Ведьмина неделя, стр. 42

– Чтобы снять заклятие с Саймона, понадобится стечение целого ряда совершенно особых обстоятельств, – продолжал Крестоманси. – Для начала нужно, чтобы Чарлз захотел его снять. А он не хочет. Правда, Чарлз?

– Не хочу! – отозвался Чарлз.

Мысль о том, что Саймону придется молчать до гробовой доски, страшно ему понравилась, он даже не стал вслушиваться в отчаянную ругань, которой немедленно разразился Брайан. Чарлз вытянул палец на свет и стал любоваться тем, какие затейливые узоры появляются на желтом волдыре в ярком сиянии лампы и мерцании голубых искр. Наверное, подумалось Чарлзу, он, Чарлз, от рождения нечестив до мозга костей.

Крестоманси подождал, когда у Брайана истощатся запасы бранных слов. А потом сказал:

– Жаль, что вы так настроены, Чарлз. Когда мы начнем соединять этот мир с тем, которому он принадлежит, нам будет очень кстати ваша помощь. Может статься, вы передумаете?

– Еще чего! – фыркнул Чарлз. – После того, как вы так давили на меня при Брайане? – И он снова принялся любоваться волдырем.

Крестоманси вздохнул.

– Вы с Брайаном один другого хуже, – заметил он. – Мистер Уэнтворт говорил мне, что ученики Ларвуд-Хаус сплошь и рядом вырастали в колдунов и ведьм, однако ему всегда без труда удавалось уговорить их бросить колдовать, пока дело не дошло до вас с Брайаном. Брайану так хочется оказаться в центре внимания, что ради этого он готов пойти на костер…

– Э! – обиделся Брайан.

«Ага, Крестоманси давит на Брайана, пытаясь восстановить справедливость, – подумал Чарлз. – Поздновато. Не стану ему помогать».

– Поэтому ему придется или оказать мне посильную помощь, или навсегда остаться невидимым, – сообщил Крестоманси. Он не стал слушать возмущенные вопли перепуганного Брайана и снова повернулся к Чарлзу. – Мне представляется, что вы, Чарлз, таили ненависть ко всему и вся, пока способность колдовать не прорвалась наружу и не сорвала тормоза. Теперь вам придется или снова затаиться, чтобы избежать костра, или помогать нам. Поскольку ваши магические таланты столь велики, представляется несомненным, что в том, другом мире у вас проявятся не меньшие способности к чему-то другому, а к чему именно – вы быстро поймете. Ну, каков ваш выбор?

Утратить колдовские способности?! Чарлз прижал пальцем очки к переносице и уставился за завесу яркого света прямо в лицо Крестоманси. Кажется, он даже Саймона и Дэна ненавидел далеко не так сильно, как Крестоманси.

– Я буду волшебником! Вот вам! Туманный силуэт Крестоманси за завесой света пожал плечами.

– Тех, кто ведет себя подобным образом, принято называть злыми колдунами. Превосходно. Что ж, а сейчас будьте любезны назвать какого-нибудь исторического персонажа.

– Джек-потрошитель! – рявкнул Чарлз.

В ярком свете лампы блеснула золотая записная книжечка.

– Благодарю вас, – кивнул Крестоманси. – Пожалуйста, позовите следующего, когда выйдете за дверь.

Чарлз повернулся и поплелся к двери, а Брайан снова принялся обзываться.

– Брайан, – спокойно сказал Крестоманси, – я уже предупреждал, что буду вынужден отнять у вас голос, и я это сделаю, если вы скажете еще кому-нибудь хоть слово.

«А как же!» – злобно подумал Чарлз. Он распахнул дверь, прикидывая, что бы такое сделать Нэн и Эстель за то, что они вызвали Крестоманси, и лицом к лицу столкнулся с Делией Мартин.

Вид у него, наверное, был устрашающий. Делия побелела. Как ни странно, она с ним заговорила.

– Ну как? – спросила она.

– Ведьманутый кошмар! – проорал Чарлз.

Он от всей души надеялся, что Крестоманси его слышал.

Глава пятнадцатая

Остаток второго «игрек» тоже прошел через кабинет инквизитора. Некоторые выходили оттуда бледные, некоторые – радостные. Эстель появилась на пороге, сияя затуманенными глазами.

– Что за люди! – возмущалась Тереза. – Ну правда!

Эстель смерила ее взглядом, исполненным глубочайшего презрения, и побежала к Нэн. Она прижала обе руки воронкой к уху Нэн и жарко зашептала:

– Он говорит, что там, куда мы попадем, моя мама будет на свободе!

– Здорово! – улыбнулась Нэн, и вдруг у нее екнуло сердце: «А ведь моя мама будет там жива!»

Сам Крестоманси вышел из кабинета вместе с Деборой Аткинс, оказавшейся в очереди последней, и обменялся с мистером Уэнтвортом многозначительным взглядом.

Нэн поняла, что он так и не додумался, как соединить миры. Она увидела, что и Крестоманси, и мистер Уэнтворт очень взволнованы.

– Все! Строиться и в класс! – прогремел мистер Уэнтворт.

Вид у него был такой озабоченный, а по лестнице в класс он бежал так быстро, что Нэн поняла – везение Крестоманси кончилось. Похоже, прибыл настоящий инквизитор. Звонок с урока прозвенел как раз тогда, когда второй «игрек» шагал по коридору, что только усугубило всеобщий ужас. Мимо спешили другие классы, глядя на второй «игрек» со смешанным чувством жалости и любопытства.

Друзья Саймона отчаянно пытались на ходу разговорить его. Саймон показывал себе на рот и дико мотал головой.

– Он знает, кто колдун, но ему замкнули уста, – глубокомысленно заключил Роналд Уэст.

Заслышав это, Делия с Карен выскочили из строя и засеменили рядом с Саймоном.

– Ну, Саймон, ну скажи, кто у нас ведьма, – шептали они. – Мы никому ни словечка, честно!

Чем сильнее Саймон мотал головой, тем настырнее они спрашивали.

– Тише! – рявкнул мистер Уэнтворт.

Все вошли в класс. Там уже стоял мистер Крестли, который должен был посидеть со вторым «игрек» полчаса, отведенные на дневники.

– Считайте, что у вас «окно», Харалд, – велел ему мистер Уэнтворт.

Мистер Крестли не без удовольствия кивнул и отправился в учительскую, надеясь застать там мисс Ходж.

– Бедный Пух! – шепнула Эстель на ухо Нэн. – Не знает, что она в следующем вторнике! Только, по-моему, она все равно за него не выйдет!

В класс вошел Крестоманси. Вид у него был умиротворенный и чуточку отрешенный. Глядя на него, никто бы не сказал, что времени у него в обрез и что он, скорее всего, волнуется не меньше мистера Уэнтворта. Крестоманси кашлянул, чтобы привлечь к себе внимание. В ответ немедленно настала тишина, полнейшая и напряженная. Мистер Уэнтворт, кажется, даже немного позавидовал.

– Произошло нечто совершенно ужасное! – начал Крестоманси. – Вынужден вас огорчить: в наши ряды проник колдун. Именно этот колдун наложил заклятие на Саймона Силверсона…

По классу пронесся шорох – все обернулись и посмотрели на Саймона. Он, как и полагается, опять оказался на авансцене.

– Но самое огорчительное, – продолжал Крестоманси, – что некто предпринял весьма разумную, но неудачную попытку снять заклятие, а в результате оно превратилось в собственную противоположность. – Нирупам помертвел. – Нельзя его винить, – говорил Крестоманси, – однако итог вышел поистине плачевный. Заклятие было очень сильное. Все, что теперь говорит Саймон, не просто неправ да – оно никогда и не было правдой. Мне пришлось предупредить Саймона, чтобы он держал рот на замке, пока мы не разберемся во всем окончательно.

При этих словах Крестоманси перевел глаза – рассеянные и отсутствующие – на Чарлза. Чарлз ответил отменно пустым и гнусным взглядом. Если этот Крестоманси думает, что таким образом заставит его снять заклятие, пусть подумает еще раз. Но Чарлз не заметил, что после этого взгляд Крестоманси обратился к Нэн. Этого вообще никто не заметил, потому что тут же поднялись три руки – Делии, Карен и Терезы. За всех троих заговорила Делия:

– Господин инквизитор, сэр, мы же говорили вам, кто у нас колдует. Это Нэн Пилигрим.

Парта Эстель с грохотом опрокинулась, тетради, дневник, бумажки, вязанье – все разлетелось по классу, а посреди этого безобразия стояла Эстель, красная от гнева.

– Это не Нэн Пилигрим! – закричала она. – Нэн в жизни никому зла не сделала! А ты сделала, и еще как, ты болтала всякие глупости, да, ты и Тереза с Карен! Да-да, и мне стыдно, что я раньше дружила с Карен!