Пророчество Двух Лун, стр. 53

Ларренсу необходимо было знать, с какими племенами предстоит иметь дело: во многом от этих сведений зависела стратегия, которую он изберет. И женщина наконец выплюнула вместе с кровью имена. Когда сержант явился к Ларренсу и назвал эти имена, Ларренс лично подошел к пленнице и повторил их.

В землю вбили столб, предназначенный для частокола, эти заостренные столбы армия везла с собой в специальных телегах, чтобы возводить посреди пустыни укрепленный лагерь. Женщину привязали к столбу и оставили под палящим солнцем. Время от времени ей давали воду. Ногти на руках у нее были вырваны.

Ларренс внимательно наблюдал за ее лицом, когда она слушала названия племен. Затем повернулся к сержанту:

— Дай ей пить.

Она едва не перекусила пополам флягу, когда он поднес питье к ее губам. Затем сержант отобрал у женщины воду, и Ларренс повторил имена в третий раз.

Она подняла голову и посмотрела ему в глаза.

— Да, — сказала она.

Ларренс хмыкнул и отъехал прочь. Он был вполне удовлетворен.

Женщина снова опустила голову. Она была ранена, унижена, голодна, ее мучила жажда, ее руки горели, но вместе с тем пленница ощущала внутри себя огромную жизненную силу. Она знала, что не умрет. Она прочитала это в глазах Ларренса.

Она слышала о Ларренсе. Все, что он совершает, имеет смысл. Если нечто не будет иметь смысла, Ларренс никогда не совершит этого. Ларренс увидел в ней жизненную силу, Ларренс понял, что она достойна жить дальше. Несмотря на то что назвала имена племен. В конце концов, рано или поздно он и сам бы узнал эти имена.

Пленницу не охраняли: она находилась среди своих врагов, и здесь не нашлось бы ни одного, кто захотел бы устроить ей побег. Она и не надеялась на побег. Просто ждала того времени, когда Ларренс прикажет отвязать ее и залечить ей раны.

Она закрывала глаза и видела пылающее солнце. Она открывала глаза и видела, как солдаты устанавливают частокол, заводят внутрь лошадей, разгружают телеги. Неподалеку имелся колодец. Ларренс, разумеется, знал о нем. Мало есть вещей, о которых Ларренсу неизвестно.

Женщина опять опустила веки, а когда подняла их, было уже темно: она потеряла сознание на несколько часов. Прохлада коснулась ее тела, и она приободрилась: теперь уже скоро. Скоро Ларренс позволит ей жить.

Из полутьмы выскользнула тень, невесомая, такая же неопределенная, как этот сумеречный час. Тихий женский голос проговорил:

— Я освобожу тебя от страданий.

И тотчас ледяное лезвие вошло в горло пленницы, пресекая ее дыхание. Она хотела возразить, попросить отсрочки, напомнить о Ларренсе, о его взгляде, но не смогла ничего. Она только содрогнулась в чьих-то незримых ласковых объятиях и затихла.

Аббана отскочила в сторону, чтобы кровь, хлынувшая из горла убитой, не запачкала ее и тем самым не выдала убийцу. Она еще увидела последнее легкое движение агонии, а затем скользнула прочь.

— Зря, — проговорил чей-то голос.

Аббана подскочила. Она могла бы поклясться, что поблизости никого не было, но из полумрака выступил какой-то человек, и он был вполне реален. Он даже взял ее за локоть.

— Зачем ты убила ее? — спросил он.

— Кто ты? — Аббана сердито высвободилась. — Почему ты задаешь мне вопросы?

— Тише, тише… Не кричи. Уйдем отсюда. Поговорим в моем лагере, хорошо?

Она сама не знала, почему подчинилась. Наверное, была слишком ошеломлена случившимся.

— Кто ты такой? — снова спросила она.

— Мое имя Гай, я капитан небольшого отряда наемников… Объясни, зачем ты сделала это?

— Я освободила ее, — сказала Аббана. Она повернулась к своему спутнику, уставилась на него, изо всех сил стараясь рассмотреть его лицо, но ей это не удавалось.

— Освободила? — В тоне Гая прозвучало искреннее удивление.

— Да. Она умирала. Ларренс все равно убил бы ее, только сперва заставил бы страдать. У него есть способы предавать людей мучительной смерти.

— Это правда, способы у него имеются, — согласился Гай. — Но откуда у тебя такая уверенность в том, что он непременно запытал бы ту женщину до смерти?

— Это очевидно, — сказала Аббана.

— Нет, — возразил Гай, — совершенно не очевидно. Ларренс ничего не делает без смысла.

— Любимая присказка наемников.

— Разве ты не из нашего брата?

— Да, но… — строптиво начала Аббана.

Гай мягко положил ладонь ей на губы.

— Выслушай меня, а после возразишь, если захочешь. Ты совершила бессмысленный поступок. Понимаешь? Ты решила судьбу другого человека, не имея на то никакого права. Она могла бы еще жить. Ее раны не были смертельны. И Ларренс не собирался убивать ее. Ты слишком поторопилась.

Он отнял руку от ее лица и улыбнулся: его улыбку Аббана не столько увидела, сколько ощутила.

— Теперь возражай, если хочешь.

— Она страдала, — упрямо повторила Аббана. — Я должна была так поступить.

— Никогда не решай чужую судьбу, не имея на это права, — повторил Гай. — Ты не властна в жизни и смерти других людей.

— Обойдусь без твоих советов! — фыркнула Аббана и убежала.

Глава тринадцатая

СТОЛКНОВЕНИЕ

Рассвет пришел вместе с боем барабанов; приближение огромной армии противника сделало несущественной странную смерть пленницы. Вся пустыня перед лагерем покрылась ордами кочевников. Везде видны были синие, белые, черные покрывала, от сверкания поднятых мечей рябило в глазах, а огромные барабаны гремели непрестанно, наполняя воздух тревожной, сводящей с ума вибрацией.

Лагерь представлял собой не замкнутый прямоугольник, а тупой угол, раскрытый в сторону Саканьяса. За частоколом могли укрываться лучники, но ни о какой осаде и речи не шло. Колодец, имевшийся поблизости, быстро иссякал; Ларренс рассчитывал на него только ради первых суток в пустыне.

Аббана издали разглядела эпическую фигуру Ларренса: он сидел на своей крепкой лошади, одетый во все красное, с красной тряпкой на голове. Военачальник медленно ехал вдоль строя своих солдат и что-то надсадно кричал им. Что — Аббана не слышала; да это было и не нужно. Они видели главное: Ларренс уверен в победе, он готов вести их в атаку, он готов умереть первым, потому что не собирается жить вечно.

Присказка, которую как-то раз повторил Элизахар. В той, другой жизни, в Академии Коммарши, где Ларренс казался совершенно нереальным. Как теперь нереальной вспоминается сама Академия с ее прохладными пышными садами и тихими комнатами библиотеки. С изящной беседкой, где Аббана столько часов проводила вместе с незабвенной погибшей подругой, Софеной.

Ларренс задрал руку с мечом и помчался вперед. Армия хлынула за ним.

Сперва Аббана не поняла, что происходит: воздух наполнился жужжанием пчел. «Здесь не может быть никаких пчел, — подумала она, чувствуя себя исключительно глупо, — здесь нет кустов, где им жить…» Потом рядом с девушкой ахнул и повалился на гриву лошади солдат, и Аббана увидела стрелу, торчащую у него из горла.

Она инстинктивно наклонилась к шее своей лошади. Покосилась по сторонам: многие сделали то же самое. Еще один свалился на землю на всем скаку, потом упала и забилась лошадь. Но прочие продолжали мчаться.

«Нужно вытащить меч, — подумала Аббана. — Пора. Меня учили фехтованию».

Она машинально выдернула из ножен меч и подняла его над головой, готовясь рубить на всем скаку. И тотчас небо рядом с ней сделалось темно-синим и затрепетало, как шелк на ветру; а в следующий миг этот шелк расступился, и Аббана увидела чужие злые глаза. Она домчалась до врагов и столкнулась с первым из них.

Закричав, Аббана нанесла удар, целя прямо в чужое лицо, между глаз. Она удивилась, увидев, как лицо медленно распадается на две половины, а затем исчезает.

Она попала! С первого же удара! Она убила неприятеля.