Экстремальная Маргарита, стр. 13

— Смылся, подлец! — поняла Аллочка. — А мы тут с принтером, как идиоты, рвем жилы, чтобы быстрее вернуть документы его величеству. Чувствую, действительно придется искать новое место. Не уживемся мы с товарищем Гадюкиным, не сработаемся. И чем я ему не угодила?

Алла бросила взгляд в зеркало на стене. По ее мнению, образ идеальной секретарши был выдержан на все сто. Синий костюм, белая блузка, строгое лицо. Очки в тонкой изящной оправе. Выдающиеся профессиональные качества. Безграничная компетентность. Тонкое обаяние. К своему счастью, Аллочка могла бесконечно долго цитировать список собственных достоинств. Если бы Ярослав Геннадьевич Кобрин сказал ей, что с великим удовольствием променял бы упаковку компетентных Аллочек на одну-единственную бестолковую Барби, но с дивной полнометражной грудью, пышной челкой, тонкой талией и так далее, Алла была бы шокирована.

— Да! — сердито сказала она в телефонную трубку, раскладывая на столе отпечатанные документы. — Компания «Пластэк», приемная.

— Ярослав Геннадьевич уже ушел? — спросил приятный и музыкальный женский голос, причем интонация, с которой было произнесено имя Кобрина, совершенно не соответствовала чувствам, испытываемым в данный момент Аллочкой по отношению к вице-президенту. «Ярослав Геннадьевич» прозвучало нежно, певуче, с любовью. — С кем я разговариваю? Это секретарь?

— Да. — Алла вслушивалась в дивное контральто. Чудесный голос вовсе не принадлежал супруге Кобрина. Она слышала его впервые. — Ярослав Геннадьевич отсутствует. Ему что-то передать?

— Нет, спасибо.

— Пожалуйста.

Алла в задумчивости опустила трубку радиотелефона.

— По работе? — спросила она у себя. — Коллега? Партнер по бизнесу? Заказчица? Поставщик? Но я бы знала. Тогда — любовница. Точно, любовница.

И Алла вернулась к бумагам, не переставая размышлять о неожиданном звонке. До сегодняшнего дня личная жизнь Кобрина ее абсолютно не волновала. Алла вообще довольно редко, принимая во внимание прохладное отношение к ней вице-президента, контактировала с Ярославом Геннадьевичем.

Она упивалась деловым общением с милым сердцу Кармелиным.

Но теперь было необходимо приспосабливаться к новым условиям работы. И значит, более внимательно относиться к личности Ярослава Геннадьевича, чем раньше Аллочка, находясь под патронажем Никиты Андреевича, вполне могла пренебречь. «А есть ли у Кобрина возлюбленная на стороне?» — впервые задалась она вопросом. В том, что, например, Кармелин любовницы не имел, Алла могла поклясться на «Справочнике по работе с „Windows-98“. А Кобрин? Что было в загашнике у него? Ярослава Геннадьевича Бог наградил сыном-подростком и чудовищно ревнивой женой. Алла как-то раз имела несчастье видеться с ней. А этот дивный, богатый оттенками голос, прозвучавший из телефонной трубки… Кому он принадлежит?

Ближе к вечеру Алла сделала звонок, который держала в мыслях весь день, но откладывала как что-то тягостное. Она хотела выразить соболезнование жене Никиты Андреевича, но все никак не решалась это сделать.

— Настасья? Здравствуйте, это Алла. Узнали?..

* * *

Черный «мерседес» Кобрина плутал по улицам города. Преодолев десятиминутную пробку на площади Героев войны, проехав пару километров по красно-розовому от цветущих роз проспекту Мира, автомобиль достиг Речного тупика. Размеры авто отражали амбициозность вице-президента «Пластэка», в то время как рост Ярослава Геннадьевича был обратно пропорционален его самомнению. Недотянув и до ста семидесяти, Кобрин компенсировал недостающие ему для счастья сантиметры врожденной гигантоманией. Вот и роскошный автомобиль, припарковавшись в Речном тупике рядом с двумя утлыми «Тавриями», удивлял прохожих массивностью.

Однако поведение Ярослава Геннадьевича говорило о том, что сейчас ему хотелось бы быть как можно менее заметным. Он оглядывался по сторонам, нервно всматривался в лица встречных обитателей Речного тупика, дергался, торопился и в конце концов поспешно скрылся в подъезде панельной пятиэтажки.

Девушка, словно прекрасный мираж, возникшая в тенистом дворе через несколько минут после прибытия Кобрина, могла остаться незамеченной только в случае, если бы одновременно с ее появлением на соседний дом рухнула атомная бомба. Но так как бомба спокойно дремала на военной базе где-то далеко от России, то вся компашка, гревшая кости на августовском солнце, встрепенулась и с ножами и вилками набросилась на новое блюдо.

— Юбка-то, юбка! — шипела вслед яркой девице бабка. — Все видать-то!

— Иш-ш-шь вырядилась, бесстыдница! — гремучей змеей вторила другая.

— Размалевалась-то!

Подростки, чинившие на бордюре мопед, были более благосклонны к девушке в суперкороткой юбке.

— Нехилая мочалка! — вынесли они одобрительный вердикт.

Мнение публики мало волновало «нехилую мочалку» и бесстыдницу. Стройная блондинка в темных солнцезащитных очках спокойно перешагнула через запчасти мопеда, улыбнулась бабкам краешком алого рта и скрылась за дверью.

— Привет! — кивнула она встретившему ее в полупустой квартире Кобрину. — Отлично выглядишь. Классный галстучек.

Вице-президент «Пластэка» тоже с явным удовольствием оглядел подругу, но было понятно, что он хочет услышать от нее что-то более важное, нежели мнение о галстуке.

— Ну? — нетерпеливо спросил он.

— Все нормально, — сказала девушка. — Не волнуйся. Я действовала в соответствии с твоими инструкциями.

Глава 9

Заглянув утром в детскую комнату, Илья обнаружил близнецов сидящими на горшках. Оба с сосредоточенным видом держали на коленках по растрепанному журналу (Леша — «Компьютерный мир», Антоша — «Плейбой», который два месяца назад сильно разочаровал своей скромностью Валдаева и Здоровякина, жаждавших обнаженного безумства).

— Салют, мужики!

В качестве ответного приветствия Илья получил от потомства два полновесных горшка. Гири, эспандер и ледяная вода прогнали остатки сна, а Мария все еще валялась в кровати, сладко уткнувшись в подушку, и, видимо, совсем не собиралась просыпаться. «Опять сидела всю ночь», — понял Здоровякин, обнаружив на кухонном столе ноутбук. Через минуту он уже гремел кастрюлей — варил манную кашу.

Каждое утро, выполняя однообразные, но необходимые процедуры, Илья думал об одном и том же: нельзя оставлять детей на Машу. Это было лейтмотивом его ежедневных переживаний. Увлеченная работой, Мария не замечала ничего вокруг. С диким сожалением, после пятикратного напоминания со стороны Леши и Антоши, она отрывалась в обед от монитора, чтобы разогреть приготовленный Здоровякиным суп и накормить детей. Необходимость выводить близнецов на прогулку сначала навевала на Машу уныние, пока она не сообразила брать с собой блокнот и ручку и предаваться составлению компьютерных программ, сидя на краю песочницы. Предоставленная автономность радовала малышей, и хотя, отдавая дань природному темпераменту, они иногда исчезали из песочницы, но всегда тут же возвращались обратно. Наверное, понимали, что задумчивая мама и не заметит их отсутствия, а к полной и исключительной свободе еще не были морально готовы. Другие мамаши трепетно выполняли материнский долг — с истошными воплями носились по двору за короедами, не давали им утонуть в луже, беспрестанно делали замечания, вытаскивали из-под колес автомобилей, спасали от злых собак. В глазах этих доблестных матерей Маша была равнодушным извергом, готовым бросить малюток на произвол судьбы.

— Вставай, работяга, — растолкал жену Илья. — Детей покормил. Ухожу на работу. На обед не приду.

— Да?.. — выдохнула теплая, сонная Маша и вытянула трубочкой губы для поцелуя. — Я тебя так люблю…

Из детской доносилось напряженное пыхтенье. Дети сперли из кухонного пенала две пачки печенья и теперь размачивали его соком. Из образовавшегося липкого материала они увлеченно ваяли на стене комнаты барельеф.

После похорон мужа Настасью носило по волнам отчаяния, как шхуну, сорвавшуюся с якоря. Якорем был Никита, теперь его не стало. Вино и транквилизаторы раскрасили мир мрачными нереальными красками. Настасья блуждала в фиолетовой мгле, кружилась в темно-лиловом водовороте, слепла от внезапных магниевых вспышек. Прорываясь сквозь розовую пелену в действительность, она понимала, что там ее ждут только слезы, и вновь погружалась в разноцветное забытье.