Мор. (Роман о воровской жизни, резне и Воровском законе), стр. 50

– У меня, – заявил он, – как в Польше: у кого хрен больше, тот и пан.

Что и говорить, о бугаевском хрене за зоной ходили легенды… В знак протеста воры закинули в парашу кокетливые бурки, хромовые сапоги. Кладовщики, по распоряжению Бугая, притащили им взамен «что ты, что ты». Это – гибрид бурок-валенок-сапог шьется из тряпок и старых автопокрышек на одну ногу и одного огромного размера, чтобы для каждого. Первый зек, кому их когда-то выдали, в испуге и закричал: «Что ты, что ты!» Отсюда и пошло название. Фирма!

За дело взялся опять-таки кум. Он знает, что делает. Кум шутить не любит. Началась очередная кампания изолирования. Процесс изолирования начался, как известно, очень давно: сперва Людей изолировали от людей, затем мужчин от женщин, затем политических от неполитических, затем воров от сук, а сук от других мастей, потом педерастов от непедерастов. Теперь решили отделить воров от мужиков, чтобы оставались они вариться в собственном соку. Было решено разбить воровскую структуру так, чтобы изолировать безмозглых воров от мозглых, то есть авторитетных от рядовых. Ворам объявили, что в качестве отказчиков их будут кормить по пониженной норме питания, штрафным пайком.

Воры лаялись, обзывали мусоров, их жен, детей, бабушек-дедушек и Господа Бога. В результате доходили до такой степени, что голоса садились, они едва хрипели, в их матерной речи зазвучали заграничные словечки, как-то: пеллагра, атрофия…

Они готовы были признать панство Бугая, но что скажут воры в других зонах по всей стране? Было принято решение рассылать ксивы, чтобы получить какие-либо советы. Но когда стали прикидывать, сколько займет времени воровская почта, где литер «срочно» не функционирует вовсе, то приуныли и те, кто больше всех соблюдали параграфы воровского закона. Решили, наконец, что делать нечего, надо идти корчевать пни, а о своем решении и причинах, к нему приведших, известить ксивами всех воров по всему Союзу, дабы избежать недоразумения. [3]

4

Итак, воры сдались. Они стали выходить на вырубку, корчевать пни. Бугай пошел на компромисс: воров больше не принуждали таскать на себе эти никому не нужные пни, их выпустили из ЗУРа, они вернулись в свой барак, в свою секцию. Довольно скоро все привыкли к тому, что на разводе воры состояли в отдельной бригаде. Не обошлось и без попытки воров вернуться полностью к прежнему образу жизни, но Бугай дал понять: собрать их в БУР не представит большого труда. Упорствовать не стали. Параграф своего закона – вор не работает – они все равно, говоря культурно, похерили. Но жили они по-блатному и весело. Продолжалась игра, без которой блатная жизнь невыносима. Игра – карты. Нет, это не религия блатной жизни, но тренировка постоянной готовности наказать ближнего. Игра – это средневековые рыцарские турниры, когда семерки-восьмерки всех мастей заменяют пики и щиты, когда дамы, короли и прочие сеньоры участвуют в ристалищах.

Затем до воров стали доходить тревожные слухи о том, что собираются соединить все резавшие друг друга масти – воров, сук, «поляков» и даже Беспредел, что где-то, в каких-то зонах объявилась новая масть из работяг. Они отказались платить дань кому бы то ни было, прогнали из зон всех блатных, опоясались, что называется, ломами, стали работать на хозяина и на самого себя (именно тогда и родилась масть «ломом подпоясанные», как их с юмором прозвали сами воры). Одну-единственную масть в лагерях эти олухи не беспокоили – тех, кого прозвали в уголовном мире «Один на льдине». Эти люди существовали, как зайцы: всех и всего боясь. Они даже часто ни перед кем не провинились – просто боялись. Некоторым казалось, что их преследуют, некоторые не хотели считать себя мужиками, но ворами не являлись, и воры над ними смеялись, а все-таки они считали себя личностями; случалось – их били, но никогда не убивали, они никому не были нужны, в воровском мире считались глупее фраера. Слухи бесшабашных воров нисколько не волновали.

– Соединить воров да сук, – недоумевали они, – это же все равно, что объединить фашистов с коммунистами, – что за масть от этого?

Действительно, что за гибрид от такой комбинации? Кто тогда вправе признать себя честным вором в законе? Тогда выходит, все воры везде как бы окажутся нарушителями догматов воровского закона? [4]

Суки к перспективе соединения мастей относились с надеждой: они, как ни говори, понимали свою второсортность в уголовной жизни. В результате слияния мастей они могли бы почувствовать себя реабилитированными и стать снова полноправными сволочами, равными среди равных, и избавились бы от страха: угроза расправы всегда висела над ними, где бы они не были. Воры действительно представляли стихийно сложившуюся организацию, распространенную всюду в государстве, и иногда, бывало, безграмотно написанная на Дальнем Востоке ксива убивала, сколько бы не минуло времени со дня ее сочинения – приговора сходки, – человека, где бы он не находился. Сукам же самим наплевать на любые законы, потому их не волновало, каким они будут гибридом. Какие, собственно, должны быть законы у тех, чья природа – их нарушать? Какая честность у людей бесчестных?

Суки правы. Ну, не станет воровского закона – не будет также и воров? Куда же они денутся? Станут сразу честными людьми? Как фраера? А эти-то, фраера, честные ли на самом деле? Если да, то потому, что не способны быть нечестными? Значит, честные из-под палки?

По высказываниям покойного воровского мыслителя, Чистодела, честно живут только те, кому не из чего выбирать, когда стащить просто неоткуда.

5

Они встретились опять там же – в транзитных бараках. Отсюда их отправили в знакомом вагон-заке туда, откуда уходили «в крытую» – на Девятый спец. Бежали «на рывок», когда, сопровождаемые конвоем из самоохранников, следовали от вагон-зака тайгой к Девятке. Автоматные очереди раздались с опозданием. Решились на рывок как-то спонтанно, из-за того что пришедший на полустанок конвой, их встречающий, оказался без собаки. Когда началось болото, они поняли не сразу – лес как лес… Местами скользкие лужицы вскоре обернулись вязкой топью. Они выбежали на поляну, похожую на луг. Здесь Враль внезапно провалился. В будущем он напишет, будто спасся благодаря камню и ветке ольшанника… И никому даже в голову не приходило, что на поляне нет кустов, а в болоте – плавающих камней, способных удержать тяжесть человека.

Вытащил друга из трясины Скиталец. Но описывать подробности всего здесь приключенного излишне, потому что в мире уже много описаний всевозможных побегов. Единственно стоит сказать, что настигли их, когда они форсировали реку Пойму, когда Вралю в ногу угодила пуля, отрикошетившая с поверхности воды. Скит мог бы, конечно, бежать дальше, но он знал: если уйдет, Враля пристрелят, чтобы не мешал собаководам гнаться дальше за ним. Так в тайге везде делалось: когда беглецы разбегаются, то всех по одному и перебьют, – редко кого приводили из тайги живым. Скит помог другу встать и дохромать до берега, где их ждали двое с автоматами и собака.

– Что, бляди, пустить вас плыть по течению? – предложил один из автоматчиков вежливо. Но беглецов спасло то, что поймали их случайно собаководы не Девятки, а другой зоны, оказавшиеся недалеко. Девяткинские беглецы для этих собаководов были чужими… Чужое у них, оказывается, полагалось сохранять в целости для владельца, в данном случав оно принадлежало Бугаю.

Судили их в уже знакомом управлении, после чего они опять очутились в транзитном бараке дожидаться этапа в закрытую тюрьму.

Когда в Кировоградской тюрьме на Враля надели наручники и втолкнули в карцер, он успел лишь кивнуть Скитальцу, которого подобным же образом запихивали в другую камеру, и больше встретиться им здесь не довелось. Отсидев в порядке знакомства семь суток, Враля перевели в жилой корпус и поселили в одиночку: оказывается, какое-то роковое напутствие девяткинского кума в его деле продолжало влиять на его репутацию…