Западня, стр. 48

— Ты меня поняла? Я многое передумал за это время. Конечно, не все на фронтах благополучно. Но отход наших войск — это еще не поражение. Да, не поражение!.. Скоро, совсем скоро вступит в бой новое могучее оружие.

— Ты сегодня такой воинственный, Леон! — с улыбкой заметила Тоня. — Тебя словно подменили.

Он ничего не стал объяснять — просто подошел, с силой сжал ее плечи и повернул к себе лицом.

— Тоня! Ты слишком далеко зашла! Ты на краю пропасти! Штуммер погубит тебя! Умоляю, исчезни! Я отправлю тебя к своим родителям… Завтра же!.. Достану документы на другое имя.

Она смотрела в его немигающие блестящие глаза, в которых читалось искреннее отчаяние, и не знала, что же делать теперь, как вырваться из невидимых цепей, которыми он приковал себя к ней.

— Нет, Леон, — прошептала она наконец, — нет, это невозможно…

— Хочешь, чтобы я отказался от своего плана?

— Нет, ты не должен отказываться.

Он сжал кулаки, заметался по комнате в мучительном смятении.

— Ты даже не спрашиваешь меня ни о чем! Неужели я для тебя совсем чужой человек?

— Я тебя не осуждаю, Леон.

— И ты меня ни о чем не хочешь спросить?

Она выдержала его взгляд.

— Нет, ни о чем!

— Но ведь тебе нужно это знать? — Он подчеркнул слово «это».

— Нет… Мне ничего не нужно знать, я уже говорила тебе однажды.

— Боже! Как я одинок! — простонал он. — Ну ладно! Ладно! Как ты не можешь понять, что Фолькенец и Штуммер тебе не верят!

Тоня насторожилась.

— Леон! Стучат в дверь! Кто-то пришел.

— Кто? Кто это может быть? — властно спросил он.

— Не знаю. Ступай быстрее на кухню! Я не хочу, чтобы тебя здесь видели.

Он оскорбился, но все же покорился, вышел на кухню, прикрыв за собой дверь.

Всего несколько мгновений! Но этих мгновений оказалось достаточно, для того чтобы Тоня вдруг почувствовала облегчение, словно долго пробиралась по топкой хляби, выдирая ноги из засасывающей пучины, и вдруг ступила на твердую землю.

Плотно закрыв дверь комнаты, Тоня поспешила в переднюю.

На площадке лестницы стоял незнакомый ей человек с бледным, невыразительным лицом. Весь он был словно втиснут в узкое серое пальто, из коротких рукавов которого торчали обтрепанные манжеты рубашки. Увидев Тоню, он почему-то смутился и негромко спросил с пришибленной вежливостью, за которой ощущалась настырность исполнительного шпика:

— Вы Тоня?

— Да.

— Вас приглашают на улицу Петра Великого. Вас ждут там. Просили прийти со мной…

— Минут через пятнадцать я приду сама, — твердо сказала Тоня, продолжая загораживать собою дверной проем, и повелительно добавила: — Идите!..

Он, очевидно, рассчитывал, что его пригласят войти, и обиделся.

— Не подведете? — уже суховато спросил он, и его тонкие губы сжались так плотно, словно он внутренне поклялся в течение всей оставшейся жизни не произнести больше ни слова.

— Приду! — и сердито хлопнула дверью.

Она вернулась в комнату и стала быстро собираться. Леон стоял уже в шинели, застегнутый на все пуговицы, какой-то отчужденный, официальный.

— Тебя вызывают?

— Да. Штуммер, — упавшим голосом сказала она.

— А я отправляюсь в штаб. — Он взглянул на часы: — Через десять минут генерал ждет моего доклада.

— Что ж, ступай…

— Когда ты будешь дома?

— Не знаю. Спроси у Штуммера.

Он усмехнулся.

— Хорошо. Если ты надолго задержишься, непременно спрошу.

— Надеюсь, этого не случится.

Он хотел дотронуться до ее волос, но она отстранилась.

— Прощай, Леон! Иди, мне нужно переодеться.

— Пойду! — Он вдруг замкнулся. — Но помни, я все тебе сказал!

И прежде чем она успела ответить, он быстро вышел из комнаты, в глубине прихожей стукнула дверь.

На шестой звонок Штуммер распахнул дверь.

— Заходите, фрейлейн! — Он коротко, подчеркнуто деловито поздоровался и не пригласил ее даже войти в комнату. Очевидно, он сам только что пришел, не успел еще скинуть шинель. — Я очень тороплюсь, — быстро пояснил Штуммер. — А к вам у меня важное задание. Отправляйтесь в сторону Николаева. Нам стало известно, что на двадцатом километре у моста назначена встреча людей Короткова. Скажите, что вы посланы Луговым, присоединитесь к ним и выполняйте задание. Запомните: вас зовут Галей, вы идете на связь с отрядом партизан. Понятно? На опушке леса около села Доронино есть старая землянка, там будут ждать люди, которые проведут вас к партизанам.

Хорошо, что в полумраке прихожей Штуммер не мог разглядеть отчаяние и усталость на ее лице.

— Торопитесь, фрейлейн! Они останутся, а вы вернетесь. Постарайтесь не задерживаться больше трех-четырех дней… Да, — словно вдруг вспомнил он, — ваш приятель Леон скоро получит повышение. Он доволен?

— По-моему, счастлив.

— А вы не забыли мою просьбу узнать о парашютах?

— Кое-что узнала. Парашютов было очень немного, Леон сказал, что они исчезли со склада на станции, а в краже подозревают румынских солдат.

— Он называл чьи-нибудь имена?

— Нет.

— Значит, это все?

— К сожалению…

— Действительно, «кое-что», — суховато заметил Штуммер. — Ну, до свиданья, фрейлейн. Советую действовать осторожно. На этот раз у вас не будет прикрытия.

За ее спиной бесшумно закрылась дверь. Штуммер остался в квартире, — может быть, у него назначена еще одна встреча, а возможно, соблюдал конспирацию.

Глава девятая

Когда через полчаса Тоня вошла в лавку, Егоров, увидев ее, так резко бросил на весы кочан капусты, что покупательница, молодящаяся старуха в цветастой косынке, испуганно отпрянула от прилавка. Затем он мигом обслужил еще пять покупательниц и, едва лавка опустела, схватился за голову.

— Где ты пропадаешь? Я уже решил, что тебя схватили! — И, не дожидаясь ответа, кивнул в сторону подсобки.

Подсобка была маленьким штабом, где принимались важные решения. Сегодня, как сразу уловила Тоня, всех тревожило исчезновение Дьяченко. Тщетно ожидал его Егоров в назначенные дни у памятника Дюку — Дьяченко не появлялся.

Федор Михайлович искал способа проверить Короткова. Разведчик, посланный в Люстдорф, сообщил, что дом Короткова время от времени посещают какие-то люди. Черт побери, значит, провал грозит целой группе! Как же их всех предупредить?

Мрачно перебирая картофель и отбрасывая в сторону подгнивший, он тихо говорил Тоне, тоже занявшейся этой работой, о том, что дни проходят, Савицкий с нетерпением ждет, когда они пришлют вызов для подводной лодки, а они торгуют кислой капустой и мочеными яблоками, мучаются в потемках, с каждым днем теряя веру в успех! Газеты пишут о победных сражениях союзных армий, но в городе все больше эвакуированных полицейских. Из сада Шевченко видно, как на корабли непрерывно грузят раненых. Ползут противоречивые слухи, ни одному из них нельзя верить.

— Получена радиограмма от Савицкого. Снова требует уточнить район возможной высадки десанта… — говорил Федор Михайлович, показывая пальцем, куда надо сбрасывать хорошую картошку.

— Но ведь это задание было отменено?

— Было. А теперь дано снова.

— Но район разведан! У Хаджибеевского лимана. Вы же сами говорили.

— Говорил. Ну и что?.. Ох, проклятая поясница! Словно по ней тупым топором лупят. Так вот, получены непроверенные данные. Немцы начали строить в намеченном районе полевой аэродром. Мы с Егоровым посоветовались, и он, как твой начальник, решил послать тебя на денек взглянуть, что там творится.

Тоня подумала о Штуммере. Как же быть с его заданием?

Резко звякнул звонок: очевидно, покупатель, выходя, хлопнул дверью. В подсобку вошел Егоров.

— Вот дьявольщина! — выругался он. — Все торгуются!

Она взглянула на него и невольно улыбнулась: волосы взъерошены, фартук такой грязный, словно о него две недели вытирали ноги, а к пальцам прилипла розоватая шелуха от лука.

— Тебе уже Федор Михайлович все сказал? — торопливо спросил он: каждую секунду в лавку мог войти новый покупатель.