Изумрудный дождь, стр. 46

Она была слабой, как никогда, но сумела улыбнуться при виде матери. Мириам подсела к ней на кровать, и Николас тихо вышел из комнаты, чтобы оставить их наедине. В прихожей стоял Уильям, неуверенно поглядывая на лестницу.

— Как она себя чувствует? — угрюмо спросил он.

— Так, как должен чувствовать себя ребенок, когда отцу нет до него дела.

— Что вам от меня в конце концов нужно? — сорвался на крик УИЛЬЯМ.

— Об этом ты спроси у своей дочери, — ответил Николас, не испытывая никакой симпатии к этому человеку, и прошел к себе в кабинет.

Конец дня выдался тяжелым для всех. У Шарлотты несколько раз наступали приступы удушья, но доктору всякий раз удавалось восстанавливать дыхание. Наконец небо за окнами потемнело и на Нью-Йорк опустился вечер. Шарлотта, совершенно вымотанная и обессиленная, неподвижно лежала на кровати. После последнего, самого ужасного приступа она погрузилась в тяжелый полуобморочный сон. Доктор прошел к Николасу, чтобы сказать, что не уверен, проснется ли она снова. Врач ушел, а Николас еще долго сидел в темном кабинете. Наконец он с тяжелым сердцем поднялся наверх к Шарлотте. От той девочки, что несколько месяцев назад робко переступила порог его кабинета, осталась прозрачная тень. Лицо ее покрывала смертельная бледность, глубоко запавшие глаза казались двумя черными провалами. Мириам заснула прямо в кресле. Ее обычно идеально уложенные волосы растрепались, на лице застыло страдальческое выражение. Джим все так же жался в своем углу. Он пришел сегодня раньше обычного, и Николас едва не спросил про Элли, забыв, что она никогда больше не придет в этот дом. Сердито поджав губы, он промолчал. Но когда Мириам потребовала, чтобы Джим ушел, Николас смерил ее гневным взглядом и сказал как отрезал:

— Мириам, он любит твою дочь и, когда ты предпочла уехать, стал ее другом. Джим останется здесь. Мириам вздрогнула как от удара, но Николасу было наплевать. Сейчас его заботила только Шарлотта.

В комнате стояла тишина. Николас замешкался на пороге. Ему не хотелось никого будить и в то же время не было сил уйти. Он на цыпочках прошел к широкому окну и застыл, глядя на огни ночного Нью-Йорка. Господи, сделай так, чтобы Шарлотта очнулась и выздоровела. Если бы только суметь вырваться из дурного сна и вновь увидеть ее сияющие радостью глаза, услышать переливчатый, как колокольчик, смех.

Что-то заставило его обернуться к кровати. Бог услышал его молитвы — Шарлотта смотрела на него широко раскрытыми глазами. Как будто только что пробудилась от сладкого безмятежного сна. На мгновение Николас испытал чувство неимоверного облегчения — она выздоровеет! Но суровая действительность развеяла безумную надежду.

Шарлотта и Николас не сводили друг с друга, глаз. Девочка — чистое, невинное существо, едва начавшее жить и уже уходящее, и взрослый мужчина, многое повидавший, суровый и ожесточившийся. Но сейчас эти две такие непохожие души прильнули друг другу и непостижимым образом слились воедино.

Личико Шарлотты осветила такая светлая и ласковая улыбка, что Николас с пронзительной ясностью понял, какой красавицей она могла бы стать, будь ей отмерен иной срок жизни. А потом она заговорила, беззвучно, только губы шевельнулись. Слова ее ударили Николаса прямо в сердце:

— Я люблю тебя.

Николасу никак не удавалось проглотить комок в горле. В ушах звенело, как от громкого крика. В этом мире, может быть, только Шарлотта и любила его. Он вспомнил тот день, когда она в первый раз сказала ему об этом и с каким разочарованием посмотрела на него, когда он растерялся и не смог подыскать ответных слов. Сейчас она устремила на него такой же взгляд — с надеждой и заранее прощая, как бы зная о его схваченном холодом сердце.

«Я тоже очень люблю тебя, малыш, — безмолвно ответил он, — и всегда буду любить».

Личико Шарлотты озарила светлая и счастливая улыбка. Николаса пронзило странное чувство, в котором смешались радость, гордость и щемящая грусть. Шарлотта медленно закрыла глаза и умиротворенно вытянулась на постели. Свеча ее жизни погасла навсегда.

Глава 26

Элли проснулась и с колотящимся сердцем села на постели. Луна серебрила края затянувших небо облаков и заливала комнату призрачным светом, вызывая ощущение безысходного отчаяния.

Шарлотта умерла.

Она ни на миг не усомнилась в этом, потому что сердцем знала, что это правда. Отбросив одеяло, Элли встала и подошла к напольным часам. Полночь. Несмотря на столь поздний час, она торопливо оделась. При мысли о Шарлотте сердце охватывала саднящая боль. Наконец Элли окончательно проснулась, и в душу закралось сомнение, а не ошиблась ли она? Возможно, это лишь отголосок дурного сна. Элли спустилась на первый этаж, пытаясь сообразить, что же делать. Может быть, подогреть и выпить стакан молока? Успокоиться и не принимать близко к сердцу то, что скорее всего было ночным кошмаром? Когда она вошла в прихожую, там, на стуле, ссутулившись, сидел Джим и молча плакал. Элли вдруг стало нечем дышать. Значит , она все-таки не ошиблась. Боже мой!

— Джим… — прошептала она и обхватила руками широкие плечи юноши.

Он прижался к ней мокрым от слез лицом.

— Я хочу, чтобы она была, — всхлипывая, пролепетал он. — Я хочу, чтобы она была.

— Я знаю, дорогой, — утешающе проговорила Элли. — Всем очень хочется, чтобы наша ласточка осталась с нами. Но видишь. Бог рассудил иначе.

— Мне не нравится этот Бог! Мне он совсем не нравится!

Она молча укачивала своего огромного друга, пока тот всхлипывал и глотал слезы у нее на груди. Постепенно Джим затих и оцепенел в своем безутешном горе. У Элли разрывалось сердце от жалости. Шарлотта, бедная маленькая Шарлотта! А Николас, как он переживет это?

Она поняла, что ее разбудило среди ночи. Его боль. И еще она поняла, зачем оделась. Элли отрешенно поцеловала Джима в затылок, накинула на плечи теплую шаль и, не раздумывая, выскользнула в ночь. Сейчас у нее был один путь.

Экипаж, стремительно прогрохотав по пустынному Нью-Йорку, остановился перед знакомым домом на Пятой авеню. В окнах ни огонька, все будто вымерло. Надо было уходить, но вместо этого Элли шагнула на выложенную каменной плиткой дорожку, проложенную по уже тронутому осенью саду. Она медленно и как-то неохотно обошла дом вокруг и поднялась по гранитным ступеням на террасу. Сюда выходили окна его спальни.

Она знала, что Николасу негде было укрыться, только здесь. Несмотря на все случившееся, ее любовь к нему не изменилась, его страдания терзали ей душу. Сквозь слегка раздвинутые шторы можно было разглядеть горящую на столике высокую свечу. В камине трепетал неяркий огонь. Элли расправила плечи и дрожащей рукой повернула медную дверную ручку.

Николас стоял к ней спиной и, опершись рукой о каминную полку, смотрел на пламя. По его поникшим плечам Элли все поняла и, охваченная желанием разделить его горе, забыла обо всем.

— Ники?

Николас вздрогнул, напрягся, но так и не обернулся на ее голос.

— Пожалуйста, Ники…

— Элли, уходи.

Слова обожгли так, как будто в нее плеснули кипятком. Она знала, что должна уйти, но рядом с этим человеком все эти «должна» и «нужно» куда-то исчезали.

— Знаешь, я не могу, — тихо проговорила она, подошла к нему и встала рядом. Николас явно с трудом сдерживал готовый вырваться наружу гнев. — Ники, поговори со мной, пожалуйста.

— Элиот, уходи отсюда, — зло процедил он.

— Я тоже любила ее.

У Николаса дернулась щека. Стиснув кулаки, он медленно повернулся к ней.

— Я любила ее так же сильно, как и ты.

— Я мало любил ее! — неожиданно стукнул кулаком по каминной полке Николас.

Элли ожидала чего угодно, но только не этого.

— Как ты можешь такое говорить? Ты очень сильно любил Шарлотту!

— Но я так мало для нее сделал! — обрезал он. — Постыдно мало!

— Ты сделал все, что мог!

— Но я ее не спас.

В наступившем молчании стало слышно, как громко потрескивали поленья в камине.