знакомыми и при этом… неправильными. Джесси пыталась припомнить, где она уже видела нечто подобное. Ее специальностью была археология Европы от палеолита до железного века. И хотя зеркало явно было новоделом, воображение Джесси щекотала мысль о том, что рама может датироваться примерно концом железного века.

Джесси достаточно хорошо себя знала, чтобы понимать: если она сегодня еще раз взглянет на древний артефакт, любопытство возьмет верх и она застрянет в кабинете, изучая профессорские книги и справочники и пытаясь определить происхождение и приблизительный «возраст» символов. Это мы уже проходили, сухо подумала она. Ночи пролетали совершенно незаметно, пока она рассматривала артефакт за артефактом, особенно в тех редких и замечательных случаях, когда университету на некоторое время доверяли изучение и верификацию некоторых частных коллекций. Джесси всегда приходилось расплачиваться за это на следующий же день. А учитывая то, какая гора бумаги ждала ее внимания, Джесси не могла позволить себе терять время. Войти и выйти, быстро и с необходимым результатом, таким был ее план, и она не собиралась от него отклоняться.

Джесси как раз протянула руку, чтобы снять с полки два толстых тома, когда услышала за спиной щелчок закрывшейся двери.

Девушка замерла.

Потом фыркнула и вытащила первую книгу. Сквозняк, только и всего.

— Ни за что. Я не сбегу снова из кампуса, потому что меня что-то напугало. Это чертово зеркало просто зеркало, — сухо сказала она, обращаясь к книжным полкам.

— Вообще-то нет, — пробормотал за ее спиной тихий голос с легким акцентом. — Это гораздо больше, чем просто зеркало. Кто еще знает, что оно здесь?

Джесси ахнула и обернулась так быстро, что книга выпала у нее из рук, с громким стуком ударилась о стену и отлетела на пол. Джесси вздрогнула. Профессор убьет ее, если она повредила переплет, он всегда с трепетом относился к своим книгам, особенно к тем, что в твердой обложке. В другом конце кабинета, слегка подсвеченный тусклым мерцанием компьютерного монитора, виднелся силуэт мужчины, прислонившегося спиной к двери и скрестившего на груди руки.

— Ч-то… кто… — запинаясь, выдавила Джесси. Свет залил комнату.

— Я напугал тебя, — мягко сказал незнакомец, убирая руку от выключателя на стене.