Журнал «Если», 2003 № 05, стр. 22

— Это не развлечение, — жестко сказал хозяин Медной Аллеи. — Это насущная необходимость. Как вы думаете, почему в последние месяцы в имении случился такой энергетический… бум? И далеко не только в имении.

Я тупо смотрел на него. Он говорил на понятном мне языке, но смысл сказанного оставался так же недоступен, как логика частотной речи.

— Мы живем бедно, — сказал тан-Глостер тоном ниже. — Колониальные времена закончились. Дармовая энергия — тоже. Если девочка, преодолевая непонимание, способна питать энергосистему, как хороший ядерный реактор… Значит, она должна пытаться преодолевать непонимание. Раз за разом. Она должна…

— Вы! — сказал я, сразу перепрыгивая через вопли о том, что «это невозможно». — Вы… скотина!

— Вы завтра отсюда улетите, — отозвался тан-Глостер, не повышая голоса. — Я мог бы, как вы понимаете, не говорить вам ничего… Но поскольку вы первый, кому удалось остаться в живых — я посчитал своим моральным долгом сказать вам правду.

— Моральным?! — я уже кричал. — Долгом?!

Тан-Глостер длинно посмотрел на меня… и вдруг заговорил — зазвучал — на языке постояльцев.

Я никогда прежде не слышал, как он пользуется частотной речью. Его голос был низок, глубокие тона соскальзывали почти в инфразвук, это звучало совершенно нечеловечески, и в этом — я чувствовал — был какой-то очень важный, не доступный мне смысл.

Он замолчал. И несколько минут было тихо; потом двери распахнулись. На пороге стояла Нелли.

— Прощайте, — сказал тан-Глостер. — Деньги уже переведены на ваш счет. Рекомендательное письмо — в багаже. Если вы сгоряча его уничтожите — потом напишите, я пришлю копию…

Я глядел на него, как на невидаль. Как…

Нет. Даже на постояльцев я никогда не смотрел с таким ужасом и отвращением.

* * *

Уже в каюте корабля я, активировав этюдник, нашел записку. Она была написана от руки — но не выведена на печать, и потому этюдник, едва заработав, сразу подсунул записку мне под нос.

Она была не от Деллы, как я надеялся.

«Напоследок, — прочитал я. — Вы ведь хотели знать, что на самом деле случилось с ее матерью? Слушайте…»

Строчка обрывалась. Человек, писавший записку, не очень знал, как пользоваться этюдником; далее следовали несколько зачеркнутых слов.

«…пытаясь снова. Я очень хотел, чтобы она прорвала пленку… чтобы она поняла меня. Эти мои усилия питали нашу энергосистему… но не приближали к цели. Моя жена не смогла… ни понять меня, ни пережить своего поражения. И дело было вовсе не в том, что я воспитан постоялкой, а она — человеческой женщиной…

Теперь, когда наши аккумуляторы полны, когда мы обеспечены энергией на целый год — эти мои слова не имеют большого значения. Но вы ведь хотели знать — так знайте…

Всякий раз, когда кому-то удается шагнуть за грань и выбраться из скорлупы непонимания — высвобождающейся энергии хватает на то, чтобы раскрутить новую галактику. Или, на худой конец, выбросить росток из сухого зерна. И если когда-нибудь вы услышите…»

Несколько строчек пропало — внутренний сбой, а может быть, тряхнуло при старте.

«…в ожидании человека, который понимает. И я верю, что когда-нибудь такой человек встанет на нашем пороге.

А теперь прощайте, милейший тан-Лоуренс. Простите, если что не так; на вашем месте я все-таки вернулся бы на Землю и поговорил с сыном…

Искренне ваш — Глостер.

Медная Аллея».

Надежда Маркалова

ЯЗЫКИ, ЧТО ВЛАДЕЮТ ЛЮДЬМИ

На страницах журнала мы рассказывали о разных темах и направлениях фантастики. Многие из них так или иначе хорошо знакомы читателям. А как насчет такого экзотического поджанра, как «лингвистическая НФ»? О «фантастических» функциях языка размышляет пермский лингвист и критик.

Если для этого нет слова,

как же они думают об этом?

С. Дилэни. «Вавилон-17».

Что есть язык? Знаковая система, средство общения… Определений много. Он называет нам предметы и явления и делает из человеческого сообщества единое целое, организм, способный передавать информацию, координируя свои действия. Язык не только называет нам предметы, он является инструментом мышления. Немецкий философ, дипломат и лингвист Вильгельм фон Гумбольдт писал: «Как ни одно понятие невозможно без языка, так без него для нашей души не существует ни одного предмета, потому что даже любой внешний предмет для нее обретает полноту реальности только через посредство понятия».

Но язык оказывает еще и обратное воздействие на наше мышление, «заковывая» его в латы слов и грамматических конструкций: «Не быть вещам, где слова нет» (Штефан Георге). Доведенный до крайности, этот постулат стал центральным в романе «Логос», изданном в «Новой Космогонии» в 2001 году (С. Питиримов. «Чисто лингвистический вопрос», «Если» № 5, 2001 г.). Здесь описано общество, для которого все неназванное не существует и в действительности. Все попытки землян вступить в контакт с этим сообществом провалились — их просто не хотели замечать.

Немецкий философ Мартин Хайдеггер назвал язык «домом бытия». Человек не может выйти за пределы своего языка, поэтому очень часто «диалог между домами оказывается почти невозможным». Эта идея лежит в основе многих произведений о взаимном непонимании межпланетных рас. Используя взаимодействие языка и мышления, автор получает возможность показать иной разум, отличный от человеческого. Экзистенциалисты много пишут об одиночестве и отчуждении человека, о проблемах взаимопонимания, но они таки ограничены исследованием индивидуальных человеческих сознаний, которые, в общем-то, родственны друг другу. Мы все живем на одной планете, проходим одинаковые жизненные стадии и социализируемся примерно одинаково. Но каким будет разум совершенно иного создания? Где граница, за которой — абсолютное непонимание? «Солярис» Станислава Лема — это роман о непонимании. Человечество не смогло установить контакт с разумным океаном в силу отсутствия хоть сколь-ко-нибудь похожих понятий.

Лингвист Бенджамин Уорф доказал, что окружающая среда влияет на наш словарный запас. Так, если на планете нет воды, в языке ее населения вряд ли появится слово для нее. И наоборот — если нет слова, значит, нет и объекта, этим словом обозначенного. Это можно использовать. Например, в рассказе Ларри Нивена «Нейтронная звезда» Беовульф Шеффер обнаружил, что секретная планета кукольников не имеет лун. И все потому, что кукольники не имели понятия о приливах и отливах — в их языке не было слов для обозначения данных явлений. Построив свое рассуждение от следствия к причине, Шеффер получил информацию, за неразглашение которой кукольники хорошо ему заплатили. Именно поэтому в фантастическом произведении языковая проблема не исчерпывается простым переводом. В языке перевода может отсутствовать сама идея того, что вы хотите сказать.

«Возьмите этих кирибианцев, у которых достаточно знаний, чтобы их вареные яйца несли их от звезды к звезде: у них нет слова «дом», «жилье», «жилище». «Мы должны защищать свои дома и семьи». Когда готовили договор между нами и Кирибией во Дворе Внешних Миров, я помню, понадобилось сорок пять минут, чтобы сказать эту фразу по-кирибиански. Вся их культура основана на жаре и смене температур. Наше счастье: они знали, что такое семья. Кроме людей, они единственные, кто имеет семью… В конце концов, нам удалось дать им некоторое представление об идее «дома» и о том, почему его нужно защищать» (С. Дилэни. «Вавилон-17»).

Но зато в инопланетном языке может таиться много интересного, несуществующего ни в одном из земных языков. Как, например, в рассказе Тэда Чана «История твоей жизни», где описан контакт землян с инопланетянами, в мышлении которых отсутствуют понятия «вперед» и «назад». Их нет не только в системе пространственных, но и временных координат. Для представителей этой расы будущее так же известно, как и прошлое. Думая на этом языке, героиня видит весь жизненный путь, который только ожидает ее.