Книжная лавка близ площади Этуаль(изд.1966), стр. 25

Но все это пришло в голову Дане много позже. А в тот миг, в штольне, он увидел под светом шахтерской лампочки расплывшийся фиолетовый карандаш, и по глазам ему ударили давно не виденные русские буквы.

Павел с любопытством глянул через Данино плечо.

— Что за листочки? Ба, гляди, по-нашему написано! Дай-ка сюда!

Он выдернул листок из рук Дани. Медленно, запинаясь, с трудом разбирая расплывшиеся буквы, он прочел:

— "Выполняя свой долг перед Советской Родиной, я одновременно обязуюсь честно и верно служить интересам французского народа, на чьей земле я защищаю интересы своей Родины. Всеми силами я буду поддерживать моих братьев-французов в борьбе против нашего общего врага — немецких оккупантов". Все. — Павел поднял голову. — Ни подписи, ни числа нет. Что это такое, Данька, как ты думаешь? И кто это писал?

— По-моему, что-то вроде присяги, — неуверенно сказал Даня. Он обратился к шахтеру: — Где вы это взяли, Абель? И что это такое?

— Неужто не догадался? — Абель посмотрел на "маленького русского". Таких, как вы, немало сейчас у нас во Франции. Вот ваши люди и дают такое обещание, когда вступают в отряды франтиреров.

— Как, значит… — начал Даня. — Значит…

— Да, есть у нас ваши люди, — кивнул Абель. — Сам я, правда, с ними не встречался, но знаю, что они сражаются вместе с нашими. Кажется, Шарль встречал многих русских.

— Так ваш Шарль может… — Даня запнулся.

— Шарль считает, что вам надо пробираться в Париж, — решительно прервал его Абель. — Там есть нужные люди, вам помогут с ними связаться. В Париже вы получите указания и сможете войти в одну из групп.

— В Париж? — переспросил невольно Даня. — Неужто идти в Париж?

— Да. А теперь за дело! — И Абель опять вытащил что-то из внутреннего кармана своего бездонного комбинезона. На этот раз это была небольшая карта. — Благодарите Флодена, это он уломал сынишку отдать вам свою карту с календариком.

Флоден засмеялся:

— Ну, моего Пьера уговаривать не пришлось. Как только я напустил на себя таинственный вид и сказал, что мне нужна карта для двух русских товарищей, он сейчас же отдал ее мне.

Пять голов склонилось над картой. Черный палец Абеля медленно передвигался по красным и зеленым квадратам, и за ним внимательно следили четыре пары глаз. Абель немного нервничал: надо было объяснить ребятам все как можно подробнее и понятнее, а до конца смены оставалось около часа. К тому же с минуты на минуту мог появиться кто-нибудь из начальства.

— Выйдете отсюда боковыми улицами на южную дорогу. — Глухой голос Абеля стал еще глуше. — Компас я вам дам. Держитесь лесов и кустарников, а приблизитесь к городам, пробирайтесь окраинами или старайтесь их обойти. Главных магистралей избегайте, сельские проселки куда надежнее. Дорога ваша, я вам уже показал, идет на Аррас, Боме, Бапом. Оттуда двинетесь на Перонн, Сен-Кантен, Лаон.

— В Аррасе и Перонне и вообще во всех городках покрупнее непременно есть немецкие комендатуры и гестапо, — вмешался Флоден. — Там, если попадетесь, крышка!

— Да перестань ты пугать парней заранее! — досадливо кинул Стась.

— Я и не пугаю, а только предупреждаю.

— И предупреждать не надо. Дени сам все отлично понимает, а Поль так и вовсе тертый парень.

Абель сделал им знак замолчать.

— После Перонна пойдете по каналу Сомма — Уаза. Увидите местечко, где нет стражи, там и перейдете канал.

Флоден опять не выдержал:

— Легко сказать — найдете местечко! Я ездил на праздники к родственникам жены в Сен-Кантен, так там бошей, как блох, всюду понасыпано.

— Что ж, значит, им оставаться здесь? — подал насмешливый голос Стась.

— Говорю просто, чтоб знали.

— К югу от Сен-Кантена увидите громадное кладбище, — продолжал Абель. — Там похоронены те, кто погиб в первую мировую войну. Сейчас оно, говорят, совсем заброшено; некоторые наши смогли там передохнуть, провести ночь, даже, может, и не одну. Сами увидите, по обстановке. Дальше пойдете по тем адресам, которые вам дадут Стась и Флоден.

— Многое придется запомнить наизусть, — сказал Флоден. — Если вас схватят, при вас не должно быть ни одной сомнительной бумажки!

— Давайте я заучу, — тотчас вызвался Даня. — Память у меня была довольно приличная. Не знаю, как сейчас. Говорят, от голодовки она слабеет, — прибавил он неуверенно.

Павел затеребил его:

— Что он говорит? Что ты ему ответил?

Даня перевел.

— Ага, давай запоминай ты, — согласился Павел. — У меня эти французские названия в голове не держатся.

Стась вытащил из кармана блузы бумажку.

— Держи! — Он протянул бумажку Дане. — Туй вшицко свое людыны. Учь, учь! — И по-французски: — Даем вам три адреса на первый случай. Это всё верные люди, можете не опасаться. Поляки и французы. Они вам помогут и переправят дальше. Будут передавать, как по цепочке.

Даня кивнул, не отвечая. Он в эту минуту повторял про себя адреса. Повторял, как когда-то в школе. Три раза, четыре, пять раз. Ага, кажется, теперь крепко сидят в памяти.

Разбуди ночью — и то повторит без ошибки. Он вернул бумажку Стасю и еще раз вслух повторил адреса.

Стась кивнул: всё правильно. Он с невольным сожалением посмотрел на обоих русских:

— Значит, сегодня последний день. Славные вы ребята, честное слово, жаль мне расставаться с вами…

Абель повел своим крючковатым носом. Он о чем-то думал.

— Послушай, Дени, а может, вам все-таки уходить врозь? — спросил он вдруг, поглядывая то на Даню, то на Павла. — Все-таки меньше риска. И потом, уверен ты в своем дружке? Помни, Дени, в такой путь надо выбирать верных товарищей.

Даня вступился за приятеля:

— Вы ошибаетесь, Абель. Павел совсем не плохой парень. И очень смелый.

Он повернулся к Павлу:

— Абель советует нам бежать поодиночке.

— Нет, нет, мы вместе, мы только вместе! — замахал руками Павел. Вместе куда сподручнее. Скажи ему: в случае чего будем друг за друга стоять.

— Мы решили идти вместе, — твердо сказал Даня.

Абель пожал плечами:

— Ну, дело ваше. Я не возражаю. Тогда до завтра. А завтра… — Он помедлил. — Завтра — в путь.

6. В ТУМАННУЮ НОЧЬ

В черном подземном мире никогда не знаешь, день или ночь там, наверху. Часов у остарбайтеров не было. Свои Павел променял на хлеб в лагере. Данины часы — подарок отца к пятнадцатилетию — давно, еще в первом рабочем бараке в Алленштейне, отобрал немец-конвоир.

Поравнявшись со старшим, Даня попробовал спросить его, который час, но тот тоже показал пустое запястье. Буркнул:

— На что тебе? Все равно ваши конвойные придут только к ночи.

Бесконечно тянулось время. Медленно, трудно билось сердце, наливались тяжестью ноги. Еще одна вагонетка… Еще…

Иногда в галерее или на разъездах Даня встречался с Павлом, но они только молча взглядывали друг на друга. Каждый знал, о чем думает другой.

— Что же вы? Я вам свищу, свищу… Пора! — раздался вдруг над самым ухом Дани голос Стася.

Павел уже стоял за ним.

В глубине штольни, под кучей породы, — большой узел. Как удалось его пронести, для Дани навсегда осталось тайной.

— Одевайтесь быстрее. Мы должны вместе уйти отсюда, — командовал Абель.

Сам он вместе с Флоденом упаковывал в две сумки-мюзетты еду для беглецов. При красноватом свете лампочки Даня и Павел сбросили с себя опостылевшие штаны и рубахи с буквами "СУ", натянули комбинезоны, фуфайки, темные куртки, береты. Флоден вытащил из угла две пары поношенных ботинок.

— Это мы со Стасем выкрали из дому потихоньку от жен. — Он посмеивался. — Ну-ка, ребята, примерьте, подойдут ли. В таком деле обувка — самое важное. Вдруг придется бежать, а ботинки как раз и подведут.

Дане ботинки были великоваты, зато Павлу как раз. Абель стащил с себя толстые, домашней вязки носки, протянул их Дане:

— Вот возьми, жена вязала. В них никогда не натрешь ноги.

Он смотрел на Даню. Ему было жаль расставаться с этим мальчиком, так похожим на сына, Клода. Но держать его здесь только потому, что он напоминает ему Клода, какой эгоизм! Сам Клод никогда бы не простил этого отцу. Черт, какая чепуха иногда лезет в голову — слезливая, сентиментальная чепуха! И все-таки Абелю, умному, проницательному, прожившему долгую, нелегкую жизнь, было в эту минуту тревожно, не по себе: отпускать двух русских мальчишек в путь, таящий так много опасностей! И еще по совершенно чужой для них стране. Абелю хотелось сказать ребятам что-нибудь на прощание, — понятно, не слишком чувствительное, чтоб не засмеяли товарищи. Но он не решился. Только со своим привычно-насмешливым видом крепче обычного хлопнул Даню по спине: