Гражданский спецназ, стр. 22

Антону оставалось лишь молча посочувствовать другу. Он не понаслышке знал о том, что сейчас испытывает Геннадий, мысленно вернувшись назад, в злополучный промозглый ноябрь прошлого года, когда судья бесстрастным голосом объявил о расторжении брака между Оксаной и Геннадием Навродскими. Причина была банальна – измена. Но если у Антона первый брак распался из-за неверности жены, то в случае с Геннадием, как сам он любил выражаться, косяков напорол он.

– Может, еще вернется? – вырвалось у Антона.

– Оксанка? – Геннадий покачал головой. – Эта никогда. У нее или пан, или пропал. Знаешь, – Геннадий проводил взглядом несущихся над водой чаек и вздохнул, – во время общения с Пешехоновой в «Европе» я неожиданно понял, что не играю роль воздыхателя.

Антон с удивлением и даже опаской уставился на него:

– Понравилась?

– Не то слово, – вздохнул Геннадий и, оттолкнувшись от барьера, побрел вдоль по набережной.

Озадаченный таким известием, Филиппов двинулся следом.

– Слушай, мне эта новость не принесла радости.

– Мне тоже, – усмехнулся Геннадий. – Но ты не переживай, я не тот человек, который на первое место ставит чувства, а на второе долг и порядочность. Любовь можно задавить в себе, хотя, конечно, это намного страшней, чем пережить наркотическую ломку…

Глава 8

Минуло два дня с того момента, как Вадим Скоробогатов пришел в себя в камере временно задержанных, а казалось, что прошла целая вечность.

Здесь, в СИЗО, куда его перевели, Скорый не переставал ломать голову над тем, как он оказался с оружием в городе.

Самым непонятным во всей этой истории было то, что по протоколу и вопросам, которые ему задавали, у него был обнаружен пистолет Макарова, тогда как на самом деле дома, под ванной, хранился «ТТ».

Значит, ствол ему подбросили. Зачем и кто? Здесь было два варианта: первый – его все-таки подставил Лучок, второй – ствол подбросили менты. Автоматически возникала целая гора неясных моментов.

В камере, рассчитанной на двадцать человек, было гораздо больше. Многим ожидающим окончания следствия или суда приходилось спать в две смены. Но то были люди, попавшие сюда случайно. Один, по пьяной лавочке приревновав жену к собутыльнику, не соотнес вес табуретки с весом статьи о нанесении тяжких телесных повреждений, другой поздно затормозил перед перебегающим улицу пешеходом, третий, похваставшись дедовским ружьем, забыл, что оно заряжено, и оставил сиротами троих детей соседа. Всех их объединяло одно – случай.

Эти люди всячески избегали конфликтов с другой категорией подследственных, с теми, для кого время, проведенное в стенах исправительно-трудовых учреждений, равносильно трудовому стажу.

Несмотря на то что Вадим впервые столь серьезно залетел, он причислил себя ко второй категории и в первый же день свалил на пол мирно спящего увальня, заняв его место.

Посопев, парень, который попался на краже свиньи со свинофермы, стерпел обиду и больше не претендовал на собственную шконку.

Наибольшим авторитетом среди всех как по числу ходок, так и по своим физическим данным был тридцатипятилетний здоровяк Мамай. После пятилетнего перерыва ему вновь предстояла ходка за грабеж, и, несмотря на то что две предыдущие она могла перекрыть по длительности вдвое, особо он не волновался.

Подогреваемый с воли подельниками, этот человек не знал нужды ни в харчах, ни в куреве, а по тому, как вечером у него начинали блестеть глаза, а движения становились вальяжными, можно было предположить, что и с ширевом у него дела обстояли благополучно.

Большую часть времени он проводил за игрой в карты с двумя татарами Вилей и Рустом, и хотя у обоих были имена Рустам и Ренат, даже знакомясь, они называли себя по кличкам.

Остальная масса ожидающих своей участи подследственных состояла из подобных Скорому молодых и сильных мужчин, порожденных рыночной экономикой рэкетиров, директоров воздушных фирм и прочих любителей легких денег.

Все три категории относительно мирно сосуществовали в этих стенах в ожидании решения своих судеб.

Вадим сидел на кровати, прислушиваясь к тому, как желудок с недовольным урчанием усваивал непривычный для него обед, состоящий из какой-то желтой похлебки, отдаленно напоминающей гороховый суп, и овсяной каши, которую, по примеру старожилов, он смешал с первым. Неожиданно открылась дверь камеры, и вошедший надзиратель назвал его фамилию и имя.

Его во второй раз за двое суток вызывали на допрос. Отчасти он был этому рад. Многие из здесь сидящих неделями ждут первой аудиенции, мучаясь в неведении.

Вчера он уже познакомился со своим следователем, которая вела его дело. Представительная дама в очках даже вызвала у него симпатию. Она не повышала голоса, не угрожала и как будто поверила в откровения Вадима. Он даже высказал предположение, что обнаруженный у него ствол он мог по пьяному делу случайно найти или отобрать у подростков. Просто алкоголь стер из памяти эту мелочь, и все тут.

На этот раз Ольга Дмитриевна была в форме. Это делало ее намного строже. Войдя в комнату для проведения допросов, Вадим поздоровался и улыбнулся.

– Что, гражданин Скоробогатов, весело? – Она посмотрела на него холодным, колючим взглядом, от которого ему стало не по себе.

«Вот что делает с человеком форма», – подумал он, выполнив ее требование сесть на табурет по другую сторону стола.

– Что-то вы сегодня не в настроении, – попытался он наладить контакт.

– Какое может быть с вами настроение? – Она достала сигарету и закурила. – Ну что, дальше мне будешь сказки рассказывать или начнешь наконец правду говорить?

Она посмотрела ему в глаза, и неожиданно он увидел в них злорадную усмешку.

– Я все вчера рассказал, – пожал он плечами. – Могу повторить. Добавить нечего.

– Зато у меня есть. – Она выдержала паузу, словно давая ему возможность заговорить первым, и, не дождавшись, вздохнула: – Вчера у вас на квартире был произведен обыск.

Внутри у Скорого от этих слов все сжалось.

– И что? – не удержавшись, спросил он.

– Вы мне еще вопросы задаете? – фыркнула она. – Как вы объясните появление еще одного пистолета, системы «ТТ», обнаруженного в ванной комнате вашей квартиры?

– Подкинули или от старых жильцов остался, – не моргнув глазом, ответил он. – Я под ванну не заглядывал.

– Я другого объяснения и не ожидала, – она усмехнулась, записывая его ответ. – Вот вы говорите, были в состоянии сильного алкогольного опьянения?

– Ну да, – кивнул он головой, еще не понимая, зачем она это спрашивает. – И ничего не помню.

– Это подтверждает и ваш отец вместе с гражданином Лузиным. Но тогда объясните, каким образом в таком состоянии вам удалось покинуть закрытое медицинское учреждение?

– Не понял? – Вадим неподдельно удивился.

– Как вам удалось бежать с Ясной?

От этого вопроса его бросило в жар. Наконец до него дошло! Бобер, Лучок… Виски.

– Черт! – Он вскочил со своего места, чем не на шутку испугал женщину, рука которой уже метнулась к кнопке вызова находящегося за дверями надзирателя.

Спохватившись, Скоробогатов сел.

– Что-то ты очень эмоциональный сегодня. – Ольга Дмитриевна подозрительно посмотрела на него. – Каким, интересно, будешь после опознания и очной ставки.

– Какой еще очной ставки? – Он перевел на нее полный непонимания взгляд.

– А ты хороший артист. – Она покачала головой. – Опьянение усугубляет вину.

Она вызвала надзирателя.

Предчувствие чего-то страшного совершенно выбило его из колеи.

Он прошел по коридору вслед за шедшей впереди него следователем в какое-то небольшое помещение, похожее на то, где его только что допрашивали.

На скамейке, вдоль стены, сидело несколько мужчин его возраста. Его посадили вторым с краю от входа.

– Введите потерпевшую, – как в тумане, прозвучал бесстрастный голос.

Открылась дверь. Вошедшая девочка-подросток, бегло оглядев сидевших, уверенно указала на него рукой.