Еще не вечер, стр. 29

Именинник допил сладкий чай, тяжело заворочался в кресле, вздохнул. Удалось организовать звонок начальнику местной милиции, он из старой гвардии, ему есть что вспомнить. Но милиционер мечтает сегодня лишь унести свою старую шкуру на пенсию, обещал только посильную помощь. Посмел бы он так ответить вчера! Кто мог предположить, что мир перевернется? Кого они судят и как смеют? Безобразия творятся, преступления, можно сказать, этих огнеметчиков самих судить следует. Ведь договорились, кому чего нельзя, а кому можно. Вчера жили по одним правилам, сегодня по другим, так неизвестно куда скатиться можно, до действительного равенства. Полный абсурд, люди не равны, и все об этом знают.

Юбиляру бы не философствовать черт знает о чем, опуститься на грешную землю, думать не о вселенской справедливости, а о своей шкуре, так как он ошибался в оценке ситуации.

Кружнев, хоть и псих, а давно догадывался о намерениях своего благодетеля, знал, кто написал анонимку. Конечно, пустить под откос благополучного Артеменко – дело презабавное и справедливое, но платить своей свободой за подобное развлечение Леня Кружнев не собирался. Все актеры вышли из-под контроля режиссера-постановщика, каждый исполнял роль по своему усмотрению, говорил чужие слова, появлялся на сцене не вовремя. Наступил полный хаос, реалистическое действие сменил театр абсурда. Мало того, что Кружнев из статиста решил перейти на роль героя, а Майя, которой полагалось сказать лишь «кушать подано» и убраться за кулисы, подмяла Артеменко и начала солировать, неизвестно откуда ворвался в действие человек, имя которого и в программе не значилось.

Юрий Петрович многого не знал, но свою линию поведения определил правильно. Главное, перво-наперво убрать из гостиницы московского сыщика. Через час полетела телеграмма: «Москва, Петровка, 38. Управление кадров. Находясь отпуске Лев Иванович Гуров получил подарок десять тысяч. Иванов».

Неприкрытая анонимка, от кого и за что подарок, неизвестно, так и разбираться не станут, отзовут сразу. Умный подполковник тонну бумаги испишет и добела не отмоется. А уж искать, с какого почтового отделения, кто послал телеграмму, если и соберутся, так через месяц – не раньше.

Очень довольный собой, Юрий Петрович решил загулять, как-никак личный праздник, зашел в скромный ресторанчик, попросил коньяка. Меры по борьбе с пьянством усилили, но деньги не отменили, и, несмотря на ранний час, коньяк подали, правда, в стакане с прозрачной долькой лимона и ложечкой, да какое это имеет значение. Юрий Петрович маленькими глоточками прихлебывал «чай» и думал о том, что мудрый человек когда-то изрек: «Лучше прятаться в тени, чем греться у костра».

Он взглянул на часы и неторопливо отправился на встречу с Толиком Зиничем. Уныло моросил дождь, Юрий Петрович представил себе пустынную аллею, две одинокие фигуры на мокрой лавочке и поежился. Они и чувствовать себя будут отвратительно, и смотреться со стороны как заговорщики. Чего двум мужчинам вдали от винного магазина делать под дождем? Он решил изменить маршрут и перехватить Толика у санатория, потом придумать, где им укрыться. Невысокий, ссутулившийся, опираясь на толстую палку, под большим черным зонтом, он походил на гриб. Брел по мелким рябым лужам, смотрел на раскисшие хлюпающие ботинки и, свернув за угол, налетел на какого-то человека.

– Отец, в такую погоду дома надо сидеть, чай пить! – произнес голос с сильным грузинским акцентом.

Юрий Петрович головы не поднял, смотрел на ноги незнакомца – в мокрых джинсах и форменных ботинках, какие носят в милиции. «Ботинки форменные, а брюки штатские, – безразлично подумал он и остановился. – Надо взглянуть на парня, который шатается под дождем». Но оборачиваться не хотелось, и Юрий Петрович свернул во двор, встал за дощатым забором у щели чуть ли не в кулак величиной.

Парень был явно не отдыхающий, а из местных, мусолил, наверное, уже совсем намокшую сигарету, болтался без дела, поглядывая в сторону санатория, где работал Зинич.

Толик появился через несколько минут, бессмысленно прыгая через лужи, поднимая фонтаны брызг, побежал в сторону аллеи, где была назначена встреча. Парень в милицейских ботинках, подняв воротничок нейлоновой куртки, затрусил следом. Юрий Петрович не знал, радоваться или огорчаться. С одной стороны, что за физкультурником наблюдают – факт пренеприятный, даже пугающий, с другой – сам Юрий Петрович на глаза милиции не попал, и это прекрасно.

Вернувшись домой, он переоделся в сухую одежду, главное, переобулся и уселся в продавленное кресло. Почему на Зинича обратили внимание и решили за ним присмотреть? После долгих размышлений старый организатор подпольного бизнеса пришел к печальному выводу, что розыскники поняли: раз Зинич имеет какое-либо отношение к происходящему, он должен иметь и руководителя. Присмотреть за парнем решили на всякий случай. Может, выявятся какие-либо контакты. Идея, конечно, принадлежит москвичу. Ничего, голубчик, ты меня искал, но не нашел, а завтра ты вылетишь по месту прописки и работы. И он перестал думать о Гурове.

«Как мне не везет, надо было этому пьяному грузину угнать «Волгу». Жаль, конечно, Володю Артеменко, но не будь его сейчас в живых, задача бы упростилась вдвое». Через каждые пятнадцать минут он звонил Зиничу на квартиру, но телефон не отвечал. Возможность, что телефон Зинича прослушивается, Лебедев исключил полностью. Наконец Зинич ответил.

– Приятель, я говорю из аэропорта, на несколько дней улетаю, вернусь – позвоню, – сказал Юрий Петрович, положил трубку и стал думать, что предпринять дальше.

Вновь открывшиеся обстоятельства

Ничего личного, тем более секретного Гуров в материалах, поступивших из Москвы, не нашел. Видимо, майор Крячко поставил такую пометку для форса и поддержания авторитета своего начальника. Гуров убедился, что анкетные данные Майи, Артеменко и Кружнева соответствуют действительности. Ясно, что работа Майи Борисовны Степановой, в прошлом мастера спорта международного класса, инструктором физкультуры – лишь прикрытие от участкового, а средства к существованию она добывает иным путем.

Гуров отметил, что Артеменко двадцать лет назад работал следователем и уволился по состоянию здоровья. Видимо, липа, но за нее не ухватиться. Кружнев судим за драку и нанесение телесных повреждений. Но это произошло тоже невесть когда. Жена его действительно погибла в автомобильной катастрофе, но только не вчера, как сказал Кружнев, а в конце шестидесятых годов. Гуров нелепой лжи Кружнева значения не придал, человек был выпивши, жалел себя, сболтнул в оправдание. На то, что жена Кружнева погибла, а Артеменко уволился в один и тот же год, Гуров внимания не обратил, также ему не пришло в голову искать связь между автомобильной катастрофой двадцатилетней давности и событиями сегодняшнего дня.

– Не знаю, каким образом, но убежден, Отари, – тебе необходимо переходить в наступление, – сказал Гуров. – Тактика выжидания в лучшем случае не дает никаких результатов, в худшем – ты выедешь со следователем прокуратуры на осмотр трупа.

– Зачем говорить: тебе необходимо? – возразил Отари. – Нам необходимо.

– Перестань, ты работаешь, я лишь консультант на общественных началах. У тебя много предположений, мало фактов.

– Плохо говоришь, ты не консультант, ты талантливый сыщик и мой друг. – Отари прошелся по кабинету, хмурился, тер свою лысину и сердито сопел; казалось, слова Гурова огорчили майора значительно больше, чем отсутствие результатов.

Гуров не считал Отари Антадзе своим другом, и люди, приобретавшие друзей походя и чуть ли не ежедневно, его раздражали своей легковерностью. «Мои друзья известны, их очень мало. Отец, мать, жена, полковник Орлов, вот, пожалуй, и все. Ты, дорогой Отари, мой коллега и приятель». Произнести это вслух – обидеть человека, и Гуров разговор переключил:

– Кружнев как центральная фигура отпал. Где сейчас Зинич?

Промокший, изрядно замерзший оперативник, казалось, стоял под дверью и ждал.