Дело гастронома № 1, стр. 42
Капустин не растерялся, выдержал проверку на вшивость и быстро ответил:
– Да.
– Тогда поехали, не спеша, – обронила она.
И Капустин согласно кивнул.
Передав пакет Галине Леонидовне и проводив «дорогую гостью» до машины, которая поджидала ее во дворе гастронома, Зоя зашла в директорский кабинет. Беркутов что-то писал. Зоя подошла к столу, он поднял голову.
– Галина Леонидовна снова сказала: «Запишите на мой счет!» Это уже не в первый раз! Что делать?
– Оплатите из резервной суммы!
Зое ответ не понравился.
– Она просто пользуется именем своего отца! А он об этом даже не подозревает!
Беркутов и сам был не в восторге от того, что ему частенько приходится обслуживать таких «дорогих гостей», но понимал, что по-другому нельзя.
– И ты бы так поступала, будь у тебя такой отец!
– Я бы – нет!
– К счастью, у Брежнева всего одна дочь, – заключил Беркутов и улыбнулся, но Зоя продолжала смотреть хмуро.
– Георгий Константиныч…
Тут Беркутов решил сменить тему:
– Знаешь, Зоенька, придется тебе съездить в Кострому!
Лицо у Зои так и вытянулось.
– Старый договор с облисполкомом кончается, надо подписывать новый. Раньше Вера Петровна этим занималась. Съездишь, развеешься! Там мужчины хоть и провинциалы, но такие галантные! Встретят, обласкают, проводят!
Он с улыбкой взглянул на нее.
– Ради вас – хоть на край света! Когда ехать?
– Не горит, решай сама, но не затягивай! Дня на три-четыре. А мне сейчас на пару часов отъехать по делам надо. Все, оставляю тебя на хозяйстве!
Она кивнула:
– Можно, я попрошу Максимыча съездить за билетами?
– Отдаю его в твое полное распоряжение! Он мне понадобится только вечером! – Беркутов подмигнул Зое и вышел из кабинета.
Скачко сидел у себя в кабинете в наушниках и внимательно прислушивался к странным звукам. А если точнее – даже не странным, а страстным, и не звукам, а стонам. Вошел Боков, и полковник снял один наушник, протянул майору. Тот подсел поближе и приложил его к уху. Скачко принялся комментировать происходящее.
– Смотри, какой прыткий и способный парень наш Капустин! Я думал, не справится! А он, что называется, с первого захода!
Боков послушал немного, затем встал и включил кофейник.
– Я бы так не смог, – искренне признался он.
– Нашел чем хвастаться! Да, кто-то, наверное, скажет: это аморально! Но ведь мы имеем дело с людьми аморальными. Врага надо бить его же оружием, верно?
– Ну, эдак можно и не заметить, как и сам станешь аморальным: ведь все дозволено! Сначала для достижения святой цели, а потом пошло-поехало, – рассудительно заметил Боков.
Помолчал, потом удрученно покачал головой.
– Я уже слышал эти рассуждения! В теории всегда все гладко и хорошо! А они вот каждый день воруют, спекулируют, и ничем их не зацепишь! – сердито одернул его полковник. – Я и сам не люблю пользоваться приемами врага! Но они-то нашими пользуются?! Надевают маски борцов за коммунизм, вступают в партийные ряды, пролезают на высокие служебные посты! Кто-то же должен чистить авгиевы конюшни! Не помню уж, кто сказал, что классовая борьба при социализме будет только нарастать! А кто такие воры и мошенники, как не класс?!
– О нарастании классовой борьбы при социализме – это любимый тезис Сталина. Этим он и чистки свои оправдывал! – ответил Боков и передал другу чашку с кофе.
Повисла неловкая пауза. Скачко отпил глоток, задумался, потом спросил:
– Не любишь Сталина?
– Он не барышня, чтоб его любить, – хмуро обронил Боков. Скачко собирался что-то сказать, но затем раздумал, взял наушники и стал слушать дальше, с каким рвением выполняет боевое задание Капустин на конспиративной квартире. На данный момент это было куда интересней, чем рассуждать о роли Сталина в истории и конфликтовать с Боковым. При мысли, что ему приятны эротические стоны, доносившиеся сквозь скрип и треск, Скачко даже покраснел, но никто этого не заметил.
16
Беркутов вошел во двор с букетом желтых роз и с пакетом в руках, быстро нашел по записке подъезд, взглянул на четвертый этаж, но поднялся не сразу. Присел на скамейку, но через мгновение встал и двинулся к подъезду. Беркутов понимал, что если сейчас не пойдет, то он навсегда оставит эту затею невыполненной. «Сейчас или никогда», – с этими словами он нажал на кнопку звонка.
Ева провела его в гостиную. Комната обставлена неплохо. Круглый стол с белой скатертью сервирован на троих. Ева поставила цветы в вазу, а бутылку «Хванчкары» – на стол.
– Спасибо за цветы, за вино! «Хванчкара», кажется, любимое вино Сталина?
Беркутов кивнул.
– Костя должен вот-вот подъехать! Он рассказал о вашей встрече, я рада, что вы наконец повидались и поняли друг друга!
Она умолкла, смутившись, потом осторожно взглянула на него и тихо спросила:
– Ты на меня не очень сердишься?
– Нет.
Ева так и вспыхнула.
– Прости, что спрашиваю! После вашей встречи с Костей я зашла в Елоховскую церковь, поставила свечки, поблагодарила Господа за то, что он снова свел нас вместе! Я бы никогда не отважилась сама… как-то связаться с тобой! Даже думала: вот, буду умирать, попрошу сына разыскать тебя и попрошу прощения! И мне пригрезилось, что ты приходишь и прощаешь меня! Ведь в последней просьбе умирающему не отказывают, верно?
В глазах у нее стояли слезы. Беркутов натянуто улыбнулся.
– Я не виню тебя. Сталинские годы были страшными для всех нас. Они уродовали людей!
Ева кивнула:
– Знаю, что ты женат, у тебя взрослая дочь, это мне Лева, наш директор, рассказал! Я бы хотела, чтоб твоя дочь знала, что у нее есть брат!
Беркутов снова еле заметно улыбнулся, кивнул. Послышался щелчок ключа в замке, и через секунду в гостиную вбежал радостный и возбужденный Костя. Он поздоровался с Беркутовым за руку.
– Прошу прощения, материал уже шел в номер, ЦК сделал поправки, пришлось всем стоять на ушах! Я вас не очень утомил?
Беркутов развел руками.
– Да нет…Мы разговаривали.
Ева тут же направилась на кухню. У двери обернулась, сказала:
– Ставлю разогревать солянку. А ты, сынок, неси закуски!
– Только руки помою! А ты, пап, садись во главе стола! – Эти слова вырвались у Кости неожиданно, они оба застыли и смущенно и молча смотрели друг на друга секунду-другую, не зная, как быть дальше.
«Принимать этот искренний посыл сына или?.. Или что?» – спросил себя Беркутов. Но тут же услышал свой внутренний голос, который не просто отругал его, почти что даже обматерил: «Ты чего, старый хрен, застыл как вкопанный! Не видишь, что ли, – перед тобой кровинка твоя?» Беркутов пришел в себя, потом внимательно посмотрел на Костю и только тут впервые увидел, что перед ним стоит просто его копия. Тот Жорик, каким он был в конце войны, только одет совсем по-другому, ухожен, и зовут его не Жорой, а Костей. Беркутов улыбнулся и кивнул. Костя, словно специально ждал этого молчаливого признания, ответил широкой улыбкой и вышел из комнаты.
Беркутов уже хотел присесть за стол, но тут увидел в нише застекленный книжный шкаф, а в нем – альбом в темно-красном переплете. Обычно в таких альбомах хранились семейные фотографии. Он подошел, взял его, открыл наугад и сразу же наткнулся на фотографию: Ева сидит с Костей на коленях, мальчику уже года три, а за спиной у них высится в позе мужа, хозяина и благодетеля семьи Старшинов. Здесь он выглядел значительно моложе, но не узнать его было нельзя. Беркутов не мог оторвать глаз от этой фотографии.
– Николай!.. – прошептали его губы… – Вот это да…
В это время из глубины квартиры раздался голос Евы.
– Костя, куда ты пропал?! Помоги же мне!
– Сейчас, мам! Уже иду! – послышался в ответ голос сына.
Беркутов торопливо поставил альбом на место и отошел от шкафа. Вспомнились слова Евы: «С Николаем мы давно разошлись! Года через два. Сразу как-то почувствовали, что разные люди. Да я и не держала его. Но он помогал нам. И комнату ту оставил, а потом и двухкомнатной для нас добился, в сталинке, и деньгами всегда помогал!»