Пирамида, т.2, стр. 156

Между тем набежавшая с востока тучка успела на добрую треть затянуть опустевшее небесное пространство, пора было поискать любую кровлю от непогоды. Оказалось, в считанных минутках ходьбы находился добротный проселок с оживленным пригородным движеньем. Непрестанная вереница машин с их сезонным грузом поднималась из низины на перевал, насыщая прилегающую местность голубым смрадом, надсадным воем моторной одышки. Как ни просилась рукой и улыбкой, чтоб подкинули до заставы, ни одна не остановилась ради Дуни, пока не накрыло ее плотным осенним дождичком. Ливень прибивал к земле удушье, плеском своим глушил хрипотню загнанных моторов, но почему-то стало легче теперь идти. Смирившаяся и сосредоточенная, словно свечу зажженную несла в ладонях, сберегая от бури, так и тащилась по глинистой дорожной кромке, вся мокрая насквозь, пока не окликнул с попутного грузовичка сжалившийся симпатичный дядька с луноватым круглым лицом и добрыми вислыми усами, – выяснилось в пути, что и ему туда же.

Весьма знаменательно, что кремлевский генерал с утра в тот день испытывал административную тревогу по поводу подопечного ангела и успокоился лишь после телефонной справки, что тот со вчерашнего вечера никуда не отлучался. С полудня томимый предчувствием какой-то неудачи, он решил отправиться за Дымковым раньше назначенного срока, чтобы оставшиеся до свиданья часы продержать его под присмотром. Однако по сложившемуся графику государственных дел и невзирая на очевидные для себя последствия опалы в случае срыва поистине эпохального мероприятия по урезке мысли человеческой, он выехал в Охапково со спасительным для старофедосеевцев опозданием и, конечно, в сопровождении работников специального профиля, для уверенной доставки на место. Можно легко представить замешательство кремлевской экспедиции и толчею служебных машин на шоссе, вызванные внезапным исчезновением цели, к тому же ввиду особой ее секретности не отразившейся в каких-либо правительственных документах. Таким образом, пострадавших по нерадивости не оказалось и среди лиц, прямо ответственных за выполнение великого плана.

Все же не слишком уверенная в благополучном исходе дела, Дуня, хоть и не пошла на условленную явку к Мирчудесу, дотемна пряталась в глубине кладбища сиротливая и продрогшая, пока мирно не засветились окна в домике со ставнями и на скамейке под сиренью не раскашлялся от своего табачища Финогеич. Лучшим сигналом было, что на крыльце случайно встретивший ее дотошный Егор и мельком не поинтересовался у сестры, куда сбыла она своего опасного приятеля. Наспех переодевшись в сухое, Дуня спустилась к ужину, но, пяти минуток не просидев за столом, снова поднялась к себе в светелку под предлогом недомоганья. Такая была раскрасневшаяся да сияющая, что родители не порешились спугнуть неведомое счастье дочки небрежным вопросом, где пропадала целый день.

– Смотри, поп, похорошела-то как! – суеверным. шепотом поделилась мать с о.Матвеем. – Ровно клад какой нашла, а может, и в юное сердечко постучался кто-то...

Тогда же состоялся у них вторичный за полгода и впереглядку на сей раз обмен мнениями в том сокровенном замысле, что кабы привел Господь дожить до ее свадебки, то желательней Никанора Шамина и не сыскать, пожалуй, ей в мужья. С одной стороны, бывшей поповне легче будет укрыться от мира за его широкой спиной, с другой же – ежели и в нонешней стадии сына могильщика выдвинули в секретари чего-то, даже с правом подписания казенных бумаг, то, пробившись в науку как непьющий и труженик, он и вовсе займет приличное положенье, а там, глядишь, и Дунюшка при нем станет профессоршей, лучше чего родимому чаду и желать грешно... Никто тогда в домике со ставнями не предвидел событий, нагрянувших на страну год спустя, ни даже последовавших на следующее утро.

Дело в том, что близ полночи, словно толкнули, Дуня непроизвольно открыла глаза. Она огляделась, не отрывая головы от подушки, – нет, никто не сидел возле в потемках, не пугал взором, не дожидался ее пробужденья, не звал в ночные скитанья по мирам, которых нет. Тишина кладбищенская стояла, и только по меловой бумаге потолка неслышно качались тени древесных ветвей от фонаря у кладбищенских ворот. Крадучись от спящих стариков, ступая поближе к перильцам во избежанье скрипа половиц, Дуня спустилась вниз и, как была босая, выскользнула на крыльцо.

Снаружи стояла пронзительно ясная, первым заморозком тронутая звездная светлынь. Ничьих очертаний уже не различалось в кромешной черноте небес, потому что за протекшее с разлуки время ангел успел удалиться на сверхмыслимое расстоянье и давно перестал различать вселенские объекты чуть меньше галактики. Но Дуня знала в ту минуту, что, растворяясь в своем математическом небытии, он все еще видит ее, земную девчушку, исчезающую в щепотке пространства на ладони.

Глава XIX

Здесь-то Никанор Шамин и преподал мне напоследок одну еще теорию в духе модных нынче на Западе профессорско-эсхатологических бредней, которые у нас опровергнет любой школьник, воспитанный в режиме железного оптимизма. Итак, сказал он при заключительной встрече, в отличие от чисто физических недугов душевные, вроде описанного выше, если в должной мере напитались духом своего времени, способны порождать целые системы взаимодействующих видений. Доверенные бумаге эти живые миражи, подобно кораблям, носятся затем по морям веков, забираясь иногда в необозримую даль – пропорционально прочности своей конструкции, размеру паруса и силе эпохального ветра. Особой живучестью обладают почему-то гимны радостям жизни, доставляемым самим фактом пребывания под солнцем, а именно скрупулезные описания случившихся кораблекрушений, обусловленных внезапным разочарованием душевным или заблуждением ума. Повествования эти – нередко с оттенком любования самим процессом – и показали, какую нестерпимую боль телесную преодолевает воля во исполненье великой цели, тем более трагической, что может впоследствии оказаться всего лишь прихотью мечты. Немудрено, что многие знаменитые книги являются по существу историями древнейших – применительно к дате написания всегда одних и тех же душевных заболеваний, составляя в библиотечной массе своей анатомический атлас, где во всевозможных рассечениях представлена человеческая душа. Наиболее художественно выполненные вызывали в потребителе все новые, зачастую необузданные желанья и надобности не всегда духовного ранга, удовлетворять которые в массовом порядке цивилизация уже не поспевала. В свою очередь возрастающая неутоленность насущных отныне потребностей, сопровождаемая частыми социальными потрясеньями, постепенно отравляла наше сознанье предчувствиями апокалиптического заката и аварийным ощущеньем старческой неполноценности наряду с симптомами мнимого биологического отмиранья. Таким образом, неожиданно закруглился мой Никанор, современному человечеству, вовлеченному в недостойную собачью гонку за собственным ускользающим хвостом, ничего не остается, кроме как воротиться к суровому регламенту природы и ценою, пускай некоторого отступленья от достигнутых стандартов, стабилизировать свое существованье без расхода основного капитала, каким является ценность бытия.

Признаться, и мне в этой заумной путанице послышалась целенаправленная и тем большая зловредность, что внешне смыкается с известным теперь лишь случайно не осуществленным тезисом великого вождя о некоторой урезке... нет, не мышления вообще, по утверждению врагов, а только мысли личной в пользу мысли общественной, то есть во благо человеческой популяции в целом.

Пока передовые мыслители дружно опровергают изложенную выше ересь, хотелось бы в порядке искания указать на исключительную для некрепких умов и на собственном опыте проверенную заразность заболевания. Свыше десятка лет, уже после Дуниного выздоровления терзали меня ее призраки, пока не удалось захлопнуть всю ораву в предлагаемую книгу. Имеется в виду не только вполне реалистическое, словно наяву, общенье мое с мнимым корифеем неизвестных наук Шатаницким, но и неоднократные по ходу работы хронологические смещения событий, способные хоть кого довести до помрачения рассудка. Каким образом, к примеру, придя на место происшествия post factum мог подслушать я лекцию корифея об ангелах, по логике сюжета состоявшуюся незадолго до дымковского прибытия. Но раз уж пришлось коснуться скользкой темы, стоит помянуть и другие, никем не подмеченные загадочные обстоятельства. Так в прискорбный вечер моего первознакомства с Финогеичем две странные, как бы сменившиеся звезды стояли тогда над нами в зените знаменуя по старинным приметам гибель цезаря и великой державы, а полгода спустя присоединившаяся к ним в небе красная планета приоткрыла и каким именно средством астрологическое пророчество будет приведено в исполнение. Но если война началась уже в будущем июне, то как в указанный срок могла уложиться более чем десятимесячная старо-федосеевская эпопея, на моих глазах завершившаяся сокрушением помянутого некрополя.