11/22/63, стр. 63

А Джейк Эппинг, известный также как Джордж Амберсон? Само собой, перелом.

Ближе к концу нашего марафона я выиграл первую игру. Тремя играми позже, уже в самом начале пятого, я его разгромил и рассмеялся от счастья. Малышка Дженна рассмеялась вместе со мной, потом наклонилась вперед из своего высокого стульчика и по-свойски дернула меня за волосы.

– Все! – воскликнул я, продолжая смеяться. Трое Каллемов мне вторили. – На этом ставлю точку! – Я достал бумажник и выложил три купюры по пятьдесят долларов на красно-белую клетчатую клеенку, покрывавшую стол. – Ни один цент не пропал даром.

Энди пододвинул купюры ко мне.

– Уберите их обратно в бумажник, где им самое место, Джордж. Я получил слишком много удовольствия, чтобы еще брать ваши деньги.

Я кивнул, словно соглашаясь, а потом пододвинул купюры к Марни, которая тут же их схватила.

– Спасибо вам, мистер Амберсон. – Она с упреком посмотрела на мужа, потом вновь на меня. – Мы найдем, на что их потратить.

– Хорошо. – Я встал и, потянувшись, услышал, как хрустит позвоночник. Где-то – в пяти милях от дома Каллемов, может, в семи – Каролин Пулин и ее отец возвращались к четырехдверному пикапу с надписью на водительской двери «СТРОИТЕЛЬНЫЕ И СТОЛЯРНЫЕ РАБОТЫ ПУЛИНА». Может, подстрелили оленя, может, и нет. В любом случае они – я в этом не сомневался – провели отличный день в лесу, болтая, как умеют отцы с дочерьми, и наслаждаясь компанией друг друга.

– Оставайтесь на ужин, Джордж, – предложила Марни. – У меня тушеная фасоль и хот-доги.

Я остался, а потом мы смотрели выпуск новостей по маленькому настольному телевизору Каллемов. Сообщили о несчастном случае на охоте в Нью-Хэмпшире, но не в Мэне. Я позволил уговорить себя на второй кусок яблочного коблера, хотя уже наелся до отвала. Потом встал и поблагодарил их за гостеприимство.

Энди Каллем протянул руку.

– В следующий раз сыграем бесплатно, хорошо?

– Будьте уверены. – Следующего раза быть не могло, и, думаю, он это знал.

Его жена, как выяснилось, тоже. Она подошла ко мне, когда я уже собирался сесть за руль. Малышку укрыла одеялом и надела ей на голову шапочку, но сама пальто не накинула. Я видел пар ее дыхания, и она дрожала от холода.

– Миссис Каллем, вы должны вернуться в дом, прежде чем просту...

– От чего вы его спасли?

– Простите?

– Я знаю, почему вы пришли. Я молилась, пока вы играли на крыльце, и получила от Бога ответ, но не полный. От чего вы его спасли?

Я положил руки на ее трясущиеся плечи и заглянул в глаза.

– Марни... если бы Бог хотел, чтобы вы это узнали, Он бы вам сказал.

Внезапно она обхватила меня руками, прижала к себе. От удивления я ответил тем же. Крошка Дженна, зажатая между нами, переводила глаза с нее на меня.

– Что бы это ни было, спасибо вам, – прошептала Марни мне в ухо. От ее теплого дыхания по коже побежали мурашки.

– Идите в дом, милая. Пока не закоченели.

Дверь открылась. На пороге появился Энди с банкой пива в руке.

– Марни? Марн?

Она отступила на шаг. Посмотрела на меня широко раскрытыми черными глазами.

– Бог прислал нам ангела-хранителя. Я не буду об этом говорить, но никогда не забуду. Буду слагать в сердце своем [79]. – И она поспешила к крыльцу, где ее ждал муж.

Ангел. Второй раз я услышал это слово и слагал его в своем сердце, сначала ночью, когда долго лежал без сна в коттедже, потом утром, когда плавал на каноэ по ровной глади озера под холодно-синим, поворачивающим на зиму небом.

Ангел-хранитель.

В понедельник, семнадцатого ноября, я увидел первых белых мух, кружащих в воздухе, и принял их за знак свыше. Собрал вещи. Поехал в Себаго-Виллидж и нашел мистера Уинчелла в ресторане «Лейксайд», где он пил кофе и ел пончики (в 1958 люди съедали множество пончиков). Я отдал ему ключи и сказал, что прекрасно отдохнул и отлично провел время. Он просиял.

– Это хорошо, мистер Амберсон. Так и должно быть. Вы заплатили до конца месяца. Напишите адрес, куда я смогу отправить деньги за последние две недели, и я вышлю чек по почте.

– Я не знаю, где буду, пока боссы в головном офисе не примут корпоративного решения, – ответил я, – но обязательно вам напишу. – Путешественники во времени постоянно лгут.

Он протянул руку.

– Такие постояльцы мне в радость.

Я пожал ее.

– Взаимно.

Сел в «Санлайнер» и покатил на юг. Снял номер в бостонском отеле «Паркер-хаус», вечером погулял по пользующейся дурной славой Боевой зоне [80]. После недель тишины и покоя Себаго от сияния неона и толп вечерних гуляк – в большинстве своем молодых, в большинстве своем мужчин, преимущественно в военной форме – у меня случился приступ агорафобии, и я затосковал по умиротворенным вечерам западного Мэна, где редкие магазины закрывались в шесть, а после десяти дороги вымирали.

Следующую ночь я провел в отеле «Харрингтон» в округе Колумбия. А еще через три дня добрался до западного побережья Флориды.

Глава 12

На юг я ехал по автостраде 1. Часто ел в придорожных ресторанах с «маминой домашней кухней», где «Синяя тарелка» [81], включая фруктовый салат на закуску и пирог с шариком мороженого на десерт, стоила восемьдесят центов. Не встретил ни одного кафе быстрого обслуживания, если не считать таковым «Говард Джонсон» с его двадцатью восемью вкусами и Простаком Саймоном на логотипе. Видел отряд бойскаутов, жгущих костер из осенних листьев под присмотром командира отряда. Видел женщин в длинных пальто и галошах, пасмурным днем снимавших с веревок выстиранное белье из опасения, что пойдет дождь. Видел пассажирские поезда под названием «Южный экспресс» или «Звезда Тампы», мчавшиеся в те американские края, где зиму не пускали на порог. Видел стариков, куривших трубки на скамейках городских площадей. Видел миллион церквей и кладбище, на котором не меньше сотни прихожан стояли вокруг еще не засыпанной могилы и пели «Старый шершавый крест». Я видел людей, строящих амбары. Я видел людей, помогающих людям. Двое таких, ехавших на пикапе, остановились, чтобы помочь мне, когда у «Санлайнера» выбило крышку радиатора. Произошло это в Виргинии, около четырех часов дня, и один из них спросил, не нужно ли мне место для ночлега. Я могу представить, что такое возможно и в 2011 году, но с большой натяжкой.

И вот что еще. В Северной Каролине я свернул на заправочную станцию «Хамбл ойл» и, пока в бак заливали бензин, отошел за угол, чтобы воспользоваться туалетом. Увидел две двери и три надписи. «МУЖСКОЙ» – на одной двери. «ЖЕНСКИЙ» – на другой. Третью сделали на дощечке со стрелкой, которая указывала на заросший кустами склон. Надпись гласила: «ДЛЯ ЦВЕТНЫХ». Заинтригованный, я пошел вниз по тропинке. В нескольких местах поворачивался боком, чтобы не коснуться маслянистых, густо-зеленых, с красноватым отливом листьев ядовитого плюща. Я надеялся, что папы и мамы, которые вели детей к той туалетной кабинке, что ждала внизу, могли определить, какую опасность представляет это растение, потому что в конце пятидесятых большинство детей носило короткие штанишки.

Но никакой кабинки я не нашел. Заканчивался спуск узким ручьем, через который была перекинута доска, установленная на два крошащихся бетонных столбика. Мужчина мог отлить, стоя на берегу: расстегнул ширинку, достал – и вперед. Женщина могла присесть, одной рукой держась за куст (не следовало только хвататься за ядовитый плющ). Доска предназначалась для тех, кто хотел справить большую нужду. Может, и под проливным дождем.

И если после моего рассказа у вас сложилось впечатление, что 1958 год – это «Энди и Опи» [82], вспомните об этой тропинке, хорошо? Той самой, обрамленной ядовитым плющом. И о доске над ручьем.