Стихотворения, стр. 16

Источник: Прислал читатель

Горящими листьями пахнет в саду...

Горящими листьями пахнет в саду,
прощайте,
я больше сюда не приду.
Дымится бумага,
чернеют листы.
Сжигаю мосты.
Чернеют листы,
тяжелеет рука.
Бикфордовым шнуром
дымится строка.
Последние листья,
деревья пусты.
Сжигаю мосты.
Прощайте,
прощальный свершаю обряд.
Осенние листья,
как порох, горят.
И капли на стеклах,
как слезы, чисты.
Сжигаю мосты.
Я больше уже не приду в этот сад.
Иду, чтоб уже не вернуться назад.
До ранней,
зеленой,
последней звезды
сжигаю мосты.

Источник: Прислал читатель

Я медленно учился жить...

Я медленно учился жить,
ученье трудно мне давалось.
К тому же часто удавалось
урок на после отложить.
Полжизни я учился жить,
и мне за леность доставалось —
но ведь полжизни оставалось,
я полагал,
куда спешить!
Я невнимателен бывал —
то забывал семь раз отмерить,
то забывал слезам не верить,
урок мне данный забывал.
И все же я учился жить.
Отличник — нет, не получился.
Зато терпенью научился,
уменью жить и не тужить.
Я поздно научился жить.
С былою ленью разлучился.
Да правда ли,
что научился,
как надо, научился жить?
И сам плечами лишь пожмешь,
когда с утра забудешь снова:
не выкинуть из песни слова
и что посеешь, то пожнешь.
И снова, снова к тем азам,
в бумагу с головой заройся.
— Сезам, — я говорю, — откройся! —
Не отворяется Сезам.

Источник: Прислал читатель

Темный свод языческого храма...

Темный свод языческого храма,
Склад и неусыпная охрана.
Цепь, ее несобранные звенья.
Зрительная память, память зренья…
Тайный склад и строгая охрана.
Полотно широкого экрана.
Магниевых молний озаренья.
Зрительная память, память зренья…
Но — и полотно киноэкрана
и — незаживающая рана,
и — неутихающая мука
повторенья пройденного круга.
О, необъяснимое стремленье
на мгновенье выхватить из мрака
берег, одинокое строенье,
женский профиль, поле, край оврага,
санки, елку, нитку канители,
абажур за шторкою метели,
стеклышко цветное на веранде,
яблоко зеленое на ветке…
Память зренья, своеволье, прихоть,
словно в пропасть без оглядки прыгать,
без конца проваливаться, падать
в память зренья, в зрительную память,
и копать под черными пластами,
в памяти просеивать, как в сите,
слыша, как под черными крестами —
откопайте! — просят — воскресите!..
Я копаю, день и ночь копаю,
осторожно почву разгребаю,
на лопату опершись, курю.
— Бедный Йорик! — тихо говорю.

Источник: Прислал читатель

Море по-латышски называется юра...

Море
по-латышски
называется ю р а,
но я не знал еще этого,
когда вышел однажды под вечер
на пустынное побережье
и внезапно увидел огромную,
указывающую куда-то вдаль
стрелу,
на которой было написано
мое имя
Юра
(как на давних военных дорогах —
названья чужих городов,
не взятых покуда нами).
Это было забавно и странно,
хотя и немного жутко
одновременно.
Казалось, что кто-то
мне дарит
простую такую возможность
найти наконец-то себя
в этом мире.
Это было игрой
под названьем
«Ищите себя»
(и, конечно, в нем слышалась просьба
«ищите меня!»,
ибо сам не найдешь себя,
если кто-то тебя не найдет)…
Ах, друзья мои,
как замечательно было б
поставить на наших житейских дорогах
подобные стрелы
с нашими именами —
от скольких бы огорчений
могло бы нас это избавить!
…Ищите меня,
ищите за той вон горой,
у той вон реки,
за теми вон соснами —
теперь уже вам не удастся
сослаться на то,
что вы просто не знаете,
где я!