Дело гастронома № 1, стр. 24
– Следователь же назначен!
– Бондарева я знаю, он кремень, – ответил генерал и сердито махнул рукой. Затем, впившись в Скачко острым взглядом, опять взялся за свое: – Ты с кем-то об этих допросах вел разговор?
Скачко пожал плечами:
– С Боковым. Но так, в общих чертах…
– Меня эти общие черти и черточки не интересуют! Там попросили разобраться в этом вопросе и доложить. По просьбе Гришина звонили! Сам секретарь горкома. Теперь понимаешь, какие тузы стоят за Беркутовым, если арест Анилиной вызвал у них чуть ли не панику?!
Скачко кивнул. Генерал посмотрел ему в глаза и мрачно покачал головой.
– Вычисли мне этого крота-ловкача и доложи. – Последнее он произнес почти шепотом, но это было страшней, чем если бы генерал кричал. Полковник еще долго вспоминал этот шепот.
Антон тихонько качал Машу на качелях, которые стояли на детской площадке перед домом, где она жила. Она сидела грустная и задумчивая. И эта грусть постепенно передалась и Антону.
– У вас, наверное, вечером торжество, торт со свечами…
У Маши слезы навернулись на глаза. Антон сделал вид, что не заметил, и резко сменил тему:
– А я читаю тут вашего Ананьева и через страницу засыпаю! Разве это литература? У нас что, писать разучились? Ну скажите мне, Мариванна? Есть какая-нибудь книга, которую, хоть с натяжкой, можно было бы сравнить с Толстым? Последнее, что поразило, был «Один день Ивана Денисовича» и «Матренин двор» Солженицына! А так хочется чего-то сильного и настоящего! Правдивого, пронзительного.
– Очень хочется? – грустно спросила Маша.
Антон не ответил, просто кивнул. Тогда она вдруг загадочно улыбнулась, резко соскочила с качелей и побежала к подъезду. Антон так и остался на месте, вцепившись в качели.
– Мариванна, вы куда? – окликнул он. – Вы что, опять обиделись?..
Маша остановилась у подъезда, обернулась к нему и крикнула одно слово:
– Подожди!
И после этого забежала в подъезд. Антон, удивленно хмыкнув, остался ее ждать. Такое ясное с утра небо вдруг потемнело, подул, поднимая пыль, сильный холодный ветер, и, озябнув, Антон подпрыгнул, повис на турнике. Хотел отжаться, но ни разу не получилось. Он погрустнел, тяжело вздохнул.
– Совсем форму потерял, – с досадой констатировал он.
Через несколько минут Маша вернулась, принесла книгу, завернутую в газету, сама показала первую страницу. Антон увидел название: «Август 14-го». Это Солженицын! У него округлились глаза, он недоуменно взглянул на Машу. Она приложила палец к губам.
– Только молчок! Ничего не говори, иди домой, даю на два дня! Никому не давать, никому ничего не говорить! Умеешь тайны хранить?
Он кивнул. Маша продолжила:
– Я надеюсь, что это так! Иди, читай настоящее и не грусти! Я рада сделать для тебя что-то хорошее!
И Маша, не говоря больше ни слова, развернулась и ушла в подъезд.
Скачко первым зашел в кабинет, за ним проследовал Боков. Скачко тут же стал набирать номер телефона. По всему было видно, что он нервничает, к тому же с первого раза сорвался номер, и пришлось перенабирать. Он долго слушал протяжные гудки, потом с грохотом бросил трубку. Затем, словно от этого несостоявшегося разговора по телефону зависело все в его жизни, набросился на Бокова:
– Култаков требует от нас план следственных мероприятий по Беркутову. Через два часа жду тебя с планом!
– Это что, теперь наш профиль? – не без иронии спросил майор, и Скачко ожег его резким взглядом.
– Слушай… ты тут не умничай, – начал было отчитывать его полковник, но Боков тут же поспешил исправиться:
– Простите, товарищ полковник, больше не повторится! Разрешите идти выполнять приказание?!
Полковник не ответил, набрал еще раз все тот же номер, вновь услышал длинные гудки и на сей раз уже спокойно положил трубку. Видно, выпустил пары.
– Я отъеду на пару часиков домой, а ты руки в ноги и за работу! Вернусь, детально все обсудим! Там еще один вопросик возник! Так что, когда вернешься, никуда не уходи! Дождись меня. Остальные чем занимаются?
– Все при деле!
Скачко поморщился, снова набрал телефонный номер. Вновь пошли знакомые длинные гудки.
Телефон звонил уже не первый раз, но Маша не поднимала трубку, она лежала на диване и беззвучно плакала. Когда в очередной раз звонки резко оборвались, Маша немного успокоилась, повернулась, увидела на серванте любимую свою фотографию, где они вдвоем с Пашей в Крыму, стоят в обнимку на берегу, такие счастливые и беззаботные. Рядом еще один его портрет, здесь он такой строгий, смотрит из-под шляпы с укором, словно знает про нее что-то нехорошее, постыдное… Этот снимок Маша не любила. Часы на серванте показывали половину четвертого. Маша вдруг поднялась. Прошла к тумбочке, где стоял телефон, сняла трубку, набрала номер. Когда на том проводе ответили, она, даже не здороваясь, просто спросила:
– Мам, можно я к тебе приеду?..
Мать сразу поняла, что с Машей происходит что-то неладное. Забеспокоилась:
– Что-то случилось, доченька?
– Ничего особенного. Все, как всегда, нормально, – попыталась сгладить ситуацию Маша, затем еще раз для уверенности спросила: – Так я могу приехать?!
– Конечно, приезжай! Я тут как раз готовлю праздничный ужин, мы с папой, как в добрые старые времена, собрались отпраздновать твой день рождения. Так что нам будет приятно, если ты приедешь! Угощу тебя твоими любимыми блинчиками с клубничным вареньем.
У Маши на глаза навернулись слезы.
– Уже лечу, мамочка! – И она положила трубку.
10
Тюкая одним пальцем, Ева сидела за машинкой в кабинете директора книжного магазина, когда ворвался ее сын Костя. Подскочил к матери, поцеловал ее.
– Где Босх? – поинтересовался он сразу же после поцелуя.
Ева отодвинула машинку, нагнулась, достала из ящика альбом и передала сыну. Тот сразу открыл его, стал листать и восхищаться.
– Здорово! Все про нас! – Он задержался на иллюстрации под названием «Воз сена». – Ну, сама посмотри, все как у нас. Хапают и хапают, кто больше, кто меньше, но хапают все.
– Ты уж помолчал бы. Не увлекайся, а то мало ли кто услышит, – погрозила она пальцем.
– Ладно, мам, лучше скажи, еще экземплярчик найдется?
Ева, обернувшись к нему, строго заметила:
– В изобразительном отделе, четыре рубля восемьдесят пять копеек, никто им не интересуется!
Костя оторопел, положил книгу на стол.
– А чего ты мне даешь, оставь себе! Я думал, у вас ажиотаж, не достать! – Он порылся в кармане, достал несколько купюр. – Вот, держи, у меня деньги есть, сам возьму сколько надо!
Ева взяла книгу, пожала плечами. Видя, что Костя собрался уходить, остановила его за руку:
– Подожди, сынок, успеешь! Присядь! Я сегодня твоего отца видела!
Костя хоть и присел на стул, но, услышав про отца, поморщился и тут же поднялся.
– Сядь и послушай, – строгим голосом приказала она.
Костя шумно вздохнул, но матери покорился, сел.
– Николай Иваныч не твой отец, не настоящий! Не родной. Пришла пора обо всем рассказать! – У Евы на глаза навернулись слезы.
Костя недоуменно взглянул на мать. Парень не знал, что делать, встать и уйти или остаться и слушать. Но, увидев в глазах матери слезы, решил остаться.
Антон после свидания с Машей был счастлив. Счастлив оттого, что впервые ему удалось пробыть с Машей так долго, счастлив, что им удалось посидеть в кафе и выпить по бокалу шампанского, счастлив, что она наконец раскрылась ему. Во всяком случае, так ему показалось. Нет, конечно же, раскрылась, раз дала почитать запрещенную книгу, «Август 14-го», о которой можно было услышать только по вражескому радио. А это означало, что она ему доверяет! И он радостно побежал к остановке, крепко сжимая в руке портфель с книгой. Даже не побежал, а полетел. Одним из первых вскочил в трамвай, занял место у окна. Когда к трамваю подбежал Ширшов – он решил съездить на рынок за рассадой для тещи, а то совсем запилила, – двери уже закрылись. Ширшов забарабанил в дверь, и вагоновожатая, толстая пожилая тетка, взглянув в зеркальце, выругалась шепотом, но двери открыла. Ширшов заскочил в трамвай с передней площадки, в знак благодарности махнул тетке рукой. Потом бросил три медные копейки в кассу, оторвал билет, стал пробираться в глубь салона, увидел свободное сиденье у окна, но тут прямо перед носом на это место плюхнулась какая-то старушка. Ширшов вздохнул, прошел вперед и остановился позади Антона. Тот же продолжал пребывать в самом радужном настроении. И еще его сжигало нетерпение. Он вытащил заветную книгу из портфеля, открыл, пролистал ее. Ширшов смотрел в окно, на пролетающие мимо дома, деревья в светло-зеленом ореоле – начала распускаться листва. Весна окончательно вступила в свои права. И ему почему-то стало грустно, все радуются весне, а он как проклятый продолжает мотаться по работе, и конца-края этому не видно, как и результатов, которые ждет начальство. Тем временем Антон, пролистав книгу, вернулся к первой странице, где было напечатано имя автора, название романа и чуть ниже – название парижского издательства. Ширшов оторвался от проплывающей панорамы города, рассеянно взглянул на книгу, но, выхватив цепким взглядом имя автора и название издательства, тут же напрягся, поняв, что за «фолиант» держит в руках незнакомый юноша. Взглянул на него. На вид лет двадцать, студент, наверное. Одет прилично, курточка модная клетчатая, джинсы. Вот сволочь! Интересно, откуда взял?.. Может, не только читает, но и в распространении замешан?.. Антон оторвался от страницы, выглянул в окно, быстро закрыл книгу, сунул ее в портфель и поспешил к выходу. Ширшов оставался стоять на месте. Сиденье у окна освободилось. Двери раскрылись, все стали выходить. Ширшов медлил, не зная, как поступить, как вдруг словно что-то подтолкнуло его в спину. Он двинулся к выходу, но двери уже закрылись.