Сорок пять(изд.1982), стр. 59
Лакей выбежал из комнаты. Минуту спустя торопливо вошел Мейнвиль.
— К вашим услугам, сударыня, — сказал он.
— С каких это пор вы величаете меня «сударыня», господин де Мейнвиль? — раздраженно спросила герцогиня.
— Я к услугам вашей светлости, — повторил Мейнвиль, совершенно ошалев от изумления.
— Прекрасно! — сказал Эрнотон. — Передо мной дворянин, и, если он солгал, клянусь небом, я буду знать, по крайней мере, кто мне за это ответит.
— Вы верите, наконец? — спросила герцогиня.
— Да, сударыня, верю.
И молодой человек с поклоном вручил госпоже де Монпансье письмо, о котором шел такой долгий спор.
X. Письмо господина де Майена
Герцогиня схватила письмо, открыла его и жадно прочла, не пытаясь скрывать чувств, сменявшихся на ее лице, как облака на грозовом небе.
Окончив чтение, она протянула письмо взволнованному Мейнвилю. Оно гласило:
Сестра, я пожелал совершить то, что прекрасно мог сделать любой офицер или учитель фехтования, и наказан за это.
Я получил добрый удар шпагой от известного вам человека, с которым у меня давние счеты. Хуже всего, что он убил пятерых моих людей, после чего скрылся.
Нужно сказать, что его победе помог податель сего письма, весьма приятный молодой человек. Я вам горячо его рекомендую, он — сама скрытность.
Думаю, дорогая сестра, что его заслугой в ваших глазах явится то, что он помешал победителю отрезать мне голову.
Прошу вас, сестра, узнать имя и занятие этого молодого человека: он внушает подозрения и вместе с тем очень занимает меня. На все мои предложения он отвечал, что ни в чем не нуждается благодаря господину, которому служит.
Я очень страдаю, но думаю, что жизнь моя вне опасности. Побыстрее пришлите мне лекаря; я лежу, как лошадь, на соломе. Податель письма сообщит вам, где именно.
Ваш любящий брат
Прочитав письмо, герцогиня и Мейнвиль удивленно переглянулись.
Герцогиня первая нарушила молчание, которое могло быть дурно истолковано Эрнотоном.
— Кому мы обязаны столь большой услугой, сударь? — спросила она.
— Тому, кто всегда старается прийти на помощь слабому против сильного, сударыня.
И Эрнотон рассказал все, что знал о ране и местопребывании герцога.
Когда он кончил, герцогиня спросила:
— Могу я надеяться, сударь, что вы продолжите так хорошо начатую службу и станете приверженцем нашего дома?
Хотя эти слова были полны весьма лестного смысла, молодой человек увидел в них лишь выражение любопытства.
Различные побуждения боролись в нем: соблазн был велик, ибо, открыв герцогине свое положение у короля, он приобрел бы огромный вес в ее глазах, а это было делом немаловажным для молодого человека, прибывшего из Гаскони.
Герцогиня ждала ответа.
— Сударыня, — сказал наконец Эрнотон, — я уже имел честь сказать господину де Майену, что служу хорошему хозяину и мне нет нужды искать лучшего.
— Брат пишет, сударь, что вы, по-видимому, его не узнали. Как же вы воспользовались его именем, чтобы проникнуть ко мне?
— Господин де Майен, казалось, хотел сохранить инкогнито, сударыня; я считал, что не должен его узнавать, и действительно, крестьянам, у которых он живет, вовсе незачем было знать, какому высокородному человеку они предоставили приют. Здесь положение другое: имя господина де Майена могло мне открыть дорогу к вам, и я его назвал.
Герцогиня, улыбаясь, посмотрела на Эрнотона.
— Никто не мог бы лучше ответить на мой коварный вопрос, — сказала она. — Должна признаться, вы остроумный человек.
— Я не вижу ничего остроумного в том, что я имел честь сказать вам, сударыня, — ответил Эрнотон.
— В конце концов, сударь, — нетерпеливо молвила герцогиня, — я ясно вижу одно: вы ничего не хотите сказать о себе. Но не думаете ли вы, что при желании нетрудно узнать ваше имя или, вернее, кто вы?..
— Несомненно, сударыня, но вы это узнаете не от меня.
— Он всегда прав, — сказала герцогиня, устремив на Эрнотона взор, который доставил бы огромное удовольствие молодому человеку, если бы он понял его скрытый смысл.
Эрнотон поклонился и попросил у герцогини разрешения удалиться.
— И это все, сударь, что вы хотели мне сказать? — спросила герцогиня.
— Я выполнил свой долг, — ответил Эрнотон, — и мне остается выразить глубочайшее почтение вашей светлости.
Когда дверь за ним закрылась, герцогиня сказала, топнув ногой:
— Мейнвиль, прикажите проследить за этим молодым человеком!
— Невозможно, сударыня, — ответил тот, — все наши люди поставлены на ноги; я сам жду событий: сегодня не такой день, чтобы делать что-нибудь, кроме того, что мы решили раньше.
— Вы правы, Мейнвиль, я сошла с ума, но потом…
— О, потом — другое дело, сударыня.
— Да, мне он тоже показался подозрительным, как и брату.
— Во всяком случае, — возразил Мейнвиль, — он честный юноша, а честные люди сейчас редкость. Нам повезло: неизвестный нам человек падает с неба, чтобы сослужить такую службу!
— Но по крайней мере проследите за ним позже, Мейнвиль.
— Надеюсь, сударыня, — ответил Мейнвиль, — нам скоро не будет необходимости следить за кем бы то ни было.
— Вы правы, Мейнвиль, я потеряла голову.
— Полководцу вроде вас, сударыня, дозволяется быть озабоченным накануне решающей битвы.
— Да, наступила ночь, Мейнвиль, а Валуа вернется из Венсена ночью.
— Еще рано, сударыня, нет восьми часов, да и наши солдаты не прибыли.
— Это надежные люди?
— Проверенные, сударыня.
— Каким образом они прибудут?
— Поодиночке, как случайные путники.
— Сколько человек вы ждете?
— Пятьдесят; этого более чем достаточно: ведь, кроме того, у нас имеется две сотни монахов, стоящих, пожалуй, побольше, чем солдаты.
— Как только наши люди прибудут, вы выстройте монахов на дороге.
— Они уже предупреждены, сударыня; они загородят дорогу, ворота монастыря будут открыты, и наши люди втолкнут в них карету.
— Мейнвиль, мой бедный брат просит прислать лекаря; лучшим лекарством для Майена будет прядь волос с головы Валуа, и человек, который отвезет ему этот подарок, будет хорошо встречен.
— Через два часа, сударыня, гонец поскачет к нашему дорогому герцогу. Он уехал из Парижа как беглец, а вернется как триумфатор.
— Еще одно слово, Мейнвиль, — сказала герцогиня. — Наши друзья предупреждены?
— Какие друзья?
— Члены лиги.
— Боже упаси, сударыня! Предупредить буржуа — это значит бить в набат с колокольни собора Парижской богоматери. Когда пленник будет надежно заперт в монастыре, мы, ничем не рискуя, раструбим повсюду: Валуа в наших руках!
— Хорошо, вы ловкий и осторожный человек, Мейнвиль! Известно ли вам, что никогда ни одна женщина не предприняла и не завершила дела, подобного тому, о котором мечтаю я?
— Я это хорошо знаю, сударыня, и потому трепещу, давая вам советы.
— Прежде всего прикажите убить двух болванов, которые ехали по обеим сторонам кареты, это даст нам возможность рассказывать о событии так, как будет выгоднее для нас.
— Убить этих бедняков! — сказал Мейнвиль. — Вы считаете, что это необходимо, сударыня?
— Например, Луаньяка?.. Нечего сказать, потеря!
— Это доблестный воин.
— Негодяй, сделавший себе карьеру; точно так же, как другой верзила, который ехал слева, — чернявый, со сверкающими глазами.
— Ну, этого мне не так жаль, я его не знаю; но согласен с вами, сударыня, у него пренеприятный вид.
— Значит, вы отдаете его мне? — спросила, смеясь, герцогиня.
— Охотно, сударыня.
— Нам известно, Мейнвиль, что вы человек добродетельный. К этому делу вы не будете иметь никакого касательства — оба телохранителя короля падут, защищая его. Но я поручаю вашему вниманию молодого человека.
— Какого молодого человека?