Всадник без головы(изд.1955), стр. 83

— Совершенно правильно.

Толпа негодующе бушует. Ответ подтверждает показания Кольхауна. Побуждения к убийству теперь ясны. Слышатся возгласы: «Повесить! Повесить его!»

— Я призываю к порядку! — кричит судья.

— Мой брат понял, что виноват перед Джеральдом, — с раздражением продолжала Луиза Пойндекстер, не дожидаясь вопросов, — и поехал его догонять, чтобы извиниться.

— Я должен кое-что добавить, — вмешивается Кольхаун, нарушая установленный порядок суда. — Они поссорились доро?гой. Стоя на азотее, я все слышал.

— Мистер Кольхаун, — останавливает его судья, — когда суд даст вам слово, тогда вы будете говорить, а пока прошу вас не мешать.

Еще несколько дополнительных вопросов — и Луиза Пойндекстер освобождена от обязанностей свидетеля.

Она возвращается на свое место; тяжелый гнет лежит на ее сердце. Девушка поняла, что, рассказав правду, она только повредила тому, кому хотела помочь. Пробираясь сквозь толпу, она чувствует на себе презрительные взгляды.

Кольхауна вызывают еще раз. Еще раз выступает он в качестве свидетеля. Каждое его слово — ложь, но ненависть к обвиняемому разжигается в толпе еще больше.

Снова взрыв негодования. Снова кричат: «Повесить!» — еще настойчивее, с еще большей злобой.

Положение судьи Робертса становится шатким. Беззаконие Линча грозит вступить в свои права.

И что тогда? Тогда с судебным разбирательством будет покончено, а так как приговор уже ясен, то останется только привести его в исполнение.

В руках опытных палачей это займет немного времени. Несколько минут — и Мориса-мустангера повесят на ветке дуба, которая и сейчас простирается над его головой.

Так думают почти все присутствующие в ожидании сигнала к началу самосуда.

Но, к счастью для обвиняемого, среди присутствующих есть люди, настроенные иначе.

Группа военных оживленно совещается. Это офицеры форта во главе с командиром. Через несколько секунд они выносят свое решение. По распоряжению майора трубит рожок.

И почти в тот же момент отряд из сорока драгун и такого же количества стрелков показывается из-за частокола. Вытянувшись гуськом, они с трех сторон цепью окружают членов суда.

Толпа перестает буйствовать и скоро успокаивается.

О суде Линча теперь нечего и думать. Государственный закон снова вступает в свои права. Судья Робертс возвращается к своим обязанностям.

— Граждане! — кричит он, обращаясь к толпе. — Нужно подчиняться требованиям закона! Нельзя же вешать человека, даже не дав ему сказать ни одного слова в свое оправдание! Это будет простое убийство.

— Но разве не было совершено убийство? — кричит один из головорезов, стоящих вблизи Кольхауна. — Надо и ему отплатить тем же!

— Это еще не доказано. Вы еще не слышали всех показаний. Надо выслушать, что говорят свидетели другой стороны.

Судья отдает распоряжение, и глашатай вызывает Фелима О'Нила.

Сбивчивый рассказ слуги мустангера, местами совершенно неправдоподобный, не говорит в пользу хозяина.

Вызывают и второго свидетеля.

Огромная фигура старика показывается из толпы; его все хорошо знают как лучшего охотника сеттльмента.

Присутствующие, затаив дыхание, приготовляются слушать. Установилось общее мнение, что у Зеба Стумпа ключ к разгадке тайны.

— Ну что же, господин судья, — начинает старый охотник, глядя прямо в лицо судье, — я готов рассказать все, что знаю об этих делах. Но если вы и присяжные не возражаете, то я предпочел бы, чтобы сначала молодой парень дал свои объяснения. После этого я дам свои, и это, вероятно, будет подтверждением его показаний, подтверждением его слов.

— О каком молодом парне вы говорите? — спрашивает судья.

— О мустангере, конечно. О том самом, кого вы обвиняете в убийстве молодого Пойндекстера.

— Это несколько нарушит установленный порядок, — отвечает судья, — хотя, в конце концов, основное для нас — узнать правду. Что касается меня, то я не придаю большого значения формальной стороне дела, и если присяжные не возражают, то пусть будет по-вашему.

Двенадцать присяжных выражают свое согласие.

Глава LXXXIX

РЕЧЬ ОБВИНЯЕМОГО

Обвиняемый выходит вперед, охрана следует за ним на расстоянии двух шагов. Водворяется гробовое молчание. Все смотрят на мустангера, не отрывая глаз. Затаив дыхание, напрягают слух, чтобы не пропустить ни одного слова из речи, которая должна быть исповедью.

— Господин судья и присяжные! — говорит Джеральд, начиная свою речь согласно принятой в Техасе форме. — Я чрезвычайно признателен, что вы мне дали возможность говорить. Прежде всего я должен сказать, что, несмотря на таинственные обстоятельства, которые упоминались здесь, мой рассказ будет очень прост и объяснит часть загадки. Не все, что вы здесь слышали, — правда. Часть показаний — ложь, так же как лжив и тот человек, который их давал.

Обвиняемый пристально смотрит на Кассия Кольхауна. Тот весь съежился от этого взгляда, как будто на него направили дуло револьвера.

— Совершенно правильно, что я встретился с мисс Пойндекстер. Эта благородная девушка своим откровенным признанием дала и мне возможность говорить здесь совершенно искренне, иначе я не решился бы сказать всю правду. Прошу вас верить всему, что я буду и дальше говорить. Правильно так же и то, что наше свидание было тайным и что оно было прервано Генри Пойндекстером. Правильно и то, что мы с ним поссорились, или, вернее, он бранил меня. Но то, что наша ссора возобновилась, — ложь. И тот, кто клялся в этом, не посмел бы этого сказать, если б я имел возможность вызвать его на дуэль.

Снова глаза обвиняемого устремляются на Кольхауна, который трусливо прячется в толпе.

— Наоборот, — продолжает Джеральд, — Генри Пойндекстер выразил мне свои сожаления о случившемся. Что же касается меня, то я был счастлив, что мы помирились.

— Значит, вы все-таки помирились? — спрашивает судья, воспользовавшись паузой в рассказе. — Где это произошло?

— Примерно в четырехстах ярдах от места, где произошло убийство.

Судья встает. В толпе зрителей раздаются возгласы удивления: обвиняемый первый упоминает о месте преступления.

— Вы имеете в виду то место, где была пролита кровь? — нерешительно спрашивает судья.

— Я имею в виду то место, где был убит Генри Пойндекстер.

Новый взрыв возгласов. Слышатся перешептывания и глухие восклицания. Одновременно раздается стон старика Пойндекстера, который теперь уже больше не сомневается в том, что у него нет сына. До этого в сердце отца все еще теплилась надежда, что Генри, быть может, еще жив. До этого момента еще не было явных доказательств смерти его сына, были лишь отдельные случайные и не слишком убедительные догадки. Теперь же этой надежде не за что больше уцепиться — сам обвиняемый подтверждает факт убийства.

— Вы, значит, уверены, что Генри Пойндекстер умер? — спрашивает арестованного мустангера обвинитель.

— Совершенно уверен, — отвечает обвиняемый. — Если бы вы видели то, что видел я, вы поняли бы, насколько бесполезен ваш вопрос.

— Значит, вы видели труп? — снова спрашивает обвинитель.

— Я должен возразить против такого метода допроса, — вмешивается защитник. — Это прямое нарушение устава.

— Суд нашей страны этого не допустил бы, — добавляет ирландский адвокат. — У нас обвинитель не имеет права говорить до тех пор, пока не наступит момент перекрестного допроса.

— Таковы же законы и нашей страны, — говорит судья, сделав угрожающий жест по адресу нарушителя судебного порядка. — Обвиняемый, вы можете продолжать ваш рассказ. Ваш защитник может задавать вам вопросы, какие он найдет нужными, но никто больше, до тех пор пока вы не кончите говорить. Продолжайте. Мы хотим слышать все, что вы можете нам сказать.

— Я говорил о примирении, — продолжает обвиняемый, — и сказал вам, где это произошло. Я должен теперь объяснить все остальное. Вы уже знаете, как мы расстались — мисс Пойндекстер, ее брат и я. Оставив их, я бросился вплавь через реку, потому что мне не хотелось, чтобы Генри узнал, как я попал в сад. У меня были свои основания для этого. Переплыв реку, я направился к сеттльменту. Ночь была очень теплой, как, наверно, многие из вас помнят, и, пока я дошел до гостиницы, моя одежда почти совсем высохла. Таверна была все еще открыта, и хозяин стоял за своим прилавком. Мне не хотелось оставаться под этим кровом, который, надо сказать, не был для меня особенно гостеприимным. Я решил вернуться на Аламо, в сеттльменте мне вообще незачем было больше оставаться. Я отослал своего слугу вперед, а сам предполагал отправиться на следующее утро. Но то, что произошло в Каса-дель-Корво, заставило меня поторопиться с отъездом. Расплатившись с Обердофером, я уехал.