Ромовый пунш, стр. 6

— Но это ещё совсем не означает, что именно поэтому ты обязан здесь работать. Как-нибудь выкрутишься. Но зато потом, когда по конторским книгам уже ничего не будет проходить, ты как нормальный человек сможешь начать новую жизнь.

— Но как и всем нормальным людям, мне ещё приходится оплачивать счета.

— Правильно, но ты и с этим справишься, если захочешь; было бы желание. Лично я считаю, что ты уже устал от этого бизнеса.

— И снова ты прав, — согласился Макс, чувствуя усталость от самого этого их разговора.

— Но сам ты не видишь выхода из сложившейся ситуации, а поэтому продолжаешь вести себя так, как будто тебе ни до чего нет дела.

Макс не стал возражать. Как-никак а вот уже целых девять лет они работают вместе. Уинстон хорошо знал его. В кабинете воцарилось молчание, а затем Уинстон сказал:

— А как успехи у Рене? — он явно решил подобраться к нему с другой стороны. — Все получается?

— Тебя интересует, оплачиваю ли я ещё её счета?

— Если не хочешь, можешь мне ничего не рассказывать.

— Нет, отчего же, — запротестовал Макс, переставая стучать на машинке.

— Вот самый последний прикол. Я захожу в контору, я только что возвратился от судьи, с которым у меня был разговор о Регги, она звонит.

Он на мгновение замолчал, в то время как Уинстон поудобнее устроился за столом, и теперь выжидательно смотрев на него, приготовившись слушать.

— Она в галлерее. Она чего-то там заказала — горшки какие-то, что ли — а когда приехал курьер с товаром, то ей тут же понадобилось получить с меня восемьсот двадцать долларов. Целых восемьсот двадцать.

— А что из себя представляют эти «горшки»?

— А я-то почем знаю? Единственное, чего она хотела добиться от меня, так это чтобы я бросил бы к чертовой матери все свои дела и лично доставил бы ей чек.

Уинстон оставался неподвижно сидеть, втянув голову в плечи и продолжая пристально разглядывать его.

— За эти самые горшки, надо полагать.

— Я тогда сказал ей: «Рене, я очень занят. У меня срочная работа. Я стараюсь спасти от тюрьмы одного молодого человека. Ему реально светит срок в целых десять лет, и теперь я должен дождаться звонка от него.» Короче, я пытался объяснить ей все по-хорошему. И ты знаешь, что она мне ответила на это? Она заявила: «Ну, знаешь ли, я тоже работаю.»

Уинстон как будто еле заметно усмехнулся.

— Как-то раз мне довелось побывать там. Рене сделала вид, что она меня не признает и в упор не видит, хотя кроме меня там больше совсем никого не было.

— И я о том же, — подхватил Макс. — Она говорит, что работает — но вот только каким образом? Туда же никто не ходит — и не придет, пока она не выставит вино и закуску. Улавливаешь мою мысль? Как будто бы для выставки, но только на самом деле никакой это не вернисаж, а просто сходка любителей пожрать за чужой счет. Видел бы ты рожи эти бродяг — такое впечатление, что они ночуют в картонных коробках где-нибудь под мостом. Они сжирают все до последней крошки, не оставляют после себя ни капли выпивки... А ты знаешь, кем они оказываются на самом деле? Оказывается, все они художники и их богемное окружение. Среди них я даже узнавал кое-кого из тех, кого собственоручно вытаскивал из-за решетки. Рене же держится так, как будто она сказочный Питер Пэн — она даже волосы подстригла покороче — а все эти ублюдки — её Потерянные Мальчики из той же сказки. Но когда все сожрано, гости расходятся, а ни одной её чертовой картины так и не продано.

— Судя по тому, что ты мне тут сейчас наговорил, ты до сих пор продолжаешь потакать её прихотям, — вслух сделал вывод Уинстон.

— В данное время она связалась с каким-то кубинцем. Его зовут Дэвид. То есть, я хотел сказать Давид. Она считает его чрезвычайно одаренным, и все твердит, что очень скоро о его таланте заговорят все. Но так как этого покуда ещё не случилось, парень подрабатывает в ресторане «Чак и Гарольдз»

— убирает грязную посуду со столов.

— Знаешь, чего я никак не могу взять в толк, — заговорил Уинстон, — так этого того, как ты, здоровый мужик, допускаешь до того, чтобы какая-то там баба, эта фитюлька, возила бы тебя вот так мордой по столу. Твоя беда в том, что ты пытаешься относиться к ней по-человечески, так же, как и к тем недоношенным подонкам, с которыми нам с тобой приходится иметь дело. Они самозабвенно запудривают тебе мозги, а ты всему веришь. Так, на моих глазах ты сначала связываешься с каким-нибудь негодяем и горьким пьяницей, который при первой же возможности пускается в бега, ты же его за это просто слегка журишь, а потом берешь за ручку и приводишь обратно. Ты понимаешь, к чему это я говорю? А почему бы тебе все же не поставить свою бабу перед выбором: или она начинает сама оплачивать свои счета, или же ты с ней разведешься. Или пойди ещё дальше и разведись с ней безо всяких условий и оговорок. Вы ведь все равно не живете вместе. Какой тебе прок от того, что ты женат? Никакого. Разве я не прав? Хотя, может быть ты до сих пор ещё время от времени залезаешь к ней в койку...

— Когда живешь отдельно, — сказал Макс, — это вовсе не обязательно. Самому не хочется.

— Ну, я все же надеюсь, что у тебя не возникает проблем с женщинами. Интересно, а как она обходится без тебя? Развлекается с этим уборщиком-кубинцем, Да-видом? Если так оно и есть, то это может послужить замечательным основанием для развода. Подлови её на этом, когда в следующий раз начнет выступать.

— Ты начинаешь переходить на личности, — заметил Макс.

Уинстон был как будто откровенно поражен этим замечанием.

— Послушай, мы ведь все это время не говорили больше ни о чем другом, как исключительно о личном. Именно неурядицы в личной жизни выбивают тебя из колеи, одна проблема порождает другую. Рене крепко взяла тебя за яйца, а если так будет продолжаться и впредь, то у тебя никогда не хватит духу и смелости отделаться от страховой компании. Все свои деньги ты угрохал на её дурацкую лавку с картинами, оплачиваешь за неё бесконечные счета; хотя мог бы запросто удалиться на какое-то время от дел и безбедно существовать, пока не подвернулось бы удобного случая начать бизнес заново, выбрав себе в партнеры какую-нибудь страховую компанию почище. И ты сам прекрасно знаешь, что я прав, а поэтому я замолкаю и не скажу больше ни слова.

— Хорошо, — сказал Макс. Он снова склонился над пишущей машинкой, в которую был вставлен листок бланка доверенности.

— Ты отвез ей чек, который она хотела заполучить с тебя?

— Нет. Не стал.

— Она больше не звонила?

— Пока ещё нет.

— Она расплакалась и закатила истерику, как это с ней обычно случается?

— Она бросила трубку, — ответил Макс. — Послушай, мне нужно закончить вот это и уходить.

— Тогда не смею тебе больше мешать.

Макс снова принялся печатать на машинке.

Он слышал, как Уинстон вдруг выругался вслух: «Черт, мать твою...,» — и взглянув в его сторону, увидел, что тот стоит у своего стола, держа в руке кружку для кофе.

— Этот ублюдочный Луис... ты видишь, что он устроил? Бросил мне в кружку бычок от сигареты. С каким удовольствием я врезал бы ему по морде, чтоб неповадно было...

Макс снова вернулся к заполнению доверенности, отпечатанной на бланке «Общества взаимопомощи Глэдиса».

— Я вполне разделяю твои чувства, — вздохнул он в ответ. — Но горбатого могила исправит, а уж коль скоро дорогу тебе переходит не просто бывший бандит, но ещё при этом трижды неудачник, то, как говорится, его остается только убить.

Глава 3

Орделл велел одному из работающих на него уличных пройдох подыскать ему подходящую машину, которую затем надлежало отогнать на автостоянку Оушен-Мол, что недалеко от пляжа, и оставить там, вместе с ключами от зажигания. На вопрос своего подручного о том, какая машина была бы для него наиболее предпочтительна, Орделл ответил:

— Автомобиль с большим багажником, в который нужно будет положить «пушку».

Ему нравилось иметь дело с «шестерками», потому что все они были по-своему одержимыми, зарабатывая на жизнь поборами с уличных торговцев, а также налетами на подпольные склады кокаина, куда они неизменно врывались, вооружившись прежде оружием из арсенала армейских штурмовиков. «Шестерки» же со своей стороны обожали Орделла за его невозмутимое хладнокровие, за то, что он не был каким-нибудь домашним слюнтяем, набивавшимся всем в друзья; в свое время он уже успел снискать себе определенную славу в Детройте, у него было несколько женщин, с которыми он спал, когда ему того хотелось, а ещё он мог всего за пару дней запросто достать автомат любой модели. Так что теперь кое-кто из уличных воров и пройдох работали на Орделла, выполняя его поручения и забирая себе для временного хранения различные виды оружия, которое он доставал для своих клиентов. Куджо, один из его подручных, тот самый, кому было поручено найти машину, вечером во вторник позвонил ему домой — а вернее, в один из домов, где он жил с одной из своих женщин — и сказал, что все готово, «Олдсмобиль 98» дожидается на стоянке, «пушка» двенадцатого калибра оставлена в багажнике.