Западня, стр. 36

— В какие же дни?

— Ну, например, по средам и воскресеньям…

— Условились!

— В последний момент Савицкий разрешил дать тебе дополнительную явку: Пушкинская, двадцать семь. Там живет Тоня Марченко. Но предупреждаю: туда пойдешь только в случае крайней необходимости.

Уже совсем рассвело. Из-за поворота дороги на большой скорости выскочили две легковые машины. Сквозь ветровые стекла были видны шоферы, рядом с которыми сидели немецкие офицеры. С любопытством взглянули на ранних пешеходов, но тут же промчались мимо.

Теперь уже, с наступлением утра, пора было расставаться. Каждый в отдельности, если не задержит патруль, еще сможет как-то выкрутиться, а вместе они быстро завалятся: что общего может быть между полицаем и фруктовым коммерсантом? Полицай должен был ехать из Кишинева в Одессу железной дорогой, а коммерсант мог, конечно, ехать и на автомашине, но вместе им предъявлять документы патрулям — опасно.

— Ну, прощай! — растроганно сказал Дьяченко и обнял Егорова.

— Не говори «прощай». Говори «до свиданья», — усмехнулся Егоров, похлопывая товарища по спине. — И смотри при встрече не забери меня по ошибке в полицию.

— Будь спокоен! — сказал Дьяченко, перескочил через канаву и пошел своим путем.

Егоров постоял немного, посмотрел ему вслед, что-то еще хотел крикнуть, но удержался и зашагал по дороге…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ЗАПАДНЯ

Глава первая

За долгие годы войны Савицкий привык, как он говорил, «думать за противника». Каждое сообщение он брал «на зубок», проверял и перепроверял, чтобы не стать жертвой умело подсунутой дезинформации. Сопоставляя и анализируя подчас противоречивые факты, он вел непрерывную незримую и изнурительную дуэль с противником.

Уже после того как Тоня успешно перебралась через линию фронта, Савицкий, допрашивая очередного пленного немецкого офицера, услышал фамилию Фолькенеца. Сначала он не обратил на нее особого внимания, но вскоре эта же фамилия прозвучала в радиограмме, переданной Тоней из Одессы:

Опять Фолькенец?..

Савицкий почуял, что в его руки попал конец важной нити. А что, если ее потянуть? И он решил вновь допросить пленного.

Оказалось, что Фолькенец — офицер, близкий к командующему одесским гарнизоном. Отлично! Теперь Зинаида Тюллер, сама того не подозревая, будет играть одну из важнейших ролей в той операции, от выполнения которой зависит судьба целой группы разведчиков.

После освобождения Мелитополя на фронте наступило временное затишье — обе стороны укрепляли позиции и подвозили резервы. Но для разведки затишья не бывает. Для Савицкого передышка на фронте означала лишь то, что судьба дала ему возможность провести несколько операций, которые помогли бы получить к началу нового наступления важную информацию. Одна из групп, засланных Савицким в Одессу, сообщала обо всем, что делается в ремонтных доках. Другая, правда, менее успешно, но все же следила за железнодорожными перевозками. Ее пришлось укрепить. Но как получить информацию из первых рук о том, что замышляет в своем трудном положении немецкое командование?

План, который выработал Савицкий, был несомненно сопряжен с большим риском. По крайней мере, Корнев, выслушав его, долго чесал лысину, а потом буркнул нечто невразумительное, что можно было трактовать как угодно.

Несколько дней Савицкий внимательно изучал по крупномасштабной карте линию берега у Одессы и долго совещался с начальником военно-морской разведки. Тот сначала скептически отнесся к предложению Савицкого, но постепенно и сам увлекся его идеей. Они пригласили командующего группой подводных лодок и вместе с ним обсудили возможные варианты.

Подводник был человеком дела. Он попросил несколько дней для изучения возможности подхода подводных лодок к Одессе. Надо найти проходы через минные поля и определить, где именно удастся приблизиться к берегу на самое короткое расстояние.

Савицкий ждал. Высадка воздушного десанта откладывалась на более позднее время. К тому же Тоня уже передала Кравчуку распоряжение, и оно выполнено. Определены несколько участков.

Окончательный выбор можно будет сделать лишь перед самым началом операции.

Через неделю подводник сообщил, что берется помочь Савицкому, но при условии, если будет точно назван час операции. Есть возможность, не без риска, конечно, ночью приблизиться к берегу в районе Люстдорфа, но даже в погруженном состоянии лодка не может находиться долго.

Да, нелегкое дело решить такую задачку! «Что будем делать, Михаил Михайлович?» — строго спросил себя Савицкий. Себя он вправе был подвергать риску, но своих разведчиков? Нет, на это он решался с неизмеримо большими колебаниями.

По отрывистым сведениям, полученным от пленных, можно было понять, что между румынами и немцами назревает серьезный кризис. Отступая, немцы стараются подставить под удар румынские дивизии. Кроме того, румыны крайне недовольны тем, что немцы, по сути, взяли в свои руки управление Транснистрией. Если эти конфликты действительно назрели, надо постараться обострить их и этим ускорить процесс разложения отступающей армии.

А Одесса?.. Что гитлеровцы задумали сделать с нею? Не намерены ли полностью уничтожить перед отходом?

На фронте назревает новое сражение. Остается одно: заглянуть в секретные планы и приказы противника, как бы это ни было сложно. Голубая мечта каждого начальника разведки — заслать во вражеский штаб своего человека, но удается это редко и очень немногим. Можно, конечно, завербовать, но и на это требуется время, а главное, никогда нет уверенности, что этим каналом не воспользуется вражеская разведка, чтобы вести свою игру.

Короче говоря, план Савицкого состоял из двух слов: похитить Фолькенеца. И главным звеном в этом плане была Зинаида Тюллер. Савицкий точно знал из донесений, что она старается уклониться от выполнения каких бы то ни было заданий. Что поделаешь! Зато надежной приманкой она стала вне зависимости от того, хотела этого или нет. Но как сделать, чтобы Фолькенец в определенное время оказался на берегу моря в районе Люстдорфа? Как это сделать? Подготовка и осуществление операции возлагаются на Егорова, Дьяченко и Тоню. Им поможет Кравчук, который будет поддерживать связь со штабом по рации.

Изложенный суховатым военным языком, план деловит, как чертеж на кальке. Все линии прочерчены и, кажется, все важное предусмотрено.

Но никогда не знаешь, что придет в голову Корневу.

— А вы уверены, что этот самый Фолькенец заговорит? — спросил он, хмуро пожевывая мундштук папиросы.

Савицкий подумал о том, что нет на свете человека более земного, чем Корнев. Вот уж никому не даст взлететь к облакам!

— Ну хорошо, — сказал Савицкий, — я скажу, почему я уверен. Показания пленного помнишь?

Рыжеватые зрачки Корнева сузились, нижняя губа, выпятившись, подняла папиросу кверху.

Савицкий, сдерживаясь, отвел глаза.

— Ну так вот. Пленный говорил о Фолькенеце как о человеке, который делает карьеру.

— Но ведь у нас он ее не будет делать!

— Справедливо. Но такие люди обычно цепляются за жизнь. Кроме того, ты забываешь, что сейчас не сорок первый, а сорок четвертый год!

— Это, пожалуй, единственный убедительный довод. Но он слишком общий. А если Фолькенец все же верит в победу?.. Может быть, он убежден, что сумеет выкрутиться даже в случае поражения.

Савицкий несколько мгновений смотрел на Корнева радостным, просветленным взглядом. Так смотрят дети на птичку, которая попалась им в руки: они стараются держать ее осторожно, оберегая крылышки, но все же достаточно крепко, чтобы не дать вырваться.