Вокзал, стр. 12
Тетка с баулами поблагодарила динамик и отправилась в кассу.
Потом Собинова заметила, что носильщики снова сгрудились у прибывающего, считающегося богатым криворожского поезда и посоветовала им не быть рвачами и подкатить тележки к считающемуся нищим калужскому.
Как ни странно, носильщики ее послушали.
Нина Андреевна знала, что сегодня все будет, как всегда, это постоянство ее радовало, жизнь не стала ни хуже, ни лучше, жизнь течет. И мысль ее остановилась на том, что она давно не беседовала с пассажирами и провожающими по душам.
По ночам Нина Андреевна, прежде чем уснуть, обдумывала свою работу, свою страсть вдоль и поперек. Ей все хотелось найти философское объяснение самому понятию «вокзал».
Где-то она вычитала, что вокзал потому так и называется, что когда-то здесь проходили вокальные концерты. Люди ждали поезда и пели. Красиво. Даже если это и не правда.
Петь Нина Андреевна не решалась. Не потому, что боялась своего начальника информационного отдела, и даже не потому, что боялась Ларина: она считала, что у нее недостаточно красивый голос, когда она поет.
Но вот сегодня она решила, что для отъезжающих будет приятнее услышать не навязшее «Прощание славянки», а что-нибудь менее официальное и более душевное.
Свою песню она, впрочем, готовила на вечер, когда народу будет побольше, когда благодарных слушателей будет полон вокзал.
Теперь же ей хотелось поговорить о философии, и она сказала: «Дорогие мои отправляющиеся в дальний или короткий путь, дорогие мои встречающие и провожающие, а вы задумывались над тем, что такое вокзал? Да, конечно, это место отправления поездов. Но в более широком смысле, в философском, если хотите. А давайте подумаем вместе…»
Глава 13
ХОМЕНКО
«Чего ждешь, лейтенант?» – спросил сам себя Роман.
Накрыть бы их прямо сейчас. Решил не торопиться. Прямой угрозы никому пока нет. Поторопишься, потом отопрутся от всего. Ведь он один.
Да. Один. Черт дернул в выходной потащиться проверять сигнал. Хотя все равно ждать Оксаниной смены. Вот влип.
Тот, в тапочках, при первых же звуках разбиваемой бутылки бросился к дверям вагона и обезьяной взлетел по ступеням внутрь.
Лейтенант, прижимаясь к стенке вагона и поглядывая вверх, не свалится ли ему что на голову, встал под открытое окно. Теперь слышно стало, как по радио.
Мужской голос:
– … Это что же такое? Мне рекомендовали, сказали, все прилично, а у вас кредитки воруют…
Женский голос:
– Кому твои сраные кредитки нужны, говнюк. И кто тебя такого рекомендовал?
Мужской голос:
– Все равно ты, дура, ими не воспользуешься. Шифр надо знать. Код личный, идиотка.
Далее в качестве третейского судьи выступил железнодорожник. Роман догадался, по логике так и должно было быть.
– Господа, господа, погодите, разберемся.
Женский голос:
– Кого ты господами называешь, Карп? Совки, это самые что ни на есть совки. Кто адрес-то дал… Господа. Стыдись, Карп, разве настоящих господ не видел?
Мужской голос:
– Чего годить-то, вот бумажник, вот права. А где карточка?
Железнодорожник:
– Упала. Зачем шуметь? Найдем.
Женский голос:
– И не собираюсь на коленях ползать. Наползалась. Этот гад со своим друганом мне весь зад в клочки порвали. Мы так не договаривались. За отдельную плату. Пробей ему, Карп. Ну? Чего зенки вылупили? Или за сто баксов я все их управление принимать должна? Сколько там натикало?
Над головой и чуть в стороне от милиционера сработал водоспуск сортира, и на выглаженные брюки брызнула от насыпи жидкость.
– Успокойся, Степа. Вспомни, ты вчера в казино свою карточку разве не «убил»? – раздался второй, мужской голос. –Ну вот, дорогой, а ты скандал поднимаешь. Я же сказал тебе – солидное заведение. Солидное. Сколько там нам еще полагается? Полчаса? Пойдем, родная, не надо кричать. За отдельную, значит, за отдельную.
«Ну дела, – подумал лейтенант, – не иначе публичный дом на колесах, неизвестно, что в тех двух вагонах делается, мистика». На всякий случай лейтенант подвинулся ближе к двери, чтобы поймать повара-железнодорожника еще на лету. И через пять-шесть секунд тот буквально свалился ему на руки.
Оторопел, увидев погоны, но лейтенант красноречиво прижал палец к губам.
– Тсс… Вы окружены, сопротивление бесполезно, спецназ в десяти шагах, брать будем живьем.
Чем наглее и несуразнее ложь, чем больше понта и внезапности, тем ближе к результату. Но такого даже Хоменко не ожидал. От страха и неожиданности холуй железнодорожник потерял голос и только сипел.
– Так… Операцией руковожу я. Если поможешь, рассчитывай на снисхождение.
Дети есть?
– … – Вот. Детки малые есть, а он тут бизнесом занялся. Не стыдно?
– Нет… То есть да…
– Веди… И сразу предупреди – оцеплено.
Впереди железнодорожник на негнущихся ногах, за ним Роман. Поднялись в вагон. Таких вагонов Хоменко еще не видел. Люкс. Обшит красным деревом, по стенкам хрустальные бра, пол застлан ковром и кругом медь под золото и блестит.
Конца сороковых, определил Роман. Прямо после коридорчика столик, а на столике кассовый аппарат и часы, как у шахматистов.
«Дела… – подумал милиционер. – Учет…» Хоменко подтолкнул локтем холуя, чтобы тот открыл дверь в отдельное купе-спальню. Их было два на весь вагон.
Половину занимала гостиная с мягкими диванами, низким столиком и пуфами. Все плюшевое.
Железнодорожник, повинуясь привычке, поднял руку для стука, но Роман вовремя предупредил его действие, перехватил.
– Ключ, – коротко приказал он.
Холуй повиновался.
Один оборот – и Хоменко рванул дверь на себя.
То ли они были так заняты, то ли дверь смазана на совесть, но их поначалу не заметили. Первое, что бросалось в глаза, – волосатая задница мужчины.
Толстяк пыхтел что было сил. Хоменко брезгливо припечатал к ней грязную подошву.
– Спасибо… – неожиданно отозвался хозяин задницы.
Видно, у бедолаги не все получалось. Глаза женщины расширились сначала от изумления, потом от ужаса.
– Встать! – заорал Хоменко. – К стене! Руки .за голову!
Если бы Хоменко кроме принципиальности, честности и воли имел хотя бы каплю чувства юмора, вряд ли удержал мускулы лица в строгом выражении, до того ситуация напоминала опереточно-балаганный спектакль: мужик вскочил как есть, вытаращив на форму глаза, проститутка сложилась перочинным ножичком и забилась под простыню.
– К стене! – поддал жару Роман и ударом ботинка развел ноги клиента, когда тот занял позицию. – Документы, – приказал Хоменко железнодорожнику, который уже шарил по карманам брюк.
Хоменко перелистал паспорт.
– «Воркутауголь». Прекрасно. Командированный. Двое детей. И кто же, красавец, тебя сюда прислал? Кому ж ты уголек привез? Не за красивые глаза тебе, мил человек, сладкую жизнь устроили…
Клиент попробовал отклеиться от стенки и что-то объяснить.
– Молчать! Сначала, сучок корявый, ты у меня все полы в отделении перемоешь, потом будешь оправдываться… Стой! Куда? – рявкнул он, заметив краем глаза движение в гостиной, – это пытался смыться второй клиент.
Хоменко вышел в гостиную.
– Документы… Куда бежишь? Кругом все оцеплено. Стой, не рыпайся.
– Мы по уговору… Нам сказали… – начал, но все-таки протянул паспорт и какие-то бумаги второй.
– Вам сказали… Наказали… – изучал паспорт Хоменко.
Он хотел по горячему задать главные вопросы – кто? где? когда? Но заметил, как по путям мимо вагонов бежит человек в разорванной рубашке с окровавленной головой и руками. Человек бежал так, словно за ним по пятам гналась сама смерть.
– Этих запереть! – приказал Хоменко железнодорожнику и, не дожидаясь исполнения, бросился к выходу.
И будьте спокойны, холуй железнодорожник, смяв робкое сопротивление, затолкал клиентов по купе. У холуя были дети, а мент обещал снисхождение. Авось зачтется.
Глава 14
БОЦМАН
"Я вот тут подумала, что вокзал – это, с одной стороны., проклятое, а с другой стороны, благословенное место. Потому что это воплощенное ожидание.