Атлантида, стр. 11

ГЛАВА IX. «Титания»

Через месяц после описанных выше событий на «Синдерелье» мы застаем Каудаля за работой в металлургической мастерской в Париже на авеню Виктор Гюго.

Он покинул яхту «Синдерелья» в Кадиксе, взяв слово с ее владельца не разглашать до поры до времени сделанных ими открытий. Со стороны Монте-Кристо, человека в высшей степени тщеславного, подобное обещание было очень большой уступкой, так как ему смертельно хотелось похвастаться своими учеными трудами, и только опасение рассердить и лишиться таким образом своего просвещенного помощника, как он называл Каудаля, заставляло его молчать.

Между тем Рене задался целью найти способ продолжать самостоятельно свои исследования, для чего прежде всего требовались материальные средства. Мысль, что кто-нибудь будет любоваться волшебной красотой его Ундины, была невыносима для Рене; вместе с тем изобретенный им водолазный снаряд не удовлетворял более его требованиям: ему необходимо было нечто более совершенное, чтобы войти в непосредственные сношения с подводными обитателями. Прежде всего он остановился на проекте подводного миноносца, но вскоре понял его непригодность для своих планов: миноносец слишком неповоротлив и не может погружаться на произвольную глубину. Следовательно, было необходимо построить такое судно, которое могло бы плавать и под водой, и на поверхности ее. Опыт, приобретенный Рене при постройке его первого снаряда, помог ему составить довольно быстро план такого судна, а связи, которые он имел в морском административном мире в память своего отца и деда, доставили ему средства к его выполнению.

Вот в чем состоял новый проект Рене: судно, сделанное из стали, должно было иметь в длину не более четырнадцати метров, а в ширину пять метров, чтобы на нем свободно могли поместиться шесть человек. Двигателем предполагался электрический мотор, с помощью которого можно было погружаться на различные глубины, запасшись предварительно необходимым для дыхания воздухом.

Для погружения судна были устроены ящики, наполненные водой, которые автоматически выпускали ее при поднятии на поверхность. Во всем остальном предполагалось устроить судно по образцу первого снаряда: для наблюдений сделать такие же стекла, наподобие окон кают, снабдить его резиновыми руками для захватывания интересных подводных экземпляров; для освещения же предназначался громадный электрический фонарь. Палуба его имела дугообразную форму и закрывалась совершенно герметически, при погружении в воду; на поверхности же она раскрывалась на две продольные половинки, и тогда можно было поднимать мачты и паруса.

Сзади к судну прикреплялся кубрик, предназначенный для рулевого, обязанности которого должен был исполнять Кермадек; Рене выхлопотал ему ввиду этого продолжительный отпуск.

Трудно было сделать в этом отношении лучший выбор, так как Кермадек был предан своему офицеру и душой, и телом и немедленно принялся за изучение своих новых обязанностей, как только узнал о своем назначении. Все свое время он проводил с этой целью или в Морском Музее, или за чтением различных руководств, касающихся управления миноносцами и вообще подводными судами.

Пребывание в Пеплие сильно развило в Кермадеке охоту к самообразованию, чем он главным образом был обязан влиянию Рене. Постепенно он отвык от своих прежних привычек посещать кабачки и тратить в них свои деньги и предался исключительно чтению, которое в непродолжительный срок заметно развило его природный ум.

Рене в свою очередь также искренно привязался к своему преданному слуге, вполне оценив его честность и удивительную доброту. Однако он благоразумно воздержался от рассказов о прекрасной Ундине, из опасения, чтобы они не повлияли дурно на бретонское воображение Кермадека, который, вероятно, верил еще в существование русалок и разных волшебниц.

Между тем работы по постройке нового судна шли очень успешно, и оно уже принимало вид очень изящной маленькой яхты, когда палуба была открыта; когда же ее закрывали, то она походила на грозный миноносец, хотя и не заключала в себе никаких приспособлений для этой цели. Рене назвал свое дорогое детище «Титания».

Слух об изобретении Каудаля быстро разнесся по всему Парижу, и целые толпы народа осаждали мастерскую на авеню Виктор Гюго, что несколько раздражало Рене, так как замедляло ход работ. Наконец они были совершенно окончены и «Титания» отправлена в Брест, где должны были производиться первые опыты погружения.

Мадам Каудаль вместе с Еленой и доктором Патрисом уже заранее приехали туда и ожидали прибытия Рене. Случайно «Геркулес» стоял также в то время в гавани, и командир его Арокур и все офицеры сочли своей обязанностью сделать визиты мадам Каудаль.

Само собой разумеется, что все разговоры сосредоточивались на Рене, и надо было видеть, как сияло лицо его матери, когда она выслушивала похвалы своему любимцу, хотя и старалась не проявлять своего восхищения. Однако мичману де Брюэру, большому хитрецу, удавалось, ко всеобщему удовольствию, заставить ее иногда восклицать: «Да, мой Рене действительно прелесть!», после чего почтенная дама страшно смущалась и старалась поправить свою ошибку, говоря: «Вы все слишком добры и снисходительны к нему, господа!»

Особенной ее симпатией пользовался командир Арокур, в присутствии которого она делалась особенно словоохотливой что, впрочем, ничуть ему не надоедало, так как он сам искренно любил Рене. Иногда, после слишком восторженных гимнов в честь своего сына, мадам Каудаль приходила в себя и с ужасом говорила Елене:

— Боже мой! Если бы Рене слышал все это! Он, пожалуй бы, сказал, что я делаю его смешным в глазах других?

— Чем же, тетя? — с хитрой усмешкой возражала Елена. — Разве тем, что вы рассказали о том, как прорезывались его коренные зубы, или как он, по какому-то странному стечению обстоятельств, всегда и всюду получал первые награды?

— Что ты, что ты! Ты сошла с ума! Я ничего подобного не рассказывала: я просто немного более, чем следовало, поговорила о нем. Он этого не любит, да и эти господа, пожалуй, нашли меня нескромной!

— Все эти господа были бы в восторге иметь такую мать, как вы! — возражала Елена. — Не правда ли, доктор?

— Конечно! Но я думаю, что они не менее были бы рады иметь также и такую кузину!

— Ну, без такой кузины они прекрасно обойдутся! — смеялась Елена.

— Во всяком случае, все они — товарищи Рене, а потому мы их искренно любим за это!

— Это правда! — подтверждала мадам Каудаль.

— Мне доставляет большое удовольствие беседа с ними!

— Особенно тогда, когда они рассказывают о славных подвигах моего кузена. Не правда ли, тетя?

— Бедное дитя мое! — вдруг со слезами проговорила мадам Каудаль. — Подумать страшно, каким ужасным опасностям он будет подвергать себя на этом несчастном подводном судне!

Елена и доктор употребляли всевозможные усилия, чтобы утешить и ободрить несчастную мать, что было довольно трудно, так как мысль о сыне не покидала ее ни на минуту, и ее опасения все возрастали.

Наконец наступил торжественный день первого испытания вновь изобретенного судна. С утра весь город был на ногах, а гавань переполнена множеством судов, в числе которых находилась и яхта «Синдерелья». Монте-Кристо принимал с удовольствием всех желавших его видеть репортеров, сообщал им тысячи подробностей о самом себе, своей яхте, говорил с удовольствием и о Рене, хваля его труды, но считая, по-видимому, самого себя главным героем торжества. Он не преминул сделать визит мадам Каудаль и Елене и пригласил их к себе на яхту, но те отклонили это приглашение, предпочитая быть в обществе Арокура и офицеров «Геркулеса», с которого за ними был прислан катер в день первой пробы «Титании».

Не только набережная, но даже крыши соседних домов были покрыты толпами народа, и когда наконец показались Каудаль и Кермадек, то отовсюду раздалось громкое приветствие, подхваченное всеми судами. Особенно оживление было заметно на «Геркулесе», где даже самый последний юнга принимал живейшее участие в судьбе изобретателя «Титании».