Ветер и искры. Тетралогия, стр. 155

– Что-то не так… – внезапно сказала Лаэн, срывая арбалет со спины. – Что-то не так!

– О чем ты говоришь, – нахмурился я. – Вокруг ни души.

– Кто-то касается «искр»! Я чувствую!

Она нервно озиралась по сторонам.

– Берегись! – заорал Шен, отпрыгивая в сторону.

И тут я тоже увидел это. Воздух не далее чем в десяти шагах от нас задрожал, и из марева на пропыленную дорогу шагнули трое. Капюшоны скрывали их лица, белые мантии сияли, словно отражающие солнце доспехи. У каждого в руках был черный посох с набалдашником-черепом.

Я тут же швырнул топорик, а Лаэн выстрелила. Колдун, что шел впереди, отмахнулся от нашей атаки, словно от надоедливой мухи. Раздался тонкий скрежещущий звук, у-так и арбалетный болт стали черной пылью, плотным облаком повисшей в воздухе.

Шен отстал от нас буквально на уну, но его сопротивление оказалось куда действеннее, чем наше. Тугой узел спутанных иссиня-черных и ослепительно-жемчужных щупальцев метнулся к ближайшему некроманту. Тот проворно выставил перед собой посох, выкрикнув несколько слов на грубом сдисском наречии. Ярко полыхнуло, раздалось оглушительное шипение, и я отлетел назад. Кожу рук и лица жгло огнем, глаза щипало. Постанывая от боли, я с трудом заставил себя встать на ноги.

Над Лаэн и Шеном возвышались два колдуна. На запястьях моих спутников тускло мерцали магические черные, словно восточная ночь, кандалы.

Вляпались!

Третий некромант, тот самый, в которого швырнул заклятием Целитель, приближался ко мне. Его посох обуглился и истончился, а левый рукав мантии вместе с рукой почернел. Капюшон упал с головы сдисца, и стало видно, что он далеко не молод. Морщинистое лицо посерело от боли, тонкие губы были разбиты.

Я потянулся за стрелой, но не успел выстрелить. Лук вспыхнул у меня в руках и обжег ладони. Из глаз хлынули слезы, но все же я проявил упрямство и обнажил кинжал. Колдун, несмотря на преклонный возраст, двигался гораздо быстрее меня. Даже с одной рукой он остался опасным противником. Легко, словно в танце, некромант уклонился от внезапного выпада и огрел меня посохом по правому запястью. Я умудрился удержать оружие и попытался достать сдисца на обратном движении. В ответ Белый заехал мне по ребрам.

Бок взорвался болью. Ослепший, я размахивал кинжалом, пытаясь дотянуться до мерзкой гадины.

– Живым, Хамзи! – раздался предупреждающий оклик. – Только живым!

Удар под колени. Падение на спину. Вспышка. Что-то черное, зло шипящее и ужасно твердое, с сухим треском врезалось мне в голову.

Глава 22

Багровое пламя. Горящий старый каштан. Мертвая Проказа. Плачущий Шен. Цейра Асани, заживо сгорающая в степи. Рыжие волосы Холеры. Точно снежинки, крутящиеся в воздухе игральные карты.

«Прости, малыш!» Щелчок арбалета. Пепел. Куда ни глянь – пепел. Удушающий запах серы. Человек костяной палочкой чертит на земле магическую фигуру. Могилы. Могилы. Могилы. Кладбище. Луна. Алая. Кто-то идет за мной. Опасность. Оборачиваюсь.

Синие глаза Лаэн. Она падает в пропасть. У нее маска Кори. Смех Высокородного. Пламя. Багровое пламя. Пахнет болотом. Кругом непроглядный туман. Йе-арре и еще… Кто? Не могу рассмотреть.

Буря безумствует. Вырывает из земли полынь. Бросает в лицо. Набрасывается. Обжигает. Сдирает кожу и плоть. Я кричу. Горло саднит горечью. «Вон она! Стреляй!» Шен. Лаэн. Гис. Га-нор. Лук. Проклятые. Топот копыт. Кружится хоровод. Воет ветер. Больно. Тиф смеется. И весь мир пожирает огонь.

Я со стоном открыл глаза. Приподнялся на руках. Вокруг было темно, но это не помешало мне почувствовать, что Вселенная закрутилась волчком, в голове лопнула огненная слива, ладони дыхнули жаром ожогов, и я вновь растянулся на вонючей сырой соломе.

Крепко мне досталось! Посох проклятого колдуна – ужасно тяжел. Хорошо, не проломил череп. Удивительно, что я остался жив.

Аккуратно повернувшись, я вскрикнул от кинжального укола в ребра и несколько ун лежал, не шевелясь. Восстанавливал дыхание и приходил в себя. Острая резь медленно и нехотя отпускала левый бок. Кости сломаны. Как пить дать. Боль такая, что ноющее правое запястье, куда угодил первый удар хилсса, а также обожженные ладони кажутся чем-то несущественным и далеким.

Ублюдочный некромант! Пожалуй, впервые в жизни меня столь мастерски отделали.

– Лаэн, – просипел я. – Лаэн!

Нет ответа.

Я сцепил зубы, попытался сесть и потерял сознание.

Мне снился тот же самый кошмар, что и в прошлый раз. Раз за разом он заканчивался огнем, и раз за разом им же и начинался. Плавая в этом сгустке хаоса, я не находил выхода. Помню, что несколько раз просыпался и вновь проваливался в забытье.

Кто-то приходил ко мне. Посмотрев на меня, наклонился и положил руку на лоб. Сухая горячая ладонь обожгла кожу пламенем, пожравшим боль. Непослушными губами я попытался спросить, где Лаэн, но мне приказали спать, и я уснул…

На этот раз пробуждение оказалось не столь ужасным. Я осторожно сел и ощупал голову. Никаких шишек и ссадин. Бок тоже молчал. Кончиками пальцев я дотронулся до ребер, но и они не дали о себе знать – дышалось легко. Ожогов на ладонях не было.

Странно.

Исцеление не приснилось? Тогда кто это сделал? Шен?

– Шен… – позвал я.

Нет ответа.

Вокруг – непроглядная темнота. Глаза привыкали к ней безумно долго, но наконец-то я смог различить место, где оказался. Это была узкая камера, которую можно пройти из конца в конец шестью шагами, а потолок при желании достать рукой. В дальнем углу узилища – мерзко пахнущая дыра, в шаге от меня – толстые прутья решетки. На полу – вонючая солома. И, кажется, блохи или еще какие твари – я весь чесался.

На всякий случай я проверил решетку на прочность.

– Проклятье! Чтобы ее выломать, нужна сила блазга.

И тут же из темноты раздался ответ:

– Это твой таква думать. Она кварепче, чем квазаться, человече.

Я не вздрогнул, хотя надо было. Этот умник смог меня напугать. Напротив моей камеры располагалась другая, но кто бы мог подумать, что в ней кто-то есть?

– Забери меня Бездна! Не верю.

– Квагун не любить тех, квато не верить, – осуждающе донеслось из мрака. – Но это не менять дел. Решетка прочна. Мы уже пробовать. И не раз.

– Печально, – сказал я первое, что пришло в голову.

Того, кто со мной разговаривает, видно не было. Лишь в одном месте камеры мрак казался гуще, чем в других. Судя по очертаниям – действительно блазг. Здоровый. Не какой-нибудь мелкий лягушонок из болота, а вполне себе настоящий квагер [68].

Последние слова я произнес вслух, и мой собеседник довольно рассмеялся кваканьем раздувшейся от радости жабы.

– А твой червяква в рот лучше не кваласть. Ловква подметить. Да.

– Что квагер делает так далеко от родных болот?

– Путешествовать. Путешествовать, да. По воле Квагуна.

Говорил он гораздо хуже, чем старина Ктатак, но вполне сносно. Многие из его племени и десяти человеческих слов не могут произнести, чего уж говорить о связной речи? Человеческий язык для гортани болотных жителей непрост. Общаясь между собой, ребята предпочитают квакать.

– Мы радоваться, что твой здоров. Даже думать, что уже уходить к Квагуну. В мир прогреть солнцем воды, теплого торфа и жирных червяквакваков.

– Рано мне к червяквакам.

– Таква и она таква думать. Потому и лечить твой. Мы так считать.

– Она? – тут же насторожился я.

Он заворчал, квакнул на низкой ноте и вздохнул:

– Кванечно. Она. Или твой бы не быть так бодр.

– Кто она?

– Ведьма. Отравляющая Болото.

Мне потребовалось несколько ун, чтобы вспомнить, что Отравляющая Болото – прозвище Проказы у народа блазгов. Подтвердились мои худшие опасения – мы попали в цепкие лапы одной из Шести.

Дурак! Самоуверенный дурак! Почему я не пошел вдоль берега?! Лучше бы потерял лишние недели, чем так бездарно попался! Мое решение двигаться через степь оказалось страшной ошибкой. И теперь за нее придется расплачиваться не только мне, но и Лаэн.