Санта-Клаус, или Отец на Рождество, стр. 10

– Разумеется, разумеется. Кроме того, я верю, что Бог помогает тем, кто помогает себе сам. – Это высказывание, должно быть, прозвучало резко для христианского священника, пусть даже и такого, как Беквит, потому что он резко переменил тему: – Но пойдемте, герцог, может быть, вам захочется увидеть мою коллекцию.

– Я уверена, что у его светлости есть более важные дела, папа. Мы не должны задерживать его. – Грейс-Энн была решительно настроена удерживать этих двух людей порознь. Ее отец был так же решительно склонен побеседовать с титулованным лицом наедине.

– Это займет всего лишь минуту. Человек с такой интуицией, как у вашей светлости, несомненно, будет заинтересован в исторической ценности коллекции.

Уэр оглядел комнату. Миссис Беквит бессмысленно улыбалась, Пруденс поджала губы, а миссис Уоррингтон портила шерсть, превращая ее в настоящий беспорядок. Почему, черт побери, она снова нахмурилась, глядя на него? Лиланд не хотел выглядеть напыщенным, в чем она обвиняла его, так что сказал, что может уделить немного времени, к удовлетворению викария.

Беквит повел его по коридору к запертой двери – первой запертой двери, которую Уэр увидел в доме викария, потому что подобного не было даже в лондонских трущобах, где он бывал с благотворительными визитами. Если у священника нет веры в человеческий род, то тогда у кого она появится?

Заметив потрясение гостя в то время, пока он возился с ключами, Беквит объяснил:

– Сатанинские отродья шныряют повсюду.

Господи, Лиланд полагал, что этот тип всегда был религиозным фанатиком, но сейчас стало очевидным, что в молитвеннике Беквита отсутствует парочка страниц.

Но викарий знал свою Библию. Собранная Беквитом коллекция религиозных текстов была громадной. Некоторые тома были очень древними, большинство – очень ценными. Герцог не испытывал желания читать большую их часть, но смог признать цену этих книг. Здесь был даже иллюстрированный манускрипт, в еще одном запертом застекленном шкафу, который он с гордостью добавил бы к собственной библиотеке редких изданий. Не удивительно, что семья сидит на голодном пайке, если учесть, каким страстным коллекционером оказался Беквит, и на это указывало собрание книг. И если священник предпочитал именно так тратить деньги, то у Уэра не было никаких причин для недовольства, пока этот человек исправно крестил и хоронил местную паству. И до тех пор, пока дети Тони не сидят на хлебе и воде, чтобы поддерживать хобби Беквита. Герцог резко прервал лекцию викария.

– Может быть, теперь я смогу увидеть детей? – спросил он, когда они вернулись в гостиную. С таким же успехом Лиланд мог бы объявить, что у него оспа, судя по тому, как лицо миссис Уоррингтон лишилось немногочисленных красок, а все остальные предпочли чем-то заняться. Миссис Беквит объявила, что безделушки нужно помыть перед праздниками, так что она сложила себе на колени всех фарфоровых пастушек перед тем, как ее кресло выкатили из комнаты. Преподобный вспомнил, что его рождественская проповедь нуждается в доработке. Странно, но он взял с собой оловянную кружку, чашу с орехами и деревянную резную коробку для табака. Также викарий прихватил две миниатюры в рамках с круглого столика.

– Мои родители, – вот и все, что он произнес.

Даже Пруденс оказалась не против оторваться от Уэра.

– Если вы собираетесь развлекать маленьких зверенышей в гостиной, то я пойду учить свою роль в Рождественской пьесе. Вы ведь придете, не так ли, ваша светлость? В этом году я снова буду играть Марию. – Она тряхнула кудряшками для особого эффекта. – Конечно же, я достаточно взрослая для детской пьесы, но папа настаивает на том, что если мы хотим поставить инсценировку в церкви, то все должно быть величественно. Он не хочет видеть никаких маленьких девочек, которые будут хихикать и стесняться, так что я предложила свою кандидатуру.

– И я уверен, что вы будете выглядеть праведно и скромно. – На самом деле, Лиланд был уверен, что маленькая кокетка будет в восторге от выступления на сцене, пусть даже и в церкви.

Перед тем, как выйти, Пруденс положила свои журналы и рабочую корзинку матери на каминную полку, а потом опустила крышку пианино. Она забрала с собой две кружевные подушечки, сказав напоследок:

– Я попрошу Мэг немедленно привести их вниз.

Лиланд подумал, что все они немного не в себе, особенно когда миссис Уоррингтон, которая, как он полагал, была единственной из этой компании, обладавшей здравым рассудком, поднялась, чтобы передвинуть экран у камина. Затем она начала гасить свечи и перенесла масляную лампу на и так уже загроможденную каминную полку. Потом вдова снова передвинула экран, загнав его почти в сам камин. Наконец-то на ее щеках появилось немного краски, с восхищением заметил герцог, даже если она покраснела из-за странностей, творившихся в этом доме. Или от усилий, так как Грейс-Энн снова передвинула чертов экран. По крайней мере, розовый оттенок на ее щеках не имел ничего общего с банкой румян.

Однако весь румянец, преобразивший лицо Грейс-Энн сбежал с ее щек, когда минуту спустя вернулась Пруденс. Юная девушка неуверенно сделала реверанс Уэру, а затем зашептала что-то на ухо сестре. Он смог расслышать, как миссис Уоррингтон охнула, а потом прошептала в ответ:

– Но когда я сказала им, что хочу, чтобы везде было чисто для гостей, я не имела в виду камин в детской!

Глава 5

Черт побери, подумал Уэр. До сих пор ни одна женщина не боялась находиться с ним наедине. Судя по тому, как вдова сжимала кулаки, он вовсе не удивится, если она схватится за кочергу в следующий раз, когда метнется к камину. У нее в голове еще меньше мозгов, чем у остальной ее семьи, если она полагает, что Уэр возобновит свои неприличные поползновения после ее предыдущего ответа. Он откашлялся.

– Миссис Уоррингтон, я должен из…

Бог ты мой, беспокоилась Грейс-Энн, Уэр непременно решит, что все они сумасшедшие! Одно только Небо знает, что ему сказал папа, но герцог выглядел злым после того, как посмотрел коллекцию викария. Она могла судить об этом по его поджатым губам. Грейс-Энн также заметила, как он втихомолку разглядывал отсутствие удобств в гостиной – а сейчас они продемонстрировали ему еще и отсутствие вежливости! И, о Господи, ей так и не подвернулась возможность попросить у него прощения за собственное возмутительное поведение. Учитывая, как герцог хмурил густые брови, он, скорее всего, размышлял о том, как быстро могут быть составлены судебные бумаги, отдающие Уилли под его опеку.

– Ваша светлость, пожалуйста, простите… О, извините меня.

– Прошу прощения. Нет, леди пусть говорит первой.

Грейс-Энн облизала губы перед тем, как начать сначала.

– Ваша светлость, не могу выразить, как я стыжусь собственных ужасных слов и поступков, совершенных тогда, когда я нанесла визит к вам домой. Мне так жаль, что я…

Перед тем, как она смогла произнести, о чем же в точности сожалеет, Уэр поднял руку. Он сам прекрасно знал, о чем именно сожалеет вдова.

– Пожалуйста, ничего больше не говорите. Я тоже должен принести вам искренние извинения.

– У вас…

– Вы были спровоцированы. Моему далеко не благородному поведению нет никакого оправдания.

– Но я…

– Не оставить ли нам эти попытки извинений? Как вы думаете, мы с вами проглотили одинаковые порции унижения?

Грейс-Энн перестала заламывать руки.

– Они не очень аппетитные, не так ли, ваша светлость?

Он пробормотал:

– Даже хуже, чем лепешки к чаю, – это наконец-то вызвало улыбку на ее лице, которая так преобразила ее внешность, что тотчас напомнила Лиланду о том, почему он вообще сделал свое непорядочное предложение. Герцог улыбнулся в ответ. – Как вы думаете, можем мы начать все с начала?

Грейс-Энн пришлось напомнить себе, что «можно жить с улыбкой и с улыбкой быть подлецом [9]». Тем не менее, она кивнула, и Уэр как раз начал размышлять о том, что ему, в конце концов, все же удастся расположить к себе вдову, когда в комнату без стука вошла растрепанная девушка-служанка. Ее серое форменное платье было сырым и измятым, а в руках она держала извивающийся, завернутый в одеяло сверток.