Свободная культура, стр. 10

А может, потому что максима абсолютной собственности на идеи и культуру выгодна всяким RCA нашего времени и отвечает нашим неосмысленным представлениям?

Является ли перелом в нашей традиции свободной культуры новым примером исправления ошибок прошлого, как это случилось после кровавой войны против рабства или происходит при нынешнем медленном искоренении неравенства? Или такой крутой поворот – очередной случай узурпации политической системы горсткой магнатов? Неужели здравый смысл доходит в этом вопросе до таких крайностей, потому что и вправду на них опирается? Или здравый смысл спокойно взирает со стороны, как в случае Армстронга и RCA, чтобы возобладала точка зрения более могущественной стороны? Я не говорю загадками. Мои собственные взгляды определились. Я уверен, что здравый смысл должен был возобладать над экстремизмом Косби. Я точно знаю, что здравый смысл окажется прав, если восстанет против неоправданных требований, которые предъявляют ныне поборники «интеллектуальной собственности». То, что сейчас узаконено, выглядит еще глупее, чем если бы шериф арестовывал самолет за полет над чужой собственностью. Но последствия этой глупости могут оказаться гораздо серьезнее. Сейчас борьба разворачивается вокруг двух основных понятий – «пиратства» и «собственности». В следующих двух частях моей книги я намерен исследовать эти два понятия.

Я не прибегну к обычному академическому методу. Не хотелось бы погружать читателя в сложную дискуссию, приправленную ссылками на полузабытых французских теоретиков, как бы естественно это ни было для нас, нынешних чудаковатых ученых. Вместо этого я начну каждую часть с подборки историй, составляющих контекст, который позволит вполне осознать эти самые простые концепции.

Основу данной книги составляют два раздела. В то время как интернет действительно создал нечто фантастическое и новое, наше правительство с подачи медиамагнатов реагирует на это «новое», разрушая нечто очень старое. Мы могли бы попытаться осознать перемены, к которым ведет появление интернета, могли бы подождать, пока «здравый смысл» выработает наилучший ответ новому. Вместо этого мы позволяем людям, напуганным прогрессом как никто другой, использовать все свое влияние для того, чтобы перекроить законы и, что самое главное, изменить фундаментальные основы нашего общества.

Уверен, мы допускаем такое не потому, что это правильно, не потому, что большинство действительно верит, будто эти перемены к лучшему. Мы потворствуем этому потому, что интересы могущественнейших игроков в прискорбно скомпрометированном процессе нашего законотворчества оказались ущемлены. Эта книга повествует еще об одном последствии данного типа коррупции, последствии, о котором многие не задумываются.

Пиратство

Война с «пиратством» ведется с самого момента возникновения закона, регулирующего авторскую собственность. Четкие контуры концепции «пиратства» очертить довольно сложно, однако легко распознать его явную несправедливость. Вот что писал лорд Мэнсфилд в деле, распространившем действие английского закона о копирайте на нотные записи:

Сегодня мы живем в самом разгаре очередной «войны» с «пиратством». Эту войну спровоцировал интернет, который сделал возможным эффективное распространение контента. Пиринговый (p2p) файлообмен – одна из самых действенных интернет-технологий. Используя распределенные сети, системы p2p способствуют легкому распространению контента, немыслимому всего лишь поколение назад. Подобная эффективность плохо сочетается с традиционным уважением к копирайту. В Сети нельзя разделить обмен защищенными и незащищенными авторским правом материалами. Таким образом, обмен охраняемым контентом чрезвычайно развился, что, в свою очередь, разожгло войну. Правообладатели боятся, что файлообмен «лишит автора прибыли». Воители копирайта обратились в суды, законодательные органы все больше задействуют технологии для защиты своей «собственности» от «пиратства». Целое поколение американцев, предостерегают воители, растет с убеждением, что «собственность» должна быть «бесплатной». Забудьте о татуировках, шут с ним, с пирсингом: наши дети растут ворами! Пагубность «пиратства» сомнений не вызывает, и пиратов следует наказывать. Но прежде чем звать палачей, давайте поставим понятие «пиратства» в некий контекст. Ибо употребление термина участилось, а в основе его заложена выдающаяся мысль, которая почти полностью ошибочна. Вот суть.

Творчество имеет свою цену. При любом использовании, заимствовании, создании на основе чьего-либо творения я беру из него нечто ценное. Когда берешь у кого-нибудь нечто ценное, следует спрашивать разрешения. Без разрешения брать у кого-либо что-то ценное нехорошо. Это форма пиратства.

Подобный взгляд на вещи перекликается с текущей полемикой. Это то, что профессор права Нью-Йоркского университета Рошель Дрейфус осуждает как теорию креативной собственности, вроде «если есть ценность, то есть и право на нее» [52]. Если есть ценность, то некто должен иметь право на эту ценность. Это тот самый взгляд, который привел организацию ASCAP, охраняющую права композиторов, в суд с иском против девичьей скаутской организации, члены которой не догадались заплатить за песни, которые девочки исполняют в походе у костра [53]. «Ценность» у песен была, значит, и права на пение надо иметь, даже девочкам-скаутам. Конечно, данная идея несет возможную интерпретацию концепции творческой собственности. Но теория «если есть ценность, то есть право» никогда не была американской теорией креативной собственности. В нашем праве и духу ее не было.

Напротив, в нашей традиции интеллектуальная собственность – это инструмент. Она лежит в основе деятельного авторского сообщества, но остается подчиненной ценности творчества. Текущая полемика повернула все с ног на голову. Мы так озаботились защитой инструмента, что потеряли из виду саму ценность.

Источник этого недоразумения кроется в том разграничении, которое закон более не утруждается проводить, – между переизданием чьего-либо труда, с одной стороны, и взятием за основу и преобразованием его – с другой. Закон об авторском праве с момента своего рождения применялся только к публикации, сегодня же он регулирует и то, и другое. До интернета подобное слияние не имело никакого смысла. Издательские технологии были дорогостоящими, что выражалось в коммерческом характере подавляющего большинства публикаций. Коммерческие структуры способны были выдержать ношу закона и даже то бремя византийской замысловатости, каким сделался закон о копирайте. Просто это была еще одна статья расходов в бизнесе. С рождением интернета естественные пределы действия права исчезли. Закон контролирует не только деятельность коммерческих авторов, но, по сути, творчество каждого. Такое расширение сферы действия было бы важно, если бы закон о копирайте распространялся только на «копирование». Однако когда право трактуется столь широко и расплывчато, расширение значит очень много. Бремя этого закона теперь значительно перевешивает любую предполагаемую выгоду. Происходит это, разумеется, потому, что он распространяется на некоммерческую творческую деятельность – причем, чем дальше, тем больше. Так же, как и на коммерческое творчество. Как станет очевидно из последующих глав, право все меньше поддерживает творчество и все больше занимается защитой определенной индустрии от конкуренции. Как раз в тот момент, когда цифровая технология могла бы вызвать небывалый всплеск разнообразного коммерческого и некоммерческого творчества, закон отягощает авторскую деятельность вычурными и туманными нормами с угрозой применения неприлично жестоких наказаний. Возможно, как пишет Ричард Флорида, мы являемся свидетелями «зарождения класса творцов». Увы, мы наблюдаем, к тому же, рост влияния этого класса творцов [54]. Эти правовые обременения нашей традиции чужды. Начать следует с того, чтобы лучше понять нашу традицию и поместить в соответствующий контекст нынешние баталии вокруг явления, называемого «пиратством».