Дом у озера Мистик, стр. 3

Блейк свернул со скоростной автомагистрали и выехал на извилистое, забитое машинами Тихоокеанское шоссе. У ворот при въезде на их подъездную дорогу он помахал охраннику и проехал в Колонию, жемчужину береговой линии Малибу. На долю секунды ветровое стекло покрылось каплями дождя, внешний мир предстал в размытом виде, но «дворники» тут же стерли капли. Приближаясь к их дому по мощенной кирпичом подъездной аллее, Блейк сбавил скорость. Перед гаражом он затормозил.

Энни покосилась на мужа. Было странно, что он не заехал в гараж. Странно, что он даже не нажал кнопку на пульте, чтобы открыть гаражную дверь. Еще более странно, что он не выключил двигатель. Блейк терпеть не мог оставлять «кадиллак» под дождем.

«Он сам не свой». Эта мысль немного уменьшила тревогу Энни и напомнила ей, что она не так одинока, как представляется ей самой. Ее уверенный в себе суперкомпетентный муж сейчас так же раним, как она. Они справятся с этим вместе, она и Блейк, они помогут друг другу пережить этот день и все дни, которые у них будут, они справятся с этим «синдромом пустого гнезда». Они были семьей до рождения Натали и будут ею снова, он и она, вдвоем. Может быть, это будет снова так, как было прежде, когда они были и лучшими друзьями, и партнерами, и любовниками. Как в те дни, когда они могли пойти на танцы и вернуться домой, когда солнце уже поднималось над горизонтом.

Энни повернулась к мужу и убрала с его лба прядь волос:

— Я тебя люблю. Мы поможем друг другу пройти через это.

Блейк не ответил.

Не то чтобы Энни ожидала ответа, но все равно молчание мужа ее ранило. Она спрятала свое разочарование подальше и открыла дверцу машины. В щель влетели капли дождя и упали на ее рукав.

— Это будет одинокая весна. Возможно, нам стоит поговорить с Лупитой и организовать барбекю. Мы давно не устраивали старомодные вечеринки на пляже. Это было бы хорошо для нас обоих. Видит бог, мы будем чувствовать себя странно в доме без…

— Энни!

Блейк произнес ее имя так резко, что она смолкла на полуслове. Он повернулся к ней, и она увидела, что в его глазах стоят слезы. Она наклонилась к нему и нежно коснулась его щеки в мимолетной ласке:

— Мне тоже будет ее не хватать.

Блейк отвел взгляд и тяжело выдохнул:

— Ты не понимаешь. Мне нужен развод.

2

— Я собирался сказать тебе позже, во всяком случае, не на этой неделе… Но при мысли о возвращении домой сегодня вечером…

Блейк не договорил и покачал головой.

Энни медленно закрыла дверцу машины. Дождь бил в ветровое стекло и стекал потоками по окнам, размывая мир за пределами машины. Наверное, она ослышалась. Энни, нахмурившись, протянула руку к Блейку:

— О чем ты говоришь?

Он отодвинулся к окну, как будто ее прикосновение вдруг стало ему неприятно. И в эту секунду, когда Блейк не позволил ей дотронуться до него, все внезапно стало реальностью. Ее муж хочет с ней развестись. Энни отдернула руку и увидела, что она дрожит.

— Энни, мне давно следовало это сделать. Я несчастлив. Я уже годы несчастлив с тобой.

Энни была потрясена. Никогда в жизни она не испытывала подобного. Шок волнами онемения распространялся по всему ее телу. Ее голос, казалось, застрял где-то глубоко внутри нее. Она не могла вытянуть его наружу, как бывает невозможно найти свободный конец от спутанного клубка ниток.

— Мне не верится, что я это говорю, — мягко сказал Блейк. Энни видела, что слова даются ему нелегко. — Я встречаюсь… с другой женщиной.

Энни воззрилась на него, невольно открыв рот. Так у него роман! Боль этого открытия пронзила ее до глубины души. Тысячи маленьких фрагментов сложились в единую картину: обеды, которые он пропустил, поездки в экзотические края, новые шелковые трусы-боксеры, которые он стал носить, смена одеколона с «Поло», которым он пользовался все эти годы, на «Кельвин Кляйн», и то, что они стали редко заниматься любовью… Как она могла быть настолько слепа? Наверное, она знала. Должно быть, она каким-то первобытным женским инстинктом понимала, что происходит, но предпочла делать вид, что ничего не замечает.

Энни повернулась к Блейку, ей очень хотелось к нему прикоснуться, хотелось до боли. На протяжении половины своей жизни она дотрагивалась до него, когда хотела, а теперь он лишил ее этого права.

— Мы можем пережить твой роман… — Ее голос звучал слабо и невнятно, словно и не принадлежал ей. — В семейной жизни такое случается. Я хочу сказать, мне, конечно, потребуется какое-то время, чтобы тебя простить, чтобы научиться снова тебе доверять, но…

— Мне не нужно твое прощение.

Не может быть, чтобы это происходило на самом деле! Только не с ней, не с ними! Энни слышала слова, чувствовала боль, но все это было окутано каким-то смутным ощущением нереальности происходящего.

— Но у нас так много общего, у нас есть наша история, у нас есть Натали. Мы можем с этим разобраться, может быть, стоит обратиться к семейному психологу. Я знаю, у нас были проблемы, но мы можем их преодолеть.

— Энни, я не хочу ничего преодолевать. Мне нужен развод.

— Но мне не нужен! — Ее голос сорвался на жалобное хныканье. — Мы же семья! Ты не можешь выбросить двадцать лет…

Она не могла найти нужные слова. Внезапное онемение, которое она обнаружила в себе, привело ее в ужас. Она думала, что существуют правильные слова, которые могут ее спасти, спасти их, и боялась, что не сможет их найти.

— Пожалуйста, ну, пожалуйста, не делай этого…

Блейк долго молчал, так долго, что за это время Энни успела найти ниточку надежды и свить из нее плотную ткань. «Он передумает. Он осознает, что мы — семья, и скажет, что это был кризис среднего возраста. Он…»

— Я в нее влюблен.

Сердце Энни ухнуло вниз. Он говорит о любви? Как он может быть влюблен в кого-то другого? Любовь требует времени и усилий. Для того чтобы создать нечто ощутимое, нужно собрать один за другим миллион крошечных мгновений. Это заявление о любви, и все, что оно означало, словно сделало Энни меньше. Она почувствовала себя крошечным исчезающим человечком, находящимся за миллион миль от мужчины, которого она всегда любила.

— И как давно?

— Почти год.

У нее защипало глаза — первое предвестие слез. Год, на протяжении которого все между ними было ложью. Все!

— Кто она?

— Сюзанна Джеймс. Новый младший партнер фирмы.

Сюзанна Джеймс была в числе двух десятков гостей на дне рождения Блейка в прошлые выходные. Худощавая молодая женщина в бирюзовом платье, которая ловила каждое слово Блейка. Та, с которой он танцевал под песню «Поцелуй, на котором можно построить мечту».

От слез перед глазами Энни все расплылось.

— Но после той вечеринки мы занимались любовью…

Представлял ли он в темноте лицо Сюзанны? Не потому ли он, прежде чем прикоснуться к ней, выключил в спальне свет? У нее вырвался тихий жалобный стон. Она не могла держать это в себе.

— Блейк, пожалуйста…

Он выглядел беспомощным, даже растерянным, и в этот миг уязвимости он снова был Блейком, ее мужем. Не ледяным мужчиной, который не желает встречаться с ней взглядом.

— Энни, я люблю ее. Пожалуйста, не заставляй меня повторять это снова.

Едкие отголоски его признания растворились в воздухе, и он стал непригодным для дыхания Энни.

«Энни, я люблю ее».

Она рывком открыла дверцу машины, вышла и, ничего не видя перед собой, побрела по кирпичной дорожке к дому. Дождь стекал по ее лицу, смешиваясь со слезами. У двери она достала из сумочки ключ, но у нее дрожали руки, и она не сразу смогла вставить его в скважину. Наконец он попал в отверстие, и замок громко щелкнул. Она вошла в дом и захлопнула за собой дверь.

Энни допила второй бокал вина и налила третий. Обычно после двух бокалов шардоне у нее начинала кружиться голова, она становилась легкомысленной и пыталась вспомнить слова песни из ее юности, но сегодня вино не помогало. Она вяло ходила по дому и пыталась понять, что же она сделала неправильно, почему все пошло не так, как она хотела. Если бы только она это поняла, может быть, тогда она смогла бы все исправить. Последние двадцать лет она всегда ставила на первое место интересы семьи, и все-таки почему-то потерпела неудачу. И в результате осталась одна и теперь бродит по этому слишком большому дому и тоскует по уехавшей дочери и по мужу, который полюбил другую.