Дневник плохой девчонки, стр. 12

Вчера вечером, когда мы пили сидр, Силва попыталась завести разговор про красавчика-скрипача, но я притворилась, будто не понимаю, о ком она говорит. Я видела, как они с Лаурой переглянулись и обе, похоже, слегка обиделись. А я поняла, что была права: Лаура в самом деле все выболтала про маму и Гвидаса этой клизме. Подруга называется! Ненавижу ее за это!

Да, еще одно: когда мы уже основательно набрались, Силва как бы между прочим упомянула о том, что бутылка сидра и сигареты обошлись ей в тридцать литов. Если поделить на троих — с каждой по чирику! Лаура немедленно вытащила десятку, а я, понятно, сказала, что должок за мной. Как всегда, черт возьми! Главное, мне этот сидр вовсе и не нравится. Сплошная печалька, и больше ничего! Вообще, мои денежные дела трагичны. Сейчас я должна:

Силве — 50 литов +10 литов (за эту фигню… сидр и сигареты) = 60 литов (!!!), Кипрасу — 43 лита (набралось за долгое время), Валентинасу — 5 литов (за что — не помню), Лауре — около 30 литов (она все время платит за меня в кафешках).

Всего должна: 60+43+5+30=138 литов.

Ужас! Сто тридцать восемь литов набралось! А я ведь еще из маминого кошелька вытащила десятку, когда срочно понадобилось вернуть Гинце деньги за диск, но это не в счет, можно не отдавать, потому что она все равно не заметила. Конечно, всякий раз, как я еду в город, мама дает мне пятерку на личные расходы, но разве это деньги?! Как же меня достало, что все время надо просить! Черт, надо срочно найти работу!

Ну все! Они уже топают сюда. Пойдем в лес собирать шишки и хворост, а вечером разожжем костерок и будем жарить колбаски. Пока! Не грусти, дорогой дневник, я люблю тебя!

25 июня

Первое, что мы увидели, как только встали и выползли наружу, — маму с Гвидасом!!! Черт! Когда он приехал? Как я могла такое проспать? Все из-за этого сидра! А самое страшное, что они целовались! Целовались под яблоней, будто Адам с Евой! О боги! Куда катится мир? Значит, они не поссорились, а если и были в ссоре, так помирились? Должно быть, моя покладистая мамочка его простила. Ненавижу!

Увидев нас, они, само собой, это неприличие прекратили. Гвидас изумленно поглядел на нас и оскалился, выставив напоказ все тридцать два здоровехоньких зуба. Мне показалось, он нашел, что нас тут многовато. А мама, по-моему, слегка смутилась оттого, что ее застукали в неподходящей для матери ситуации, но тоже улыбнулась и весело воскликнула:

— Доброе утро, красавицы! Лаура, Силва, познакомьтесь, это Гвидас.

Подруженьки мои усиленно закивали. Я видела, что от этой романтики под яблоней они тоже слегка прибалдели.

— Доброе утро… — взяв чуток высоковато, пропела Силва. — Мы так много о вас наслышаны!

У мамы брови полезли вверх, и она взглянула на меня удивленно:

— Неужели?

Само собой, я почувствовала себя дурой и сильно пожалела о том, что заварила всю эту кашу. И зачем я только рассказала Лауре про мамин роман! Надо было срочно исправлять положение, и я объяснила:

— Силва просто обожает скрипичную музыку…

Все засмеялись. Честно говоря, я так и не поняла почему.

— Котрина, — сказал Гвидас, — а я тебе подарок привез.

— П-подарок? — переспросила я. — Откуда? Вы что, куда-то ездили?

— Масенька, а я разве тебе не говорила? — мамуля захлопала ресничками. — Гвидас играл в Германии. Все газеты писали о его гастролях.

Честное слово, меня страшно разозлили эта «масенька» и эта нездорово счастливая улыбка на ее лице, и потому я, не удержавшись, выпалила:

— Ой, мамуль, я ведь давно уже макулатуры не читаю. Есть что почитать и кроме газет.

Мама склонилась Гвидасу на плечо и тихонько (но мы прекрасно расслышали) шепнула:

— Видишь, с кем тебе придется уживаться?

Скажет тоже! Будто я какое-то чудовище! И что означает это «придется уживаться»? Они что, собираются жить вместе долго и счастливо? Нетушки, лучше не надо… А тут еще мои подружки, словно сговорившись, дружно захихикали. Свинюги!

Гвидас подошел ко мне, взял за руку и потянул за собой на веранду. Остальные как овцы поплелись следом.

— Ну иди же, получи свой подарок!

Посреди веранды стояла его дорожная сумка. Он вытащил оттуда большое пестрое яйцо и, страшно собой довольный, вручил мне.

— Что это? — не поняла я.

— Да ты открой…

Яйцо оказалось из двух частей. Немного покрутив его, я отделила одну половину от другой. Внутри было яйцо чуть поменьше, в нем — еще меньше, и так до бесконечности… В самом маленьком яичке оказались две крохотные фарфоровые куколки — парень и девушка. Она — в белом подвенечном платье, он — в черном фраке. Я растерялась. Не понимала, что Гвидас хотел этим сказать, и не знала, как реагировать. С чего ему вздумалось дарить мне новобрачных?

Девки, радостно визжа, похватали разнокалиберные скорлупки и попытались снова соединить. Детские забавы…

— Нравится? — Гвидас не выпускал моей руки и смотрел мне прямо в глаза.

— Ну-у… миленько… — протянула я. — Была бы я лет на десять помладше, может, мне бы еще больше понравилось.

Мама с улыбкой покачала головой:

— Ах ты, моя старушечка!..

— Главное — ты у нас молодушечка! — не удержалась я, чтобы не съязвить.

Сразу увидела, насколько ее это задело, и немного позлорадствовала про себя, но мне тут же стало жалко мамулю, и я спросила:

— А тебе что перепало?

Мама протянула руку. У нее на пальце блестело кольцо. Мне мигом все стало ясно: он привез ей кольцо и сделал предложение! О боги! Так вот почему они лизались под яблоней…

— Какое красивое! — пискнула Силва. — С ума сойти!

Я равнодушно пожала плечами. Заметила, что Лаура удивленно на меня смотрит и, похоже, пытается разгадать своими воробьиными мозгами нерешаемый ребус.

— Чудесно! — разулыбалась я, желая окончательно запутать подружку. — Значит, дело двигается к свадьбе?

Всегда страшно говорить то, что на самом деле думаешь, но тут у меня появилось странное желание себя помучить. Не знаю почему. Наверное, хотелось, чтобы они перестали уже эту байду разводить и сказали в конце концов напрямик, что, собственно, происходит.

Девки затихли и с любопытством уставились на Гвидаса, а он усмехнулся и обнял маму за плечи.

— Теперь все зависит только от твоей мамы… — негромко проговорил он. И наклонился к ней. Смотреть противно.

Маменька зарделась осенней розой, но ни слова не произнесла. Я же говорила, что она не умеет ни притворяться, ни давать отпор…

— Страшно хочется нырнуть в волны! — внезапно заявил свежеиспеченный жених. — Барышни, может, пойдем на речку?

Барышни, само собой, это предложение радостно поддержали: засуетились, бросились сдергивать с веревки купальники и разыскивать солнечные очки…

Одна я так и осталась стоять столбом. Меня это, честно говоря, подкосило, мне чертовски хотелось побыть одной, а кроме того, я знала, что, если пойду с ними, сразу начну задираться и нести всякую чушь, и потому кротко сказала, что купаться не пойду, поскольку запланировала на сегодня прополку чеснока.

— Прямо сейчас полоть собралась? Ты это серьезно? — изумилась Силва.

Я боялась, что они бросятся меня отговаривать, но, на мое счастье, ничего такого не произошло — все были слишком заняты собой.

Когда отбывающие свалили на кухню делать себе бутерброды и веранда наконец опустела, я взяла тяпку и направилась к чесночной грядке. Прополкой, честно говоря, я всего раз в жизни и занималась, да и то под присмотром бабушки Эльжбеты, но дело это нехитрое, и я принялась злобно дергать разросшиеся сорняки — их на грядке оказалось куда больше, чем стрелок чеснока. Все как в жизни! Работа была как раз под настроение, я трудилась не поднимая головы, и уж чего мне совсем не хотелось, так это видеть Гвидаса. Но он спустился в сад и присел на корточки рядом со мной.

— Ты всерьез решила остаться дома?

— Да.

— А может, чеснок еще денек подождал бы? Пойдем, искупаемся?