Пронто, стр. 25

– Я всегда понимал, – ответил Роберт, – что, подставляясь за плату, обязательно рискуешь. Но рисковать сверх того, за что получаешь деньги, мне совсем не нравится.

– Ну вот, теперь все понятно, – ухмыльнулся Гарри. – Фактически вы сообщаете мне, что того, на чем мы сошлись, пяти бумажек в неделю, мало. Поняв, что за деньги, возможно, придется поработать, вы сразу же решили пересмотреть условия. А если не получите желаемого – повернетесь и уйдете. Ведь так? Я спрашиваю потому, – пояснил Гарри, – что, по всей видимости, знаю вас не так хорошо, как мне казалось. Другие люди, люди, с которыми я общался всю свою жизнь, ведут себя иначе. Если им платят за какую-нибудь работу, они ее выполняют. Их слову можно верить. Роберт покачал головой.

– Вы ничего не поняли, Гарри, – устало возразил он. – Возможно, вы прикидываетесь, будто не понимаете, чтобы поспорить. Хотите сделать вид, что не испугались, вот и говорите так, словно вам на все наплевать. И я вполне понимаю вас, Гарри, понимаю, почему вы так себя ведете. Но я не собираюсь здесь оставаться, если вы будете продолжать в том же духе, ведь ваша неосторожность увеличивает шансы этих парней. Вы понимаете, что я говорю?

– Я понимаю, что вы говорите, – ответил Гарри, – и очень хорошо понимаю. При первых каплях дождя цена на зонтики поднимается, верно? Если я не заплачу вашу цену, вы уйдете, вы ведь свободный человек и имеете право делать все, что вам заблагорассудится.

Джойс захотелось его ударить.

– Деньги здесь абсолютно ни при чем, – снова покачал головой Роберт. – Все дело в том, как вы себя ведете.

– Ну и можете походить, поискать чего получше, – продолжил Гарри, словно не расслышав последних слов Роберта. – Сходите, например, к этим ребятам, которые меня ищут. Не исключено, что они заплатят больше.

– Вы еще хуже, чем я думал, – сказал Роберт и повернулся, собираясь уйти.

– Подождите, – вмешалась Джойс. – Ты что, снова начал пить? – спросила она, повернувшись к Гарри.

Тот тоже повернулся к ней – медленно, явно подбирая слова для ответа. А затем вызывающе склонил голову набок.

– Почему ты это говоришь? – Он смотрел на нее вопросительно и подчеркнуто серьезно. Роберт Джи остановился.

– Потому что знаю.

– Нет, ты подожди, – сказал Гарри. – Пью я или нет, мне хочется знать, почему ты это спросила.

– Да все же ясно как Божий день. Ты очень серьезен, пытаешься рассуждать логически, напускаешь на себя умный вид, а в результате сам на себя не похож. После стольких-то лет я как-нибудь могу понять, когда ты притворяешься.

– Но ведь ты не скажешь, что я пьяный.

– Не пьяный, а, как ты это называешь, в норме. Пьешь умеренно, только чтобы расслабиться, уберечь себя от нервного срыва. Помнишь, как ты это объяснял? – Она почти улыбалась. – Я не говорю, что тебе не надо пить. Я говорю только, что ты пьешь.

– В прошлое воскресенье я немного выпил, – признался Гарри. – У меня как-то не получалось разговаривать с людьми, и я не мог раскачаться, ну и... в общем, мартини я не пил, только скотч с минералкой. Да и вообще, они здесь представления не имеют о том, как делается настоящий мартини. Это, значит, было воскресенье. Ну а потом, всю прошлую неделю, я ни разу не принимал больше двух доз в день, ну и пару стаканов вина к обеду. Вот ты спроси Роберта. И я снова стал таким, как в прежние дни, после прохождения – как это там называется? – адаптационного периода.

– А не успел ли ты, – поинтересовалась Джойс, – за то самое время, когда проходил адаптацию, рассказать кому-нибудь, где живешь?

Глава 14

Вечером Рэйлен спустился в бар гостиницы, не зная еще толком, что именно будет пить. Он уже успел выяснить, что «Дайет-райт» и «Доктор Пеппер» – напитки здесь неизвестные, равно как и «Маунтин-дью». Кока, пепси и «Севен-ап» были в наличии. Рэйлен уселся за старую, темного дерева стойку, взглянул на свое отражение в зеркале, попросил пепси – нет, льда не надо, налил себе стакан, выпил половину и почувствовал, как защипало во рту и увлажнились глаза. Он очень устал за день.

У Рэйлена была с собой фотография из полицейского досье Гарри, и он показывал ту ее часть, где тот был анфас, во всех кафе по Виа-Венето, и некоторые официанты, узнавая, кивали: да, американец.

– Да, американец, у которого фамилия как название реки в Тоскании, – сказал помощник управляющего гостиницы. – Только пишется по-другому.

К удивлению Рэйлена, никто не припоминал каких-либо высказываний такого обычно разговорчивого Гарри. Зная, что Гарри бросил пить, Рэйлен исключил из расспросов бары, но сейчас у него появилась новая мысль: а ведь ты, Гарри, не совсем, а почти не пьешь и попал в новое место. При виде фотографии коротышка бармен кивнул, ни секунды не задумываясь.

– Вы знаете его, да?

– Конечно, это синьор Арно.

– Фамилия – как название реки, – сказал Рэйлен.

– Да, и появлялся здесь... сколько там... думаю, три недели. Пил по вечерам чай, каждый день. Это первые две недели. А третья – тут совсем другое дело. На виски перешел. И стал, – улыбнулся бармен, – значительно общительнее.

– Гарри пил крепкие напитки?

– То есть синьор Арно? Шотландское виски. Известие не предвещало ничего хорошего.

– А вы не знаете, что с ним теперь? Куда он уехал?

– Вроде собирался жить на вилле. На горе, – сказал коротышка, указывая в окно. – Рядом с Монталлегро, – добавил он, сопроводив слова взмахом руки. – Нужно подниматься или по дороге, или на фуникулере. Вы же знаете, где Сантуарио-ди-Монталлегро?

Рэйлен не знал этого, но был намерен узнать – и незамедлительно. Утром первым делом – взять напрокат машину. Бармен не знал, купил Гарри эту виллу или нет. Если купил, в местных учреждениях должна быть какая-то запись о передаче собственности. Ведь верно? Бармен сказал, что вилла где-то между Монталлегро и Сан-Маурицио-ди-Монти, большой такой дом, если едешь по дороге, сперва его видишь издалека, а потом – сверху, совсем близко. Он сказал, что запомнил все это только потому, что синьор Арно рисовал на салфетке карту, чтобы показать, где стоит вилла, и говорил еще, что если ехать медленно, то сверху можно рассмотреть апельсиновые деревья, растущие в саду. Да, и еще деревце японской хурмы. Смотреть вниз надо где-то на второй или на третьей петле дороги, после Сан-Маурицио-ди-Монти. По словам бармена, синьор Арно очень гордится своей виллой. А почему же, спросил Рэйлен, он не поселился там раньше? Этого бармен не знал.

Рэйлен немного задумался.

– Тут растет очень много апельсиновых деревьев, – сказал он. – Даже прямо перед гостиницей.

– Да? – спросил бармен.

– А вы подаете на завтрак апельсиновый сок из банок. Сделав такое ценное наблюдение, он вернулся в номер и стал звонить Баку Торресу, совсем упустив из виду, что в Саут-Майами-Бич сейчас тоже воскресенье, и к тому же середина дня. Домашний номер Торреса тоже ничего не дал. Делать было нечего, и Рэйлен записал сообщение на автоответчик; чувствовал он себя при этом очень неловко – как это, говорить не с человеком, а с автоматом. Он поужинал, вернулся в свой номер, и только тогда раздался звонок телефона.

– Где ты сейчас? – с места в карьер спросил Торрес.

– Ты же все равно можешь проверить по номеру, – ответил Рэйлен и объяснил, что находится в Рапалло, а кроме него, здесь ошивается Зип вместе со своими дружками. Гарри пока не видно.

– Откуда ты знаешь, что Гарри там? – спросил Торрес.

– Могу поручиться чем угодно, что он здесь, – ответил Рэйлен. – А звоню я тебе потому, что вдруг подумал, не можешь ли ты связаться с местными копами – не с карабинерами, а с городской полицией – и объяснить им ситуацию, что, если не прищемить хвост Зипу и его дружкам-товарищам, мужика убьют. Видишь ли, – пояснил Рэйлен, – если все это скажу им я, к тому времени, как кончится мой допрос, Гарри будет на том свете. А заодно попроси копов узнать, записана ли на имя Гарри какая-нибудь местная недвижимость. На настоящую его фамилию. А то я не очень горазд ходить по всем этим конторам. Ладно? А как узнаешь, сразу сообщи мне. Я успел поговорить с Зипом, объяснил ему, что Гарри подставили, что он в жизни своей никаких пенок не снимал, даже с молока. Зипу, похоже, это до фонаря, он все равно хочет его угробить. Кстати, ты можешь мне объяснить – почему?