Мятежная дочь Рима, стр. 32

— Гальба, ты далеко успел обыскать лес?

— Не больше чем на четверть мили.

— Тогда у нас есть шанс перехватить их ниже. — Марк обернулся к своему отряду. — Декурион! Половина людей направо, половина налево! И вниз, цепью! Отыскать их!

Римские лошади охотно бросились в погоню, но очень скоро и люди, и кони поняли, что преследовать варваров в лесу не такая уж простая задача. Лошади то и дело спотыкались на неровной земле, ветки цеплялись за шлемы всадников, хлестали их по лицу и царапали блестящие доспехи. Они рыскали по лесу несколько часов, устали и взмокли от пота, но успех имели не больше, чем разведчики Гальбы. Кельты бесследно исчезли, растаяли в лесу, словно утренний туман в жарких лучах солнца.

С ними исчез и Кассий, бывший гладиатор и телохранитель Валерии.

Глава 13

Из всех торжественных событий, которыми богата человеческая жизнь, свадьба, пожалуй, наиболее личное… но при этом оно чаще всех остальных выставляется напоказ. Свадьба — один из редчайших случаев в жизни римлян, когда всякое проявление любви и нежности не только не осуждается, но даже приветствуется. И однако, истинные чувства, которые испытывают при этом главные действующие лица, тщательно скрываются под покровом освященных веками ритуалов. Римская свадьба — это всегда причудливая смесь любви, политики, денег и происхождения, так же как римский брак — это еще и таинственное переплетение дружбы и соперничества, эгоизма и одиночества. Чужестранцу ни за что не понять всех этих сложностей. Что же до постельных утех, то для этого, как известно, всегда есть рабы.

Но сдается мне, если я правильно понял характер Валерии, то ее отношение к будущему мужу является ключом к тому, чтобы до конца понять натуру этой девушки. Возможно, кто-то сочтет меня излишне любопытным, но, поверьте, я не любитель подглядывать в замочную скважину. Меня интересуют вовсе не подробности ее любовной жизни, а лишь истина. По крайней мере, я так считаю. Может быть, я чересчур много внимания уделяю интимным делам и даже делаю это в ущерб интересам империи… порой меня самого это тревожит. Что ж, в конце концов, я ведь тоже человек. Что тут такого?

На этот счет только два человека могут сообщить мне все интересующие меня подробности. Во-первых, Савия, служанка Валерии, столь же бесстыдно любопытная, как и я сам, и только выгадывающая от свадьбы своей госпожи. Вызванная в комнату, где я провожу опрос свидетелей, Савия ничуть не скрывала торжества, отлично понимая, насколько бесценны для меня те сведения, которыми она обладает. Она все еще не теряет надежды на то, что я куплю ее. Именно благодаря ей я узнал многое из того, что меня интересует и на что я могу опираться.

Другой, кого я допрашивал, — центурион Луций Фалько, ветеран, много лет сражавшийся бок о бок с Гальбой. Для предстоящего бракосочетания он предоставил свою только что отстроенную виллу и на какое-то время стал даже ближайшим доверенным лицом Марка. Интересно, подумал я, в этом простом на вид, грубоватом солдате чувствуются истинное благородство, его спокойная вера в счастье и справедливость, которые сулит нам какой-то неведомый судия. О, наивность!

Конечно, по римским законам свадебная церемония вовсе не требует никакой помпы. Порой обычаи даже освобождают от какой бы то ни было официальной церемонии. Однако Фалько сообщил мне, что они с женой сгорали желанием, чтобы свадьба прошла у них в доме, построенном вблизи Адрианова вала, неподалеку от форта, где стоял полк петрианской кавалерии.

— Почему? — спросил я, просто чтобы убедиться в правдивости его слов. Впрочем, ответ я и без того уже знал. Подобно другим солдатам, которых я уже успел допросить, Фалько по своей натуре не только стоик, но и прагматик, его принадлежность к роду легионеров является для него предметом немалой гордости, оружие, которое он носит чуть ли не с мальчишеских лет, придает его облику немалое достоинство. Несмотря на то, что в его жилах кровь римлян давно уже смешалась с кровью бриттов, он — сын, внук, правнук и праправнук тех, кто до него служил в Шестом Победоносном. Поколение за поколением вступало в легион, пополняя его ряды, ведь армия всегда стремилась сохранить свою численность, и каждый, кто уходил в отставку, отлично знал, что и он тоже вместе с семьей внес свою посильную лепту в дело защиты Вала. Поэтому многовековая история его семьи дает ему опыт, который для меня бесценен, ему понятна та таинственная смесь зависимости, горечи и сожаления, что бурлит по обе стороны Вала. И ему хорошо известно, насколько непрочной может оказаться римская граница, эта неприступная на вид преграда.

— Моя жена все время твердила, что, мол, вежливость требует, чтобы мы все устроили как надо, — ответил он на мой вопрос. — Люсинда всегда с сочувствием относилась к женам офицеров, особенно тех, что служат на Валу. Этот мир создан для мужчин, говорит она, а женщинам, особенно если они высокого происхождения, в нем одиноко, что уж говорить о невесте, которая проехала восемьдесят миль через всю страну, А свадьба — главное событие в жизни каждой женщины, оно не только источает соблазн, но и внушает страх.

Признаться, я ожидал более честного и откровенного ответа.

— К тому же, предоставив свой дом для свадьбы своего нового командира, вы бы немало выгадали сами, не так ли? — намекнул я.

Фалько пожал плечами:

— Не буду отрицать. Но, видите ли, дом, в котором жили многие поколения моей семьи, традиционно используется для всяких церемоний. Мы никому не отказываем в гостеприимстве, принимаем и плохих, и хороших людей: проверяющих вроде вас, господин, представителей городских властей, подрядчиков, явившихся предложить контракт, генералов с их женами и любовницами, даже куртизанок. Своего рода оброк.

Оброком, как мне было уже известно, солдаты вроде Фалько привыкли называть негласные повинности, которые они платят своим командирам за право оставаться служить на Адриановом валу и не бояться, что их зашлют в какой-то дальний гарнизон. Что ж, предоставить свой дом для свадьбы — неплохой способ заслужить доброе отношение начальника.

— Вы не держали обиды на нового командира?

— Из-за чего бы я стал держать на него зуб? У меня с Гальбой всегда были прекрасные отношения. И я надеялся, что и с Марком будут не хуже.

— Разве вам не нужно было выбирать между ними?

— Я стараюсь ни с кем не ссориться. В конце концов, по служебной лестнице продвигаешься быстрее, коли друзья не ставят тебе палки в колеса.

— Ценю вашу откровенность.

На губах его мелькнула улыбка.

— У моей Люсинды была на это другая причина. Она твердила, что, мол, у кавалеристов терпения столько же, сколько у барана, когда у него гон, а деликатности не больше, чем у слона. Ей хотелось подружиться с невестой Марка, поддержать ее в такой момент…

— И вы согласились?

Фалько расхохотался.

— Только пожаловался, что эта свадьба влетит нам в кругленькую сумму!

— Однако такую свадьбу можно считать выгодным вложением капитала. Не так ли?

— Люсинда ворчала, что, мол, в один прекрасный день Марк тоже придет мне на выручку. А я возразил, что, по крайней мере, в ближайшую ночь Марку будет явно не до меня и уж точно не до того, чтобы скакать верхом. И что если он и оседлает кого-то, то уж наверняка не коня.

— И что она ответила на это?

— Стукнула меня ложкой.

Я беспокойно поерзал, гадая, как перейти к тому, что интересовало меня больше всего.

— Ваша супруга ведь не знатного происхождения, не так ли?

В первый раз за весь разговор в глазах Фалько вспыхнула подозрительность. Все его простодушие разом исчезло — теперь он смотрел на меня недоверчиво, словно гадая, не известно ли мне что-то такое, чего не знает он сам. Чтобы верно судить о том, что мне рассказывают, я должен был знать всю подноготную тех, с кем я говорил, поэтому я и перестал колебаться и задал ему вопрос в лоб.

— Она из отпущенников, — неохотно объяснил он. — Моя первая жена умерла. А Люсинда была ее служанкой. Мы полюбили друг друга.