Дьявол в Лиге избранных, стр. 28

Поведение – тонкий вопрос. Вот от чего я хотела ее предостеречь, но из вежливости воздержалась:

а) нельзя на Рождество украшать дом гирляндами;

б) нельзя расставлять во дворе пластиковых гномов или фламинго;

в) нельзя употреблять имена вроде Сью и Джо наряду с приличными именами типа Бетти и Карла;

г) нельзя оставлять подмышки небритыми на французский манер – пусть так делают француженки. (Если вы используете восковую эпиляцию – пожалуйста, только не упоминайте об этом. Как женщина может считаться леди, если она, подняв руку, выглядит, как мужчина?)

Не желая обсуждать с ней эти вещи, я начала с того, что моя мать и очаровательная дама на курсах «Мисс Маленькая Дебютантка» прочно вбили мне в голову, – с так называемых «четырех Никогда»:

а) никогда не доминируй в разговоре;

б) никогда не говори так, чтобы тебя можно было услышать на расстоянии более трех футов;

в) никогда не делай ничего такого, что было бы заметно с расстояния более трех футов;

г) никогда не хвастайся своими достижениями.

– На самом деле, – продолжила я, – если ты сделаешь что-либо достойное внимания, это будет замечено. Как говорится, не хвали свое болото.

– Говард говорит совсем другое.

– Правда? – Я изобразила удивление.

– Он говорит: если ты хочешь чего-то от жизни, тебе нужно за это драться. Никто для тебя ничего не сделает. И все должны знать, как ты крут. – В глазах Никки светилось искреннее обожание. – Он всегда говорит: хвали себя, и тогда люди предпочтут не связываться с тобой лишний раз и будут уступать.

Понятное дело. В его плебейском кругу принято жить по законам джунглей.

– Я не сомневаюсь, что Говард знает, что говорит, – солгала я. – Это подходит для его мира. Но если тебе нужны рекомендации для вступления в Лигу, лучше послушай меня.

Она была в нерешительности, потом вздохнула:

– Ладно, хорошо. Я же говорю, Гови велел исполнять все, что ты скажешь.

Я едва удержалась от «Боже праведный, благослови Гови».

– Еще один совет на заметку: никогда не показывай свои чувства.

– Что ты имеешь в виду?

– Например, нельзя плакать в присутствии посторонних.

Она фыркнула. Я подумала о том, чтобы составить список Вещей, Подлежащих Исправлению. Вместо этого я вздохнула и хотела сделать ей замечание, но она опередила меня:

– Не фыркать. – Я была удивлена. Возможно, даже улыбнулась.

– Вот именно.

– Ладно, что еще?

Постепенно я добралась до «трех Не»:

а) не смотрись в зеркало на публике;

б) не касайся никаких частей своего тела на людях (и вообще никогда, согласно убеждениям моей матери);

в) ничего не ешь, если не сидишь за столом.

– А жевательная резинка – это еда?

– Неважно. Леди никогда не жует жвачку.

– Вообще никогда? – выдохнула она.

– Вообще.

– О, ма... – Она сконфуженно улыбнулась. – Ладно, давай посмотрим, правильно ли я все поняла. Есть четыре Никогда и три Не. Немного похоже на «Мотаун учит этикет».

На этот раз я моргнула.

Она вскочила и громко исполнила припев из «Я слышал это в виноградных лозах», пританцовывая и прищелкивая пальцами. Представив себе ее на следующем благотворительном балу, я готова была признать свое поражение.

– Прости, – произнесла Никки сквозь смех. – Я буду хорошо себя вести. Но прежде чем мы вернемся к делам, мне нужно в туалет. Сладкий чай очень, знаешь ли...

Я застонала.

– Что теперь не так?

Вообще говоря, все.

– Когда ты выходишь из-за стола, неважно по какой причине, просто скажи «прошу прощения». Не нужно объяснять, куда ты идешь.

Она снова рассмеялась:

– Да, думаю, окружающим необязательно знать, что я иду пи-пи.

Она удалилась, и я вздохнула с облегчением.

Мне не хочется в этом признаваться, но как только она вернулась, я галопом пронеслась через все остальное. Я пробубнила то, что касалось манер и осанки, и наконец добралась до «входить в комнату надо с самообладанием и сдержанным достоинством» и «при ходьбе осанка должна быть такой, будто несешь на голове книгу: спина прямая, живот втянут, ягодицы подобраны, плечи назад, голова высоко поднята».

Дело в том, что Никки Граут не удавалось ничего делать со сдержанным достоинством, и у нее была ужасная походка. Во всяком случае, для леди. Для девушки по вызову, быть может, и ничего. Но не для члена Лиги избранных Уиллоу-Крика.

Мы бегло прошлись по тому, как:

а) садиться и выходить из автомобиля (сначала сесть, колени вместе, затем перенести ноги внутрь; сначала высунуть ноги из автомобиля, колени вместе, потом встать);

б) жестикулировать (не делать резких движений);

в) спускаться по лестнице (рука мягко скользит по перилам, голова высоко поднята).

Упражняясь в последнем, Никки чуть не полетела кувырком. К счастью, все обошлось.

– Потренируйся дома, – предложила я. – А завтра, я думаю, можно будет сходить в «Сакс» на Пятой авеню в Сан-Антонио и купить тебе кое-какую новую одежду. Мы выберем тебе превосходное платье для предстоящего приема.

Она уставилась на меня:

– Но у меня уже есть кое-что для этого случая. Это просто сказка, все золотое и сверкающее... – Она осеклась, скривилась, а затем кивнула: – Хорошо, пойдем. Да, у меня же есть сюрприз!

Она залезла в свою зеленую сумку и достала книгу. Voila!

– Что это?

– Наш выпускной альбом! – Она подошла ко мне и раскрыла его. – Смотри! Вот тут ты расписалась!

Даже спустя столько лет я узнала свой почерк. Ровные, округлые буквы с завитушками. Моя подпись с тех пор не изменилась, разве что стала немного скромнее.

Я промолчала, и Никки начала цитировать надпись наизусть.

– Никки, не надо.

Но ее невозможно было остановить.

– Моей доброй подруге Никки. Фреди.

Даже тогда я не была склонна к восторженным преувеличениям.

Она мечтательно улыбнулась:

– Ой, а помнишь тот день в седьмом классе, когда мы...

– Посмотри на часы. – Я захлопнула альбом и вернула его. – Мы посмотрим завтра, после похода по магазинам.

Мне не пришлось повторять дважды. Может, она и была разочарована, что ей не дали предаться воспоминаниям, но явно была рада, что ее отпустили с «занятий». Правда, в итоге она прокричала «до свиданья!» Кике и со смехом вывалилась за дверь, помахав рукой на прощанье, как будто большую часть дня я не учила ее вести себя по-другому.

Услышав шум отъезжающей машины, я напомнила себе о будущей статье в «Уиллоу-Крик таймс».

Чувствуя себя опустошенной, я пошла было наверх, чтобы полежать в горячей ванне, но неожиданно для себя направилась в кабинет. Казалось, что мое тело не подчиняется рассудку. Я подошла к полке и сняла с нее выпускной альбом. Вот я, Самая Красивая. Я переворачивала страницы, пока не нашла фотографию Пилар, затем Никки, которая улыбалась так широко, что, казалось, состояла из одних зубов, смеха и кудряшек. Пилар ничего не написала мне на память, а Никки неразборчиво нацарапала: «Ты всегда будешь в моем сердце». Уже тогда она была склонна к мелодраме.

Это путешествие в прошлое было мне абсолютно ни к чему. Я сунула альбом на место, говоря себе, что Никки Граут и все ее мещанские штучки меня не проймут.

Глава четырнадцатая

Чтобы быть великолепной, надо прилагать усилия. Быть Великолепной Фреди Уайер – своего рода искусство. Вот почему на следующее утро я чувствовала себя немного виноватой, после того как разом вывалила на Никки все сведения. Ерунда, женщина в состоянии воспринять очень многое.

По пути во дворец Граутов перед нашим грандиозным походом по магазинам я пообещала себе проявить ангельское терпение. Единственной сегодняшней задачей было убедить моего маленького гадкого утенка избегать ультрамодной, цветастой и отделанной побрякушками одежды.

Интересно, мне это удастся?

Горничная провела меня сквозь лабиринт изысканности и безвкусицы на веранду. Войдя, я резко остановилась. Горничная же, казалось, была абсолютно спокойна, хоть мы и увидели просто дикую картину – Никки и Говард занимались чем-то ужасно НС-ным.