Битва королей, стр. 177
— Видно, боги не в своем уме, если делают подобные создания мужчинами, — а я была не в своем уме, когда потребовала его освободить.
Вернулся Осфрид Кеттлблэк в развевающемся красном плаще.
— На площади собрался народ, ваше величество, — они просят впустить их в замок. Почтенные горожане, не какой-нибудь сброд — купцы и прочее.
— Велите им разойтись по домам. А если они не захотят, пусть арбалетчики подстрелят нескольких. Вылазок не устраивать — ворота нельзя открывать ни под каким видом.
— Слушаюсь. — Осфрид поклонился и вышел.
Лицо королевы отвердело от гнева.
— Я сама бы охотно посшибала им головы мечом. — Речь ее сделалась не совсем внятной. — Детьми мы с Джейме были так похожи, что даже наш лорд-отец не мог различить нас. Порой мы менялись одеждой и целый день изображали один другого. Но когда Джейме вручили его первый меч, я ничего не получила. «А мне?» — спросила, помнится, я. Мы были так похожи — я не могла понять, почему со мной обращаются по-другому. Джейме учили владеть мечом, копьем и палицей, а меня — петь, улыбаться и очаровывать. Он стал наследником Бобрового Утеса, а меня продали чужому мужчине, как лошадь — чтобы ездил на мне, когда захочется, бил, когда заблагорассудится, а со временем бросил ради кобылки помоложе. Уделом Джейме были слава и могущество, моим — роды и ежелунная кровь.
— Но ведь вы были королевой всех Семи Королевств…
— Когда дело доходит до мечей, даже королева — всего лишь женщина. — Чаша Серсеи опустела, и паж хотел наполнить ее снова, но королева отрицательно качнула головой. — Довольно. Я должна сохранить ясность ума.
Напоследок гостям подали козий сыр с печеными яблоками. В зале запахло корицей, и Осни Кеттлблэк снова преклонил колени перед королевой.
— Ваше величество, Станнис высадил людей на турнирном поле, и переправа продолжается. Штурмуют Грязные ворота, и к Королевским притащили таран. Бес предпринял вылазку, чтобы отогнать их.
— Это, без сомнения, устрашит их, — сухо молвила Серсея. — Надеюсь, Джоффа он с собой не взял?
— Нет, ваше величество. Король вместе с моим братом находится у Шлюх и швыряет Оленьих Людей в реку.
— В то время, когда штурмуют Грязные ворота? Что за глупость! Скажите сиру Осмунду, чтобы немедленно забрал Джоффри оттуда — там слишком опасно. Пусть возвращаются в замок.
— Но Бес сказал…
— Вас должно касаться лишь то, что говорю я, — сузила глаза Серсея. — Ваш брат сделает, что ему велят, — иначе следующую вылазку возглавит он сам, и вы отправитесь вместе с ним.
Когда со столов убрали, многие гости попросили разрешения пойти в септу. Серсея милостиво дала свое позволение. Леди Танда с дочерьми была в числе ушедших. Для оставшихся позвали певца, и он наполнил зал сладостными звуками высокой арфы. Он пел о Джонквиль и Флориане, о принце Эйемоне, Драконьем Рыцаре, и его любви к королеве, супруге его брата, о Нимерии и десяти тысячах ее кораблей. Красивые песни, но такие печальные! Женщины плакали, и у Сансы тоже увлажнились глаза.
— Не трать попусту слезы, дорогая, — наклонилась к ней королева. — Они тебе еще понадобятся для короля Станниса.
— Ваше величество? — беспокойно шевельнулась Санса.
— Избавь меня от своих пустых любезностей. Раз уж дошло до карлика, значит, дело совсем плохо — можешь смело снять свою маску. Я ведь знаю, зачем ты бегала в богорощу.
— В богорощу? — (Только не смотри на сира Донтоса! Не смотри! Она не может этого знать, никто не может. Мой Донтос, мой Флориан обещал, что никто не узнает.) — Я ходила туда молиться.
— За Станниса. Или за своего брата — все равно. Зачем еще тебе были нужны боги твоего отца? Ты молилась за наше поражение. Что это, по-твоему, как не измена?
— Я молилась за Джоффри, — настаивала испуганная Санса.
— Еще бы — он ведь так ласков с тобой! — Королева взяла у проходившей мимо прислужницы штоф сладкой сливянки и налила Сансе. — Пей, — холодно приказала она, — авось наберешься мужества сказать правду в кои-то веки.
Санса пригубила приторно-сладкое и очень крепкое вино.
— Ну уж нет. Пей до дна, Санса, — твоя королева приказывает тебе.
Санса едва не поперхнулась, но исполнила приказание, и у нее закружилась голова.
— Еще? — осведомилась Серсея.
— Нет. Пожалуйста, не надо.
Вид у королевы был недовольный.
— Когда ты спросила меня про сира Илина, я тебе солгала. Хочешь услышать правду, Санса? Хочешь узнать, зачем он здесь на самом деле?
Санса не посмела ответить, да в этом и не было нужды. Королева уже сделала рукой знак. Санса не заметила, когда сир Илин вернулся в зал, но он был здесь и шел к помосту неслышно, как кот. Лед он нес наголо. Отец после казни всегда очищал свой меч в богороще, но сир Илин был не столь заботлив. На волнистой стали сохла кровь, из красной уже ставшая бурой.
— Скажи леди Сансе, зачем я держу тебя здесь.
Сир Илин открыл рот и проскрипел что-то без всякого выражения на изрытом оспой лице.
— Он говорит, что находится здесь ради нас. Станнис может взять город и занять трон, но суда над собой я не допущу. Я не желаю, чтобы мы достались ему живыми.
— Мы?!
— Ты не ослышалась. Советую тебе помолиться заново — и не по-прежнему. Старкам не придется порадоваться падению дома Ланнистеров, даю тебе слово. — Королева ласково коснулась волос Сансы, убрав их с шеи.
ТИРИОН
Зрение Тириона ограничивала прорезь шлема, но, поворачивая голову, он мог видеть три галеи, приставшие к турнирному полю, и четвертую, побольше остальных, — она стояла на середине реки и стреляла бочонками горящей смолы из катапульты.
— Стройся клином, — скомандовал он, когда его отряд выехал за ворота. Они сформировали наконечник копья, где острием был он. Сир Мендон Мур занял место справа от него — пламя отражалось в белой эмали его панциря, мертвые глаза бесстрастно поблескивали сквозь забрало. Угольно-черный конь под ним имел на себе белые доспехи, к руке был прикреплен чисто-белый щит королевского гвардейца. Слева удивленный Тирион обнаружил Подрика Пейна с мечом в руке.
— Тебе тут не место, мальчик, — отправляйся назад.
— Я ваш оруженосец, милорд.
На споры не было времени.
— Ладно — держись подле меня. — Тирион пришпорил жеребца.
Колено к колену они ехали вдоль городской стены. С древка в руке сира Мендона струился красный с золотом штандарт Джоффри — лев и олень, выступающие бок о бок. С шага они перешли на рысь, развернувшись вокруг подножия башни. Со стены сыпались стрелы, и камни летели куда попало — на землю, в воду и на людей. Впереди высились королевские ворота, где толпа солдат орудовала громадным тараном из черного дуба с железной головой. Лучники с кораблей, стоя вокруг, обстреливали всех, кто показывался наверху.
— Копья наперевес, — скомандовал Тирион, посылая коня вперед.
Почва была скользкой от ила и крови. Конь, споткнувшись о труп, зашатался, и Тирион подумал было, что тут его атаке и конец, — но как-то удержался в седле, а тут и конь выровнялся. Люди у ворот торопливо поворачивались, готовясь к бою. Тирион вскинул топор с криком:
— Королевская Гавань! — Другие голоса поддержали его, и клин, бряцая сталью, свистя шелком и гремя копытами, ринулся вперед.
Сир Мендон опустил копье в самый последний миг, вогнав знамя Джоффри в грудь чьего-то клепаного колета и подняв врага на воздух — потом древко переломилось. Перед Тирионом возник рыцарь, на камзоле которого лиса выглядывала в цветочный венок. «Флорент, — мелькнуло в уме у Тириона, и тут же следом: — Он без шлема». Топор обрушился на лицо рыцаря, и такова была сила конского разбега, что тому снесло полголовы. От удара плечо Тириона онемело. «Вот бы Шагга посмеялся», — подумал он на скаку.
Чье-то копье грохнуло о его щит. Под мчался рядом, рубя каждого встречного-поперечного. Краем уха Тирион слышал, как радостно вопят люди на стенах. Брошенный всеми таран хлопнулся в грязь. Тирион сшиб конем лучника, разрубил копейщика от плеча до подмышки, безуспешно рубанул по шлему с меч-рыбой на гребне. У тарана его рыжий взвился на дыбы, но вороной взял препятствие с ходу, и сир Мендон унесся вперед, словно смерть в белоснежном плаще. Его меч рубил руки, раскалывал головы, дробил щиты — впрочем, мало кто из врагов переправился через реку с целыми щитами.