Чужого поля ягодка, стр. 126

— Хорошо бы, Контроль пришёл к такому же выводу, да пораньше… — проворчал Бен, садясь на свою лежанку. — Отчего бы вам не присесть, Гийт?

— Оттого, что некуда, но всё равно спасибо, — усмехнулся Гийт. — Боюсь, ваша надежда напрасна: я-то никаким образом не могу банально использовать мою гостью-пленницу во благо для Горного племени, тогда как Контроль извлечёт из неё все до последней клетки. Триста тысяч в среднем, не так ли? Это только яйцеклеток. Всё остальное сгодится для клонирования, что тоже неплохо, хотя и несколько однообразно — представляете, почти всё женское население будет приблизительно на одно лицо, правда, только первое поколение…

По мере развития темы Бен всё больше впадал в тихую ярость. Гийт, наконец, почувствовал это, как раз в момент, когда ярость эта перестала быть тихой, и насторожённо умолк.

— Для «дикаря» вы подозрительно хорошо осведомлены о достижениях Контроля, — хрипло прошипел Бен. Гийт не стал возражать — он действительно много знал — но счёл нужным объясниться:

— Простите, Бен. Я перечислил всё это исключительно затем, чтобы подчеркнуть, насколько безопаснее для вас было бы поселиться здесь, с нами. Мы не такие уж дикари, поверьте, и не так беззащитны, как может показаться. Контроль не любит с нами связываться потому хотя бы, что нас трудно выковырять из породы, — Гийт этим фактом явно гордился.

Бен с кривой усмешкой покрутил головой:

— На этот раз вам не повезёт. Когда — не если, Вождь, а — когда Контроль возьмётся всерьёз, от вас только клочья полетят. Мы с Миль и целы-то до сих пор лишь потому, что постоянно движемся, а Планета достаточно просторна даже для Контроля. Конечно, если бы никто о нас ничего не знал, тогда, может быть… но нам пора уже сейчас или было пора ещё вчера: о нас знает всё ваше племя и Лесное — тоже. У них-то нет причин таить информацию о мужчине и девушке, захваченных Горным племенем. А вы мне только что в подробностях расписали, что ждёт мою жену, достанься она им… живой или мёртвой…

— Кстати, как давно вы оставили Город?

— Э… не могу сказать точно вот так сразу… не год… и не два… Ближе к трём, пожалуй.

— Ну, тогда вы не знаете последних новостей из Города? — оживился Гийт. И широко улыбнулся: — А в Городе нынче неспокойно. Неприятности с горожанами у Контроля, господин мой гость. Возможно, Контролю ещё некоторое время будет просто не до вас.

— О, мой добрый Вождь, — Бен хмыкнул: — так вы полагаете, нас сбросят со счетов? Ка-а-кая наивность… Неприятности с населением в Городе не в первый и не в последний раз. Когда начались волнения? Ведь не вчера?

— Нет, не вчера. Около трёх лет назад.

— Ну, во-от… в течение этих трёх лет нас ни на день не прекращали искать и преследовать. А теперь конфликт, вероятно, уже стабилен, к нему привыкли, он даже надоел всем, от него устали обе — или все — стороны. Можно предположить, что либо он вошёл в стадию разрешения, либо вот-вот войдёт. И было бы совсем недурно поймать нас именно сейчас. Для укрепления позиций правящей группы.

Оба помолчали, каждый о своём. Гийт рассеянно спросил:

— Как ваши раны? Не беспокоят?

— Спасибо, нет. Ваши лекари отлично знают своё дело. Как и все прочие ваши люди.

— Да, пожалуй, — согласился Горный Вождь. — У вашей жены серьёзные нарушения здоровья, Бен. Надеюсь, это не конфликт у ручья так повредил ей?

— Не-ет, Вождь. Это последствия другого конфликта. Моей бедной девочке не повезло в этом мире с самого её в нём появления… и продолжает — не вез-ти… — Бен сгорбился, упёршись лбом в ладони; но, скрыв лицо, он не мог скрыть от Горного Вождя своей тоски и беспокойства, напрочь к тому же забыв о блокировке… Сколько дней, проведённых в принудительном сне, потеряно… превратились ли уже сплетни или прямые доносы в донесения разведчиков… Сужаются ли круги поисков, становясь перекрестьями прицелов на фигурке его жены… От неясности положения тревога и слепое стремление спрятать, стиснуть, прикрыть собой жену от неведомой угрозы нарастали лавиной, грозя взорвать всю округу… Пока на напряжённое плечо не легла ладонь Гийта, и низкий голос его не произнёс сочувственно:

— Тише, друг мой. Не то она и сквозь сон услышит вас. Умерьте вашу боль, как подобает мужчине.

И Бена не покоробил укор Гийта — потому что увидел Гийт всю глубину верности и ответственности, счастья и горя этой пары, и не посмел встать между ними и их судьбой. И отдал приказ людям, блокировавшим Бена. А следом — тем, кто блокировал Миль. И не пожалел о решении…

Миль не могла проснуться — дурман ещё действовал, но сон ведь и прежде не был преградой для единения, не стал и теперь: две части целого рванулись навстречу и слились друг с другом, образовав то, чем были и прежде — двуединое сознание. А слившись, успокоились и, как сиянием, заполнили всё ближайшее ментопространство нежностью и умиротворением, спокойной радостью бытия и любовью, как солнце заполняет своим излучением всё вокруг себя…

На один долгий миг на целом Диком Континенте замерло всё живое. В следующий момент двуединство привычно взяло себя под контроль, и волна безбрежного счастья пошла на убыль, входя в свои обычные пределы, отпечатком оставив у всего живого память о себе.

Несколько дольше присутствовала эта волна в Горной крепости, видимо, из-за особой чувствительности её жителей. Но вскоре и здесь она стала лишь слегка повышенным фоном в районе, где находились двое: Бен возле спящей Миль.

90. На Ярмарку

…Гийт возглавлял цепочку охотников, весьма довольных и весёлых, несмотря на тяжёлые тюки, пригнувшие их спины. Тяжесть эта радовала: охота оказалась удачной, теперь несколько дней можно заниматься чем-то другим, а ведь через две недели в Долине Водопадов состоится Большая Ярмарка. Кроме торговли и обмена, можно будет увидеться с друзьями из других племён, потягаться за призы в борьбе, скачках, стрельбе, пении, танцах, выявить в этом сезоне самого крутого в конкурсах «Кто больше съест» и, что куда забавней, «Кто больше выпьет»… Хотелось своими глазами увидеть, а что же новенького и удивительного покажут съехавшиеся со всех краёв представители племён, объединённых дружескими и родственными отношениями под эгидой Совета. А кроме всего прочего, будут ведь и женщины всех племён, будут и невесты.

Каждый озабоченно прикидывал, в порядке ли парадное оружие, предвкушал, как извлечёт свою самую нарядную одежду и лучшие украшения, и каким гоголем пройдётся он перед девушками и приятелями, напоказ выставив скопившиеся за год знаки отличий…

Гийт тоже был доволен результатами охоты, но не мог радоваться предстоящей Ярмарке. Кроме всех привычных забот, связанных с ней, как приятных, так и утомительных, Ярмарка на сей раз означала для него печаль расставания, утрату ежедневной радости и муки, ставших такими необходимыми. Гийт сам себе боялся признаться, насколько тяжка ему скорая разлука с этими двумя, такими чужеродными вначале и такими необходимыми теперь людьми. Он запрещал себе думать об этом сейчас, потому что понимал, что не имеет права на слабость. Только ночью, когда Горное племя видело седьмые сны, он, выставив надёжную охрану, вспоминал в своих пустых апартаментах нелепую схватку у ручья и маленькое обнажённое тело, опутанное верёвками, вымазанное копотью и собственной кровью… Как вздрагивало это несчастное тельце под его ладонями, когда он смывал с него в холодном ручье грязь и кровь. И тот единственный нахальный поцелуй, когда пленница пришла в себя…

Воспоминания ранили, причиняли боль, и он гнал их от себя, чтобы уснуть. А во сне она вновь танцевала с ним в лучах заката, плывя сквозь густой аромат цветущего вьюнка…

Утром он мрачно всматривался в зеленоволосое желтоглазое отражение и был доволен, что необычный металлический цвет кожи так удачно скрывает последствия его ночных наваждений, приводил себя в подобающий вид и находил силы спокойно встречать взгляды соплеменников, заниматься повседневным делами, отвечать искренней улыбкой на улыбку Миль и на рукопожатие Бена — таким же крепким, дружеским пожатием. Для Бена принятое в племени приветствие было всё ещё занятной новинкой, и он с детским энтузиазмом и удовольствием следовал этому обычаю…