Телевидение, стр. 27

— Казанцева надо наказать, — упрямо повторил Тима после ухода официанта. — Но есть одна загвоздка.

— Какая? — спросил Миша Бык.

— Он исчез.

Питер

Все-таки Денису везло сегодня. Он же мог зажечь в очередной раз фонарик всего лишь на пару шагов позже — и тогда не заметил бы черного провала в правой стенке штольни. Денис направил туда неяркий лучик и осветил нишу шириной, глубиной и высотой метра два. У ее задней стенки стоял фанерный двустворчатый шкаф, а перед ним — небольшой стол и пара стульев на металлических трубчатых ножках. Очевидно, это помещение было подземной комнатой отдыха, где работающие в штольне люди могли присесть ненадолго перекусить и перекурить.

Хованскому показалось, что самый сладкий в его жизни момент наступит тогда, когда он посадит на один из стульев девушку, сам сядет напротив, положит голову на стол и заснет часов на десять, а там будь что будет.

Наташа все еще не приходила в себя, поэтому усадить ее стоило больших трудов. Наконец он нашел выход, поставив стул в узкое пространство между стенкой и шкафом — голова девушки привалилась к его фанерному боку, а расслабленное тело прижалось к бетону и перестало сползать вниз. Теперь можно было как следует осмотреться и постараться создать более комфортные условия для отдыха, который был уже жизненно необходим им обоим. Для начала Денис открыл шкаф. На верхней полке стопкой стояли немытые тарелки, пустой бидон, бесполезная в теперешних условиях электроплитка и стакан с темным от засохшего кофе дном. Рядом лежал бумажный кулек с половинкой черного хлеба, каменного на ощупь, но незаплесневевшего, — видимо, из-за сухости, которая царила в этом подземелье до затопления.

«Хлебушек нам пригодится, — подумал Денис. — Ведь в сумке у Наташи всего одна шоколадка и две бутылки воды. Но воду в крайнем случае можно будет набрать внизу. Отстоять и вскипятить. Ха! На чем? Хотя можно выломать эту полку и развести костерок… Эх, спички бы найти. В моей зажигалке газа чуть-чуть. Жалко, что “ронсон” грузина утонул вместе со Славой… Господи, о чем я? “Ронсон” — и человек. Что делают с нами экстремальные условия! Я же больше пожалел о зажигалке… Ну-ка а что здесь внизу?»

Внизу, на гвозде, вбитом в заднюю стенку шкафа, висела огромных размеров брезентовая куртка и такие же штаны, потертые и местами рваные, — вероятно, поэтому их здесь и бросили, сворачивая строительство. У Дениса сразу же возникло острое желание натянуть их на себя, чтобы хоть немного согреться — у него уже зуб на зуб не попадал. А каково бедной девушке? Правда, в бессознательном состоянии люди не ощущают холода… О! В кармане штанов нашелся коробок спичек, почти полный и сухой. Такими же сухими, но не утратившими удушающего аромата, оказались две пятнистые от грязи портянки, намотанные на голенища огромных валенок на дне шкафа. Вот и все наследство, оставленное им неизвестными героями Метростроя…

Денис подошел к Наташе и прислушался — девушка дышала неровно, иногда всхлипывая и шепча что-то едва слышно. И тут он понял, что она не потеряла сознание, а просто заснула от непомерной усталости. Хованский потрогал ее лоб — он был не холодный, как у него, а почти горячий. Этого еще не хватало!

— Наташа! Проснись, милая, тебе надо срочно переодеться! — попытался Денис ее разбудить, но она не шевельнулась.

Он несильно ударил ее по лицу — реакция та же. Что же делать?

Поразмыслив немного, Денис нашел неплохой, как ему показалось, выход.

Действуя в полной темноте с удивившей его самого быстротой и ловкостью, Хованский передвинул к стене свободный стул и ненужный стол. Переставил на него посуду с полки и на ощупь перевесил робу и портянки на спинку стула. Потом привалил спящую девушку к стене, развернул легкий фанерный шкаф и положил на пол дверцами вверх. Распахнув дверцы, он резким движением ноги выбил верхнюю полку (пойдет на костер и мешаться не будет), вытащил из стенки гвозди и постелил на дно шершавую спецодежду. В результате получилось укрытие от крыс и сквозняка, залетавшего в нишу, а заодно и отличное спальное место для двоих. Если прикрыть дверцы, то вскоре они нагреют тесное пространство своим дыханием. Но это только в том случае, если переоденутся во что-то сухое. А сухого лишь одна роба на двоих. Нет, он, конечно, может, отжав одежду, побегать по штольне вверх вниз и согреться, а то и просушить рубашку и брюки, но сил на это уже не осталось.

Ладно, решил Денис, начну с Наташи, а там видно будет.

Он подошел к спящей девушке и начал аккуратно раздевать ее, внутренне готовясь, что девушка испугается и даст ему отпор, если вдруг проснется. Но Наташа никак не реагировала на неловкие движения его рук, а под конец даже несколько помогла ему, слегка вытянув ноги, когда он стаскивал с нее брючки.

— Ну мама… — сонно пробормотала она. Денис слегка замялся, но потом все-таки снял с нее остатки одежды — оставлять на теле хоть что-то мокрое было нельзя. Стягивая в полном мраке трусики с прохладных, скользких от влаги бедер, Денис пожалел, что не видит прекрасное на ощупь молодое девичье тело (даже в этих условиях взыграло его мужское начало!), но тут же одернул себя за неуместность подобных мыслей.

Он положил ее на сухую робу на дне шкафа и, посомневавшись секунду, вытер тело девушки насухо одной из фланелевых портянок, потом принялся с силой растирать другой. И тут она проснулась.

— Ой, кто это? Что вы со мной делаете? — испугалась она спросонья, не видя ничего в темноте.

— Не бойся, это я — Денис. Вспомнила?

— О господи! Да я же голая! Отвернись! Не трогай меня! Ты что, как те сволочи, да?!

— Молчи, дура. Ты меня видишь? И я тебя нет. Я же спасаю тебя от воспаления легких.

— Ой, больно! Не три так сильно! И что это за вонь такая?

— Ничего, терпи. Считай, что это такая пахучая мазь. Ну что, согрелась немного? — спросил он, чувствуя, как вместо мурашек на коже проступает едва заметная теплая влага.

— Спасибо. И… Прости. А ты-то как — ты же мерзнешь!

От этой заботы ему, уже и так разогревшемуся от энергичных движений, стало еще теплей.

— Ничего, я потом сам разотрусь. А теперь потерпи — кожа у тебя немного раздражена, а я ее сейчас спиртом протру для тепла и дезинфекции. Может щипать.

Он нащупал в сумке склянку с остатками спирта, плеснул немного на ладонь и стал растирать спину и грудь девушки. Дыхание ее участилось.

— Спасибо, хватит, — дрогнувшим голосом остановила она его и перехватила руку, лежащую на небольшой упругой груди с внезапно затвердевшим соском. — Оставь спирт для себя.

— Ладно. А теперь быстро влезай в штаны и куртку — они под тобой.

— Зажги свет и отвернись — я не могу разобраться, что здесь к чему, — попросила она, садясь в шкафу и пытаясь надеть грубую, почти негнущуюся спецовку.

— Хм! Во-первых, жалко фонарик. А во-вторых, если ты увидишь, что это за Версаче, — еще, чего доброго, передумаешь одеваться. А одеваться надо, и побыстрей, чтоб не растерять тепло… Ну получилось? Вот и славно. Дай я застегну пуговицы, а то ты пальчики поломаешь свои музыкальные. Все. Вот тебе подушечка, — сказал Денис, подсовывая ей под голову валенок. — Спи дальше.

— Ой, как тепло! — обрадовалась Наташа. — Только в ноги дует немного.

Денис горько усмехнулся, вспомнив ощущения из почти уже забытой наземной жизни, так часто ругаемой нами за свою неустроенность и неудобства и такой на самом деле доброй к нам, особенно если оценивать ее из двадцатиметровой глубины холодного и смертельно опасного подземелья. Ему пришли на ум хорошо всем известные ночные муки, когда чертово одеяло, сбившись в проклятом пододеяльнике, никак не хочет лечь как следует и маленькая щелочка под ним где-то в ногах превращается в спусковой крючок бессонницы…

— Сейчас решим проблему, — пообещал он, подгибая длиннющие штанины под маленькие ножки. — Все, спокойной ночи.

— А сейчас ночь? — сонным голосом спросила она. “Действительно, а что там сейчас, наверху? День? Ночь?"