Охотник за головами, стр. 20

Гойко поискал глазами меч, подобрал и вложил в ножны. Жалко, что нет больше дротиков и стрел осталось не так много. Путь неблизкий, опасный. Подозвал Быстрого, прыгнул в седло. Голова закружилась, но ничего, удержался. Причмокнул, пятками мягко толкнул друга, посылая сразу в мерную и ровную рысь. Силы жеребца надо беречь до ближайшего пограничного городка. Там Гойко намеревался взять заводного коня и гнать вперед еще быстрее. Надо было торопиться. И тут судьба подкинула ему подарок.

Со стороны убитых им степняков донеслось измученное ржание. Быстрый повернул туда, как будто угадывая мысли всадника. Они подъехали ближе, и Гойко улыбнулся. Конь степняка не ушел. Его мертвый хозяин запутался в поводьях, намотанных на левую руку во время атаки, и вороной не смог уйти. Протащил за собой тяжелое тело, пока убитый не завяз в густых зарослях чертополоха, и встал.

Гойко соскочил с Быстрого, подошел к вороному. Тот даже не пытался отвернуться, когда уверенная рука взяла его под уздцы. Потрепал по крепкой шее, вздувавшейся сильными мышцами. Шерсть была гладкая, шелковистая. Видно было, что коня перед боем не загнали, засохшего пота было совсем немного. Наверняка степняк любил его, мыл, чистил, чесал. Вон какой хвост, волосок к волоску, стянутые вместе в нескольких местах шнурами. Грива, густая и длинная, заплетена в плотные косички, украшенные на концах какими-то зеленоватыми резными кругляшами.

Времени было мало, но оставить коня вот так Гойко не мог. У седла, крепко притянутая ремнями, висела кишка бурдюка. Вороной повернул голову, покосился на него с одобрением. Надо думать… столько времени простоял, после боя и погони за чужаком.

Воронок пил долго. Гойко, как мог, подставлял ему медленно текущую из широкой горловины струю. Бока коня ходили ходуном, бурдюк опустошился, но конца водопоя не было видно. Но всему приходит конец, вместе с остатками воды закончилась и жажда. Благодарный взгляд и мягкий толчок в плечо заставил Гойко еще раз порадоваться своей негаданной удаче. Распутав длинный кожаный ремень с запястья убитого, он повел вороного к Быстрому. Закрепил удила на луке, обмотав возле выступа спереди. Сел в седло, почувствовав вернувшиеся силы. И, наконец-то, двинулся вперед.

Уходило, убегало драгоценное время. Как песок просачивалось меж пальцев, ручейками воды из битого кувшина утекало прочь. Были те степняки разведчиками или не были, это уже не важно. Важнее то, что видели глаза молодого гонца, что слышали его уши и что билось в кожаном мешке, притороченном у седла. Гроза, мощная и неумолимая, надвигалась на солнечные земли, в которых люди уже бежали, кто куда мог, от одних только слухов, докатывающихся из степи. Поэтому ему нужно было гнать вперед, не думая о себе и верном четвероногом друге, много раз выручавшем, пусть не подведет он и на этот раз.

2

Степь заканчивалась. Все больше и больше пролесков начало появляться вокруг. Утоптанный шлях вел его все дальше в глубь страны. Пересаживаясь на вороного, Гойко давал отдых Быстрому. Лига меняла лигу, уже чаще мелькали по бокам шляха обжитые деревни, лишь недавно брошенные хозяевами. Дорога была разбита колесами телег, карет и ямских повозок, копытами и просто ногами. Прошло по ней, всего лишь за последние несколько дней, очень много людей. Гойко гнал вперед, не обращая никакого внимания на саму дорогу, плевать на то, что она пришла в полную негодность. Кони выносили, да и ладно.

В пути он сделал лишь одну остановку, в Кременце-Заторном, самом пограничном городке из тех, что выросли за последние несколько лет. Взял у бургомистрова конюха нового коня, взамен вороного, да хлебнул пива, заедая его свежим мясным пирогом. Вокруг собралась толпа народу. Солдаты стояли поодаль, не подходя и ничего не спрашивая. В толпе было с десяток горожан, два купца, разносчик пирогов и паломники, если судить по одежде и посохам. Стояли, переминаясь с ноги на ногу, косились на него, запыленного, уставшего. Человека, вернувшегося оттуда, где решалась их судьба. Стояли, сопели перегаром, луком, страхом и ожиданием. Вопросов никто не задавал.

Люди подались в стороны, пропуская одышливого толстяка в отороченной затертыми бобровыми шкурками мантии нараспашку. Четырехугольная шапка сползла на затылок, но он не замечал этого. Трясущийся, от взгляда на засохшие потеки крови на чепраках коней бургомистр еле смог выдавить из себя нелепый вопрос:

– Как дела у принца? – вопрос завис в воздухе.

– Хорошо, – шевельнулись в ответ пересохшие от солнца губы Гойко, чуть дрогнуло запыленное лицо. – Передай своим горожанам, кронпринц Альберт выиграл этот бой.

– Выиграл… – Вспотевшая от волнения ряха градоначальника облегченно скривилась.

Бургомистр ойкнул, откинутый в сторону крепкой, жилистой рукой. Высокий, с полощущими по груди пышными усами, худой воин подошел к Гойко.

– Где сам принц, гонец? – внимательные черные глаза уставились в его лицо. – Я спрашиваю, где он? Жив?

– Был жив, капитан Эстольд, – Гойко моргнул. – Был жив… Мне надо скакать дальше.

Командир воинов-пограничников пригляделся к гонцу:

– Господь мой Яр! Ты, что ли, Гойко Медвежонок?

– Я, господин капитан.

– Да постой же ты. Расскажи, что да как было?

– Не могу. Готовьтесь, капитан, и уводите оставшихся гражданских, нечего им здесь делать… Не дадите людей в дорогу?

– Нет, – капитан покачал головой. – У меня их тут хрен да маленько, Медвежонок.

– Ладно, господин капитан, удачи вам. – Гойко ударил нового коня по бокам, и тот с места рванул вперед, неся бешеного всадника дальше, на север.

Остался позади пограничный городок. Широкая дорога вела все дальше и дальше, мелькали кусты по краям дороги, начали появляться первые признаки близких лесов, которые вплотную должны были обступить дорогу завтра. На ночь ему пришлось остановиться посреди поля, для того чтобы передохнули кони. Да и самому надо было хоть немного отдохнуть. Несмотря на привычку к скачке, тело ломило. Отбитый зад саднил и требовал отдыха, бедра налились тяжелой болью в сведенных мышцах.

Гойко отошел в сторону от дороги. Насобирал хвороста в небольшой рощице. Там же нашел маленький родничок, умылся, наполнил мех. Водил коней, остужая, внимательно слушал запасного. Долго и старательно вытирал и только потом напоил коней. Осмотрел обоих, проверил подковы. Новый уже начал сдавать, а упрямец Быстрый все никак не показывал усталости. Гойко пожевал сушеного мяса и сухарь, не забыв о конях и насыпав овса в торбы. Костерок прогорел и начал затухать, Гойко закутался в теплый плащ, снятый с седла Быстрого, и моментально заснул.

Лишь забрезжил рассвет, он проснулся. Сборы много времени не заняли, и вскоре он опять несся по твердой, похожей на камень полосе, ведущей его к цели.

Путника он заметил издалека. Высокий и крепкий, не сгорбленный от старости, седой, как лунь, дед бодро вышагивал по дороге, меряя лиги с помощью своих двоих да большого посоха из ясеня, крепко сжатого в правой руке. Догнав его, он решил спросить про заставы, которые должны были попасться на пути, но которых Гойко и в глаза не видел. Перегнувшись с седла, чтобы выказать уважение к возрасту, гонец усмотрел лицо, изборожденное морщинами. На лице обнаружилась повязка через левый глаз и пыль. Такая же, как на длинных сивых космах, перетянутых на лбу тесьмой, аккуратно подстриженных усах с бородкой, запыленных до абсолютной мышиной серости.

Дед был одет в удобные и свободные штаны, рубашку и полукафтанье, обут в удобнейшие, низкие сапоги, а на плечах его свободно висел незаменимый для дальнего пути плащ с капюшоном. Все это, включая мешок за плечами, также было покрыто густейшим слоем дорожной пыли. Стоял престарелый путешественник, перенеся вес на левую ногу, занимая опять же удобнейшую позицию для обороны, а правая рука уже лежала на рукояти большого боевого ножа, висевшего на левом бедре.

«Тертый дед, – подумалось Гойко, – не иначе имеет большой опыт дальних прогулок пешком». Он протянул вперед раскрытые ладони, показывая, что оружия в них нет. Дед внимательно осмотрел его недобрым взглядом уцелевшего глаза, задержав его на мече, но руку с ножа убрал. Позу, правда, менять явно не собирался.