Старая сказка, стр. 18

Вместо ответа я лишь повела плечом. Мне не хотелось верить ей. Она присела на корточки, глядя на мешочек с семенами петрушки, который держала в руках.

— Давным-давно я знала одну девушку, которую много лет продержали в заточении. Достойно удивления то, что она не сошла с ума.

Я подалась вперед. Как всегда, мне хотелось выслушать чужую историю.

— Но почему? И кто ее заточил?

— Родители продали ее колдунье за пригоршню горькой зелени. — Сестра Серафина принялась задумчиво перебирать крошечные черные зернышки в мешочке. — Петрушки, сурепки и рапунцеля. Когда ей исполнилось двенадцать, колдунья заперла девочку в высокой башне, стоявшей в глухом лесу, в комнате на самом верху, где не было ни дверей, ни лестницы. В башне имелось одно-единственное узкое окно, но ставни были закрыты, чтобы она не видела неба…

Кантата

Веточка петрушки

Гора Манерба, озеро Гарда, Италия — май 1599 года

Она была уверена в трех вещах:

Ее зовут Маргерита.

Родители любили ее.

Однажды она непременно убежит отсюда.

В самые трудные времена, когда стены башни, казалось, давили ей на грудь, Маргерита вновь и вновь повторяла эти три вещи, подобно печальным заклинаниям, которые бормочешь, перебирая четки.

Ее заперли в этой унылой каменной клетке, когда ей было двенадцать лет от роду. С той поры минула уже пятьдесят одна полная луна, отмеченная шрамами на ее запястьях. Если она не убежит отсюда в самом скором времени, то неизбежно умрет здесь.

Венеция, Италия — апрель 1590 года

Впервые Маргерита встретила колдунью, когда ей исполнилось семь. Обычно, возвращаясь домой с рынка, Маргерита скакала вприпрыжку, распевая во все горло, или же бесстрашно вышагивала по самому краю канала, расставив руки в стороны. Сегодня, однако же, она шла медленно, высунув кончик языка сквозь дырку в передних зубах, что служило признаком наивысшей сосредоточенности. Маргерита несла в руках небольшой, теплый и бесценный сладкий пирог. Он восхитительно пах корицей и сахаром. Девочка подносила его к носу, а потом быстро облизывала краешек, и вкус пирога отзывался взрывом сладости и наслаждения во рту.

Ей было трудно удержаться, чтобы не съесть весь пирог целиком, но мать Маргериты доверила дочери его покупку и благополучное возвращение с ним домой. В прошлом году день рождения Маргериты пришелся на середину Великого поста, так что ей не разрешили съесть ни кусочка мяса, ни молока, ни яиц, вообще ничего вкусного. А в этом году ее день рождения выпал на первый день после Пасхального воскресенья, поэтому ее мать, Паскалина, решила устроить настоящее торжество. Маргерита удержалась, наслаждаясь ощущением сладкого тепла в ладонях и восхитительного аромата, щекочущего ноздри.

Вода в канале была молочно-зеленого цвета, и ее волнистая поверхность искрилась чешуйками серебра, бросая солнечные зайчики на каменные стены по обеим сторонам. Высоко над веревками, на которых сушилось белье, виднелся небольшой кусочек неба.

Когда Маргерита свернула на узенькую calle, [53] ведущую к студии и мастерской ее отца, из глубокой тени дверного проема вышла женщина и остановилась перед ней, загораживая проход. Казалось, она вся светится в полумраке, как свеча. На ней была шапочка и платье золотой парчи, надетое прямо на прозрачную женскую сорочку с высоким присборенным воротником, обрамлявшим ее лицо, подобно нимбу святого. Она была высокой, выше отца Маргериты, вообще выше всех женщин, которых Маргерита видела до сих пор.

— Доброе утро, Маргерита, — сказала женщина, с улыбкой глядя на нее. — С днем рождения.

Маргерита с удивлением посмотрела на нее. Она была уверена, что никогда не встречалась с этой женщиной. У той было лицо, которое, раз увидев, непросто забыть. У женщины была кожа гладкая и чистая, как сливки, и огненно-рыжие, как у Маргериты, волосы. Она носила их распущенными, как незамужняя девушка, но они были столь искусно завиты и заплетены в мелкие косички, что на сооружение такой прически наверняка ушло не меньше часа. На затылке у нее красовалась маленькая шапочка золотого атласа, отделанная драгоценными камнями и простроченная по краю золотой тесьмой. Глаза у нее были в точности такого цвета, как и волосы. «Как у льва», — подумала Маргерита. Львы в Венеции встречались повсюду: гордо красовались на стойках перил, скалились с барельефов вокруг дверей и взирали со стен церквей. Львы с голодными золотистыми глазами, как у этой женщины, которая откуда-то знала, как зовут Маргериту.

— У меня есть для тебя подарок, — сказала женщина.

Когда она наклонилась, Маргериту обдал тяжелый аромат ее духов, заглушив даже сдобный запах пирога. Казалось, от женщины пахнет дальними экзотическими странами. Маргерита испуганно попятилась, но женщина лишь улыбнулась и надела что-то ей на шею. Девочка уловила блеск золота, а потом и ощутила непривычную тяжесть на груди. Скосив глаза, она увидела, что поверх грубой коричневой материи платья на груди у нее покоится золотой медальон.

— Но… кто вы такая? И откуда вы знаете, как меня зовут?

Женщина улыбнулась.

— Я — твоя крестная мать, Маргерита. Разве твоя мама не рассказывала обо мне?

Маргерита покачала головой. Женщина ласково щелкнула ее по кончику носа.

— Что ж, совсем скоро у нас будет возможность узнать друг друга получше. Передавай маме привет от меня и скажи, чтобы она не забывала о своем обещании.

— Si, [54] — ответила Маргерита, хотя, конечно, получилось у нее не очень-то красиво и даже шепеляво, а все из-за того, что два передних зуба у нее выпали.

— Ну, беги домой. До скорой встречи, — сказала женщина.

Маргерита повиновалась и со всех ног помчалась домой, спеша похвастаться маме своим подарком. На бегу она оглянулась и увидела, как из дверного проема показался гигант-мужчина в черной накидке. Он протянул загадочной женщине в золотой парче руку, и та грациозно оперлась на нее, чтобы пройти по неровному булыжнику мостовой, а другой рукой приподняла широкие юбки так высоко, что Маргерита разглядела даже ее башмаки на толстой пробковой подошве.

На мгновение фигуры мужчины и женщины четко обрисовались на фоне светлого дальнего конца улицы. Мужчина был смуглым и массивным, на голову выше женщины. «Да он — настоящий гигант», — подумала Маргерита. Сердечко у нее захолонуло от страха, и она ускорила шаг, а в следующий миг споткнулась и упала. Пирог вылетел у нее из рук, упал на мостовую и развалился на куски. Маргерита заплакала. Она наклонилась, чтобы поднять кусочки и попытаться слепить их воедино. Метнув умоляющий взгляд в дальний конец улицы, она увидела, что мужчина и женщина уже скрылись из виду. Лишь канал да стены домов, на которых ослепительно чернели дверные проемы, окна и ставни блестели под лучами солнца. Маргерита осталась одна.

Она понуро поплелась домой, вся радость от замечательного пирога на день рождения куда-то подевалась.

Ее отец изготавливал маски, и нижняя комната их дома служила ему одновременно студией и мастерской. Ставни были отворены, открывая взору россыпи сверкающих сокровищ. Маски свисали с крючьев над окнами, занимая все пространство стен — простые белые маски с узкими прорезями для глаз и сеточками, золотисто-алые маски арлекинов, маски плачущие и смеющиеся, маски, украшенные павлиньими перьями, маски, усыпанные драгоценными камнями, маски, раскрашенные золотистыми лучами восходящего солнца, и белые маски со зловещими клювами, как у священного ибиса, которые носили во время чумы.