Торнан-варвар и жезл Тиамат, стр. 57

Они кое-как разместили лошадей под старым навесом у глухой стены. Торнан отправился в лес, прихватив копье – может, встретится хотя бы заяц или толстый древесный сурок. Чикко развел костер и занялся лечением захромавшего скакуна, стараясь не думать о еде. Марисса же, не особенно стесняясь, сбросила одежду за камнями и нырнула в воду, заявив, что скоро уже покроется коростой. Робкие возражения были проигнорированы – она-де с тринадцати лет обливается холодной водой, и ничего с ней не будет. Фомору с берега было видно смутно белеющее сквозь водяную гладь тело девушки, и он нет-нет, да и поглядывал в ту сторону.

Внезапно послышались крики и проклятия. Из-за кустов появился вооруженный кончаром тип, который волок за шиворот оборванного крестьянина. Тот отбивался изо всех сил. На поясе у него висел глухарь, видать, пойманный в силки.

С рыданиями и криками несчастный умолял не отбирать у него добычу, потому что дома умирают с голоду жена и пятеро детей. Ублюдок, не слушая, с веселым гоготом пытался отнять птицу.

Поглощенный этим занятием, он не заметили путников.

Чикко, оставив в покое коня, принялся плести в уме заклятье, кое должно было отвести взгляд свалившемуся на их голову разбойнику, умоляя всех богов и духов, чтобы Марисса не вздумала вмешаться.

Но тут все закончилось. Зажав голову крестьянина под мышку, здоровяк резко повел плечом. Послышался сдавленный крик, потом что-то хрустнуло, и несчастный упал со свернутой шеей к ногам убийцы. Тот, нагнувшись, принялся снимать с пояса убитого глухаря, из-за которого лишил жизни человека.

– Не люблю, когда вопят не по делу, – бросил он.

– А я, – послышался вдруг звонкий голос, – не люблю, когда убивают безвинных!

Чикко обернулся. Обернулся и ухмыляющийся головорез, и улыбка тут же сползла с его лица.

А потом стрела вонзилась ему в горло.

Обнаженная Марисса равнодушно опустила лук.

– Оботрись, простынешь, – сказал Чикко первое, что пришло в голову.

Когда Торнан появился у хижины, неся за спиной тушку лани, глухарь был уже ощипан, выпотрошен и частично варился в медном котелке, частично запекался в костре, обмазанный глиной.

Выслушав краткий рассказ о случившемся и поглядев на два трупа в углу двора, а также на кончар у фомора за поясом, капитан попросил разбудить себя, когда еда будет готова. И завалился спать, постелив на пол хижины плащ убитого дезертира.

Проснувшись и похлебав отдающего хвоей супа, он стал разделывать и свежевать тушку лани и вместе с Мариссой принялся жарить мясо впрок.

«Соли, жаль, нет, а то бы солонинки наделали. Но хоть дней на пять хватит…» – прикидывал он.

Однако надеждам на сытную дорогу сбыться не удалось. Из-за деревьев донесся топот копыт – не меньше десятка всадников стремительно приближались.

Мясо полетело в костер, а путники кинулись к лошадям.

Когда над их головами засвистели стрелы, они уже были в полулиге от хижины. Вновь погоня, вопли позади, проклятия и громкие – без стыда и страха – призывы к Шэтту-заступнику… Враг то удалялся, то приближался.

Марисса пару раз пыталась на скаку затеять перестрелку с врагом, Торнан заставил ее прекратить бессмысленную трату боеприпасов: стрелы ее – как и преследователей – застревали в ветвях и кустарнике.

Наконец змеефилы в очередной раз потеряли их след.

…Они двигались, уходя от преследователей и путая следы, извилистым зигзагом. Если бы кто-то взялся проследить их путь, то обнаружил бы, что он похож на след змеи.

А впереди серой стеной возвышались уже недалекие Рихейские горы. Высокие, почти непроходимые и страшные.

И, похоже, судьба не оставляла им выбора.

Глава 20. ДРЕВНИЙ УЖАС

– Торнан, у тебя сальца не осталось?? – осведомился Чикко, выпуская клубы пара из под мехового воротника.

– Ты уже свою долю на сегодня сожрал…

– Так ведь… холодно же! А при морозе сальца поесть – первое дело! Сам говорил…

– Мне тоже вот холодно, но я сало почем зря не жру! И не ори, – Торнан оглядел снежные склоны. Не дай боги – лавину растревожишь.

– Тебе-то легко, ты на севере вырос, привык небось к морозу. У вас там и медведей небось, запрягают, чтобы по сугробам ездить, – продолжил канючить колдун.

– Истинная правда, – буркнул Торнан, стараясь не хватать ртом ледяной воздух. А еще у нас зимой расцветает большая ветвистая клюква. И ходим мы в плащах из лягушачьей шерсти: лягушачья шерсть она при морозе – первое дело!…Запомни Чикко, – невозможно привыкнуть к трем вещам. Холоду, жажде и женскому телу. Насчет последнего не знаю – еще мало живу на свете. А вот про холод и жажду скажу – истинная правда.

– Уг-ггум, – согласился Чикко, стукнув всеми тридцатью двумя зубами.

– Эй, Марисса, ты там не заснула? – окликнул Торнан девушку, что нахохлившись, моталась в седле. Замерзнешь – проснешься уже в покоях своей Тиамат.

Та лишь махнула рукой, показывая что бодрствует.

Хоть спутники отдали ей часть своей одежды, ей приходилось хуже всего. Несмотря даже на то, что в первые же дни Торнан заставил ее – с бранью и скандалом – одеть под свитер снятый с дизертира кроме всего тряпья, что она на себя напялила, еще и столь любимую ей шелковую ночную рубаху.

Лошади осторожно пробирались по узким горным тропам, что шли по склонам, поросшим лесом, крутым и отвесным.

Торнан остановил коня и обернулся к своей спутнице, ехавшей позади него.

– Передохнем?

Марисса покачала головой.

– Я не устала.

Однако глядя на ее бледное, всунувшееся лицо, этого никак нельзя было сказать.

Погоня треклятых змеепоклонников, свивших гнездо под крышей старого храма Тарки, упорно шла за ними через всю Маруну. Причем, похоже, преследователей даже прибавилось.

В первый день аргунна – Месяца Бурых Листьев, их окончательно прижали к горам, и пришлось бросить коней, и уходить пешком по кручам. Чтобы оторваться от сделавших то же самое слуг Шэтта, им пришлось сожрать наскоро состряпанное шаманом зелье, а потом еще подвергнуться его странной магии, от которой болели глаза и в ушах пели непонятные голоса – получеловечьи-полуптичьи. Не даже ее не хватило, и в последние часы марш-броска, он то тащил Чикко, то волок мешки Мариссы, подгоняя Чикко чуть не пинками. Когда, наконец, Марисса рухнула наземь, держась за вновь распухшее колено, Торнан был вынужден остановится. Волочь двоих сразу был не в силах даже он. Тем более, что Чикко заявил осипшим голосом, что уже не может одновременно перебирать ногами и поддерживать силы здоровенного северного медведя и дикой логрской кобылы, и вообще сейчас умрет.

Но все же проклятые слуги Шэтта потеряли их, по крайней мере на время.

В первом попавшемся селении они купили, отчаянно торгуясь, трех лошадей, запаслись провизией, отдав за нее почтив всю наличность, включая пригоршню чуть заржавленных тяжелых статимов, вынутых из кошеля все того же подстреленного амазонкой мародера.

Была мысль повернуть обратно на запад, но с нагорья, где стояла деревня, они у видели целеустремленно приближающиеся точки всадников – и по помертвевшему лицу мага понял все. Проклятые слуги Тьмы не намерены были упускать добычу.

Им оставалось лишь углубиться в горы. В Рихей, где их бы не нашли никакие колдуны, ибо Рихей был издавна странным местом. Но зато там их могла найти обычная смерть.

Рихей…

Горы, чьи вершины возносятся без малого на двадцать тысяч локтей в небо. На перевалах которых задыхаются и падают самые сильные и крепкие. Где на каждом шагу подстерегают лавины и камнепады.

Горы, которые очень трудно перейти.

Горы, про которые ничего толком неизвестно, зато есть так много зловещих легенд – одна страшней другой.

Неизвестно даже, кто тут живет и живет ли вообще? Только слухи – о племенах, приносящих чужаков в жертву своим страшным неведомым богам, пришедшим из тьмы времен. Какие-то народы тут жили, с кем-то из них как-то торгоали купцы – но в общем Рихей всегда был для Логрии землей незнаемой.