Охотник за головами, стр. 25

Двое из троих оставшихся кутали головы в капюшоны плащей с вышитыми весами и мечом, знаком магистратуры Тотемонда, а вьющиеся, короткие рыжие бородки указывали на коренных жителей юга магистратуры. Высокие шлемы с гребнями, трехчетвертные доспехи и тяжелые палаши выдавали рейтаров, наемников, с самой войны входящих в доверенные части префекта. К седлам были приторочены, спрятанные в промасленные кожаные чехлы, уже не редкие в магистратурах аркебузы [8].

А последний закутался в плащ полностью, натянув капюшон на самый кончик носа. Кто он и откуда, невозможно было понять, из-под плаща виднелся лишь меч, закрепленный на удивление небрежно, колотящий своим весом по тощей ляжке, туго обтянутой кожей лосин.

Тявкнула было вдогонку та самая шавка, только-только вывернувшаяся прочь из-под разбивающих дорогу копыт. Последний из скачущих развернулся, отклонившись, повис на широкой конской спине. Как степняк успел выдернуть лук из саадака, уже снаряженный, да наложить стрелу, староста не заметил. Собачонка взвизгнула, заплакала на пару мгновений, по-детски, жалобно. Староста покачал головой, насупив густые брови, и, выпрямившись, смотрел вслед уносящимся коням, несшим своих всадников туда, где за почти сплошной стеной дождя уже и не видно было начала недалеких предгорьев. Сплюнул, стряхнул ладонью с лица воду, развернулся к своим и думать забыл о всадниках с нашитыми весами и мечом и о том, что назад они могут и не вернуться. А зря.

1

Ветви грабов, высоких кленов и дубов тесно переплетались над головами скачущих, давая достаточно надежную защиту от непогоды. Тяжелые капли уже не били сплошным потоком, лишь скатывались вниз поодиночке с густой еще зелени. Ударялись о плотно запахнутую одежду, звонко разбиваясь на металлических частях доспехов. Лениво собирались в небольшие ручейки, стекая по краям плащей, обуви, лошадиным гривам и сбруе на землю. Копыта лошадей чавкали, выворачивая комки из суглинка, изредка проступающего через вытоптанную траву. Начинало смеркаться, но никто из всадников даже и не заикался про остановку. Слишком уж заманчивыми были наградные за выполнение задания, порученного самим Антонием Кадавером, старшим магистром Тотемонда, префектом и главным судьей. Потому верховые летели во весь мах, всего пять отрядов, считая с этим, охватывая Дубовое пригорье, замыкая с трех основных дорог круг, перекрывая все тропы, которых было тут не так уж и много.

Как бы ни торопились всадники, проехавшие через приречную деревню, но им все-таки пришлось придержать лошадей. Деревья предгорий все теснее охватывали тропу, смыкая над головами густые зеленые кроны и местами выкидывая на проторенный путь то кучу старого сушняка, то еще не до конца поваленное утихшей грозой молодое и неокрепшее дерево. Кое-где, прорывая толстый, утоптанный слой дерна, вылезали наружу могучие, скрученные корни уже взрослых дубов, владык местных лесов.

Именно они, высоченные, в несколько обхватов, были главными хозяевами, кормильцами и благословением всего окрестного люда, населявшего не очень-то мирные и спокойные земли округи. Селились здесь дровосеки и углежоги, добывающие на всю магистратуру самый лучший уголь, сгоравший в кузнечных горнах, плавильных печах и домнах, в избытке разбросанных по Тотемонду.

Двое рыжебородых ехали рядом, стремя в стремя, чуть отстав от остальной группы, осторожно зыркая по сторонам и тихо переговариваясь.

– Слушай, земляк, – шепотом спросил у соседа высокий, – летим мы, как голуби почтовые, а все-таки вдруг да опередят нас?

– Не боись, длинный, тут, говорят, такая дичь, что точно на всех хватит, – просипел тот, что пониже, и настороженно покосился в сторону плотно сросшихся кустов, в стороне от тропинки. Когда один из немногих лучей заходившего солнца, сумевший пробиться через стаи туч, попал на него, стал заметен длинный шрам, проходивший прямо под густой и растрепавшейся бородой. Из-за него солдат и не мог говорить нормальным голосом.

– Так что говорят, земляк? Правда, что ль, самого князя старого ищем? – голос высокого чуть дрогнул. – Его ж вроде и того, ну, убили вроде как давно?

– Мало ли что говорят. Вот мы с тобой, земляк, и проверим, вруть али нет, правда иль так, треп, – по обветренным губам скользнула жесткая ухмылка, скользнула и пропала в колючих усах, – так ведь не один он, по-любому, не один… смотри, Ханс, по сторонам в оба.

Такие вот разговоры вели промеж собой два земляка-южанина, почти не слезавшие с коней уже четвертый день кряду и, видно, из-за этого забывшие о необсуждении приказа. А чуть впереди ерзал отбитым о седло непривычным к долгой езде задом выпускник университета Равенборк, Клиггер Эйсвальт ван Дрееке. Первый секретарь верховного суда магистратуры, член военного трибунала, служащий по совместительству и главным дознавателем при магистратном суде.

Клиггер ехал, плотно закутавшись в плащ, натянув капюшон на глаза и предаваясь тяжелым размышлениям. А как было не предаваться таким мыслям, если всего лишь около года назад не было ни разговоров о возвращении кого-то из старых правящих семей, ни намеков на недовольства? Народ радовался тому, что войны, сотрясающие соседей, обходят благословенный Тотемонд стороной, у власти стоит мудрый и справедливый Магистратный совет. В деревне, что проезжали в обед, никто и не дернулся при виде вооруженных людей, а ведь еще пару лет назад все елки в округе были обсажены наблюдателями, высматривающими очередной отряд мародеров. Косились только, видел же, что косились. А почему, спрашивается, косятся вслед, мужичье неотесанное?

Стоило ведь только слегка увеличить налоги на содержание войск и самого Магистрата, и что?! И сразу же пошли слухи о том, что Совет князей вовсе не погиб в ходе военных операций, а их семьи не уехали кто куда после гибели родных. Ну да, и наемники, из которых войско состоит чуть больше чем наполовину, распоясались. Так, а где не без того? Бабу в углу прижать, задрать ей юбку? Им привыкать, что ли? Купца одного кто-то ободрал на тракте, снова начинают про дорожный патруль Магистрата речь вести. Появились откуда ни возьмись заговорщики, недовольные всем, что делал новый правящий совет. А мелкий отпрыск одного из потомственных аристократов? Он-то откуда взялся?

Клиггер поморщился, словно от горчайшего порошка хины, которую приходилось пить из-за неожиданно навалившейся простуды. Так же и с мальчишкой, что свалился на его голову, возникнув из пустоты. Ведь придавили всех, казалось бы, аккуратно и тихо, не давая повода задуматься недовольным изменениями в Тотемонде. Исполнителей бы к нему на разговор, в подвальчик… так ведь и нет их. Чуть ли не собственноручно, по приказу Магистрата, избавился от них сразу, как только те все сделали. А поди ж ты, видно, плохо отработали, раз так вышло.

За шиворот неожиданно затек небольшой ручеек, Клиггер вздрогнул, заерзал по седлу. Все-таки мысли подобного рода хорошо обсуждать в кругу достойных людей, образованных, да за кружкой пивка, возле теплого камина, а не под проливным дождем. А тут еще, как назло, краем уха уловил перешептывание этих двух рыжебородых. Хотя их тоже можно понять, все из стражи помнят, какие бойцы были у староправящих в личной гвардии. Да ничего страшного, эти пятеро, что с ним, тоже солдаты хоть куда. Не говоря про тех, что ждут их в условленном месте. А если бы они знали, за кем идут…

Помолчать бы тут Клиггеру, да как будто кто за язык потянул. Остановился, поднял вверх руку, обтянутую тугой, кожаной с металлическими бляшками перчаткой, щелкнул пальцами, привлекая внимание. Степняки одновременно отпустили поводья, стукнули доставаемыми луками и развернулись в разные стороны, показав отменную выучку. Рыжебородые чуть замешкались, но тоже заняли нужные позиции, закрыв тыл группы.

– Вот что, парни, – сказал Клиггер, – раз уж вы не по сторонам смотрите, а обсуждаете данное задание, то я растолкую, зачем, а точнее, за кем мы отправились сюда. Чтобы не шептались за спиной и понимали, что к чему. Языки держать за зубами, объяснять, почему, – явно не надо. Уяснили?