Непобедимый эллин, стр. 48

– Ну, как знаешь, – пожал чешуйчатыми плечами владыка морей, после чего, вернувшись на борт своего железного кита, скрылся в маленьком круглом отверстии.

Вода вокруг гиганта тут же с шумом забурлила, и морской монстр плавно ушел под воду.

– Такие дела! – прошептал Геракл, почесывая героический затылок.

Расторопный Софоклюс привел спасенную девушку в чувство.

– О мой герой! – пролепетала Гесиона, бросаясь на широкую грудь сына Зевса.

– Это начинает мне нравиться, – проговорил польщенный Геракл, легонько похлопывая девушку по аппетитной попке.

– Ты как хочешь, – гневно бросил Софоклюс, – но записывать твой продолжительный треп с Посейдоном как триумфальный десятый подвиг я решительно отказываюсь!

– А тебя об этом никто и не просит, – презрительно скривился могучий герой.

Еще немного поругавшись, греки решили отвести Гесиону во дворец царя Трои, а то по пути с молоденькой девушкой всякое может случиться. Места у Трои неблагополучные, то и дело по берегу насильники рыскают.

Царь Лаомедонт встретил эллинов с большим неудовольствием.

– Вы зачем ее освободили? – гневно закричал он, подпрыгивая на троне. – Кто вам дал такое право? Разве вам предназначалась эта жертва? Кто вы, в конце концов, такие? Стража-а-а-а…

– Я Геракл! – недружелюбно буркнул сын Зевса, и царь мгновенно заткнулся.

Подоспевшая было стража, сбившись в плотную кучку, попятилась прочь из тронного зала.

Лицо Лаомедонта расплылось в подобострастной улыбке.

– О могучий сын Зевса, – сладко проговорил царь Трои, – как же отблагодарить мне тебя за спасение единственной любимой дочери?

– Ну… – Геракл задумался, прикидывая в уме. – От двух быстроногих коней я бы не отказался.

– А от одного? – хитро прищурился пройдоха царь.

– От трех! – азартно выпалил герой.

– Полтора! – с готовностью предложил Лаомедонт.

– М… м… м… давай сойдемся на четырех кобылах! – примирительно кивнул сын Зевса. – Или лучше на пяти.

– Одна лошадь, и это моя последняя цена, – бескомпромиссно отрезал царь.

Ужасно любивший честно поторговаться Геракл медленно обнажил свой меч.

– Хорошо-хорошо, – быстро пошел на попятную царь. – Я дам вам в награду за спасение моей единственной дочери прекрасного белого коня и не менее чудесного циркового пони.

– Согласен! – улыбнулся Геракл, задвигая в ножны божественный клинок и ехидно поглядывая на дергающегося Софоклюса, ибо и морскому ежу было ясно, кто поскачет в Тиринф на этом «чудесном цирковом пони»…

Не успел сын Зевса выйти из тронного зала царя Лаомедонта, как в коридоре его схватила за руку заплаканная Гесиона.

– Чего же ты плачешь, красавица? – участливо спросил сын Зевса. —Лично я не вижу никаких причин для слез. Только что я спас тебя от ужасного морского монстра, затем привел во дворец и передал из рук в руки отцу.

– В том-то и дело, – всхлипывала Гесиона. – Старый маразматик опять что-нибудь со мною сделает. Продаст в рабство или снова принесет в жертву.

– С чего бы это? – ужаснулся Софоклюс.

– Лаомедонт давно хочет жениться на моей тринадцатилетней подружке, а я для него только помеха.

– Вот же старый безобразник! – искренне посочувствовал девушке историк. – Геракл, что же делать?

– Пойдем с нами! – Сын Зевса ободряюще потрепал Гесиону за розовую румяную щечку. – И ничего не бойся!

– Эй, вы куда? – возмутился начальник дворцовой охраны, когда гости проходили через главные ворота. – Царь запретил своей дочери покидать покои!

Ответом ему был тяжелый кулак Геракла.

Прочие троянские солдаты, присутствовавшие в тот момент на царском дворе, поспешно отвели глаза, смотря куда угодно, но только не на мрачно насупившегося сына Зевса. Затем один из троянцев осторожно склонился над распростертым телом начальника, попробовал у того пульс и, повернувшись к остальным воякам, знающе прокомментировал:

– Солнечный удар! К вечеру будет как огурчик…

А Геракл с Софоклюсом и несчастной девушкой уже шагали далеко за стенами неприступной Трои.

Могучий герой обернулся и скептически посмотрел на грозный город.

В принципе разрушить его сын Зевса мог бы за какие-то двадцать четыре часа. Но делать это в тот момент Гераклу было попросту лень. Вот если бы наместе Трои оказался Карфаген… тогда да. Лежать бы ему к утру в дымящихся руинах.

Уцелела в тот раз великая Троя, ибо было ей предначертано погибнуть много позже из-за «прекрасной» Елены и еще доброй тысячи неблагоприятно сложившихся обстоятельств, в том числе и на самом Олимпе.

Оседлав поджидавших на морском берегу дарственных лошадок, эллины в задумчивости поглядели на несколько растерянную Гесиону. Геракл достал сотиус-мобилис и, ничтоже сумняшеся, позвонил самому Зевсу.

– Да, сынок, – страшно обрадовался Громовержец. – С высоты Олимпа я вижу тебя просто отлично. Что случилось?

– Да тут такое дело… отец. – Могучий герой слегка замялся. – Тут нужно одну хорошую девушку пристроить. У вас там на Олимпе вакантные места есть?

– А она хорошенькая? – живо поинтересовался Зевс.

– А ты сверху будто не видишь!

– Да-да, весьма неплоха… вот только… слишком юна. Впрочем, думаю, я смогу ее пристроить в свиту к нашей Афродите.

– Спасибо, папуля! – улыбнулся Геракл и, повернувшись к перепуганной Гесионе, ласково добавил: – Не бойся, крошка, всё у тебя будет чики-пуки…

И через несколько секунд девушка исчезла, чтобы тут же объявиться на светлом Олимпе.

Что ж, пожалуй, это был единственный совершенно бескорыстный (кони не в счет), честный и справедливый подвиг великого Геракла, несмотря на то, что богами он так и не был засчитан.

Глава семнадцатая

ПОДВИГ ДЕСЯТЫЙ: ДОЧЕРИ ЦАРЯ ГЕРИОНА

– Софоклюс, какой у тебя чудесный пони! – улыбнулся сидевший в золотой колеснице Копрей.

– Да иди ты, – огрызнулся историк, которого уже порядком достали всяческие издевательства.

Не посмеяться над хронистом в тот день поленился один лишь оборванный нищий, да и то по причине абсолютной слепоты.

Каждый встречный на дороге в Тиринф обязательно тыкал в Софоклюса пальцем и весело, от души реготал.

Дареный пони и впрямь оказался чудесным, без правой задней ноги, замененной искусным деревянным протезом, который, когда «лошадка» стояла на месте, был почти незаметен.

– А ты всё сторожишь мою колесницу, – похвалил Копрея Геракл, спрыгивая с прекрасного белоснежного жеребца. – Ну и как, кто-то пытался на нее посягнуть?

– Еще как пытался! – закивал посланец Эврисфея, наглядно демонстрируя герою порванную в нескольких местах накидку. – Сегодня я сгонял на ней утром к Эврисфею, затем вернулся на перекресток, и тут мне приспичило в кустики. Пока я вынужденно отсутствовал, два странствующих иудея попытались отодрать от бортов колесницы пару кусков золота, якобы для некоей больной Юзуфи. Но я живо надавал им по пейсам, хотя один из них всё же как-то немыслимым образом изловчился и откусил кусок, там внизу, у правого колеса.

Нахмурившись, Геракл присел у правого борта боевой повозки.

Копрей не врал, кто-то действительно оттяпал кусочек золотой обшивки, оставив в сравнительно мягком металле рваные следы от своих алчных зубов.

– А как этих странствующих негодяев звали, ты, часом, не помнишь? – на всякий случай спросил сын Зевса.

– По-моему, один из них назвался Агасфером, – неуверенно ответил Копрей, – хотя точно утверждать я не берусь.

Могучий герой с чувством ударил кулаком по борту колесницы:

– Вот так всегда, даже на сутки нельзя оставить боевой экипаж без присмотра! Обязательно отыщется какой-нибудь юркий прохиндей, обуреваемый приступом внезапного вредительства.

– Красиво сказал! – восхитился Софоклюс. – Я это, пожалуй, даже запишу.

По правде говоря, у историка уже скопилось вполне приличное количество так называемых словесных перлов или, если угодно, героических афоризмов сына Зевса.