Двойник Жанны де Арк, стр. 42

Тиффорг привел Брунисенту в восторг, все нравилось ей в этом чудесном, сказочном замке, по сравнению с которыми Лероз и Лявро казались детскими игрушечными крепостями. Одетая в элегантные дорогие одежды, рядом с Жилем Анна выглядела королевой. Но Брунисента не завидовала подруге, она была рада и счастлива за нее, по-детски воспринимая эту вдруг ставшую реальностью сказку как нечто чудесное и прекрасное, что-то такое, ради чего ей – Брунисенте ле Феррон урожденной ля Жюмельер, нужно было жить все эти годы. При этом Брунисента даже не пыталась представить себя хозяйкой волшебного Тиффорга.

Ей было достаточно и того, что в чудесном замке жила ее лучшая подруга, самый добрый и справедливый человек на всем белом свете. Брунисента радовалась за Анну и за себя. За себя, потому что рядом с ней был Жак и Господь благословил их брак долгожданным плодом. За Анну, потому что она нашла своего рыцаря, человека, которого любила и вместе с которым теперь жила в прекрасной сказке.

По причине опасения за протекание беременности Брунисенту, как бы она не рвалась помогать Анне и поскорее испробовать на себе волшебное вино магистра белой магии сьера Франческо Бреладди, которого она сразу же стала называть добрым господином Франческо, к сеансам допускали лишь в качестве зрительницы.

Зато Анна теперь уже по два раза в день входила в божественный транс, сообщая подробности процесса, которые затем горячо обсуждались во время дискуссий.

Больше всего юриста и богословов пугало то, что на процессе все чаще и чаще задавались вопросы относительно внешности посланными к ней для наставлений святыми и разговоров, происходящих у Жанны с ними. Господин Гуго де Карро опасался, что премудрые богословы, участники процесса, постараются очернить эти голоса, доказав в результате, что Дева была вдохновлена духами ада, а не посланцами рая.

На вопрос, возможно ли совершить подобный подлог и выставить являвшихся Жанне святых дьяволами, богослов только захихикал, сообщив, что превращение святых в дьяволов и обратно есть процесс, напрямую зависящий от того, за что будет заплачено больше. Иными словами, если бы ему заплатили англичане, а не благородный Жиль де Рэ, он бы сумел доказать, что Жанна – ведьма. После таких слов Жак попытался вытащить из-за пояса нож и вспороть нечестивцу живот, но старый Гийом остановил сына, лихо проведя прием, обезоруживший его.

– Я могу понять убить крючкотвора, который больше не нужен, – тяжело дыша, пенял он своему наследнику, – но прикончить человека, без которого вся наша миссия может полететь в тартарары?! Убить человека, которого некем заменить… Что это, сударь мой, если не настоящая глупость и предательство?! Так может вести себя безграмотный крестьянин, не знакомый с военным делом, но не оруженосец маршала Франции, рыцарь и, черт возьми, мой сын!

– Самое скверное, – прервал всех писклявый голос адвоката Гастона де Бруаси из Нанси, – самое скверное, сьеры рыцари, почтенное собрание, что этого суда вообще не должно было произойти. Потому что не должно было никогда, – он выждал паузу и, когда в зале воцарилась мертвая тишина, продолжил: – Как, скорее всего, известно всем присутствующим здесь, подобный процесс уже имел место над Жанной в Пуатье, где суд вынес решение в ее пользу. И позвольте подчеркнуть, что трибунал этот был во всех отношениях более компетентен. И в нем председательствовал сам архиепископ Реймский. Ему Кошон обязан во всем подчиняться, как власти, поставленной над ним. А не оспаривать его решения, словно зазнавшийся школяр, – господин де Бруаси погладил свой кругленький животик и, заложив пальцы за широкий пояс с золотыми и серебряными вышивками, продолжил: – Для того чтобы сказанное мною стало очевидным для всех присутствующих, приведу такой пример. Десятник подчиняется сотнику, сотник капитану и так далее. Извините, если пропустил пару званий – не важно, – он отмахнулся от пожелавшего поправить его ля Гира. – Не суть. Важно понять, что приказ, данный сотником своим подчиненным, может быть отменен капитаном или тем, кто стоит над сотником, а никак не десятником из его подчинения. Если вас осудил городской суд, можно подать апелляцию своему сеньору, с тем чтобы он разобрался в вашем деле. Можно написать королю, умоляя его разобраться в происходящем и вынести единственно правильное решение. Но если суд сеньора уже постановил, что обвиняемый ни в чем не виновен, городской суд не имеет никакого права вновь пересматривать процесс. Точно так же Пьер Кошон, епископ Боверский, со своим судом низшей инстанции не вправе пересматривать решение суда высшей инстанции, суда архиепископа Реймского. То есть если кто и может пересматривать это дело, так это Папа Римский как представитель высшей власти и, соответственно, высшей инстанции, которому подчиняется архиепископ.

– Что нужно для того, чтобы дело Жанны было передано в Рим? – спросил окончательно обескураженный доводами адвоката Жиль.

– Осужденная должна сама попросить об апелляции. Кроме того, эта просьба может исходить от самого Кошона, хотя зачем ему это нужно? Но судопроизводство имеет ряд своих правил, нарушать которые никто не правомочен. Так вот, с точки зрения права, этот, с позволения сказать, процесс вообще ни на что не похож, – мэтр де Бруаси вынул из кармана кружевной платок и отер им вспотевший лоб. – Начать уже с того, что ваш разлюбезный Кошон вообще не имеет права председательствовать в этом суде, так как Руан не является частью его епархии. Он мог бы судить Жанну, если бы ее задержали по месту ее постоянного жительства в Домреми, но мы знаем, что это далеко не так. Кроме того, и это обычно считается самой главной причиной отвода любого из судейских, каждый солдат вашей армии может сказать, что Кошон является заклятым врагом Жанны, а о какой справедливости можно говорить, если волк начнет судить овцу?!

– Итак, нашу Деву судят за преступления, которые она не совершала, судом, который не имеет права ее судить, – подвел черту ля Гир.

О том, как Анна оказалась в суде без помощи мага

– Подсудимая Жанна! – прозвучавший неожиданно, когда участники совета преспокойно обедали в столовой за роскошно накрытым столом, голос ошеломил Анну, заставив ее отбросить ложку, проливая на себя суп. Уставившись безумными глазами в пространство, Анна чувствовала, как что-то тянет ее из зала, от Жиля и Брунисенты. Она закричала, не в силах сопротивляться нарастающей скорости. Ее трясло и мотало, выворачивало наизнанку. Ее снова уносило прочь из Тиффорга, мимо полей и лесов, через Анжу, вперед, на север, в далекий и зовущий ее Руан.

Анна видела зал суда, в котором на этот раз не было зрителей, только судьи и обвиняемая да нависающая над ней стража. Страшнее всего было то, что на этот раз Анна переместилась в Руан без магического вина, без доброго магистра, без каких бы то ни было подготовок, обычно предшествующих трансу.

– Подсудимая Жанна, – кто-то настойчиво стучался в ее мозг и ее сердце. Анна собралась с силами и разглядела подругу, дающую показания стоя.

В этот момент в замке Тиффорг сотрапезники повставали с мест. Жиль схватил Анну в охапку и, сбросив со стола кушанья и приборы, уложил на него ее тело. Кто-то схватил в руки веер и начал обмахивать задыхающуюся женщину, кто-то полез открывать тяжелые ставни, кто-то совал к ее носу соль.

Неожиданно Анна открыла глаза и забормотала каким-то чужим, металлическим голосом, словно не говорила, а чеканила монеты.

– Подсудимая Жанна, суд хочет знать, как могли говорить с тобой святые, если они не имеют органов речи?

Тут же ее лицо преобразилось, и Анна ответила звонким голосом Жанны, столь хорошо знакомым всем, кто когда-нибудь знал ее, сражался бок о бок, кто любил ее.

– Оставляю сей вопрос на рассмотрение Господа. От себя могу добавить, что их голоса были красивы, мягки и звучали по-французски.

– Неужели и явившаяся тебе святая Маргарита не говорила по-английски? – голос Анны снова приобрел металлическое звучание, но теперь в нем ощущался оттенок скрипящего железа.