Древо жизни, стр. 10

Икер жадно ловил каждое слово музыканта.

— Где ты все это выучил?

— В главном храме нашей провинции. Учитель музыки научил меня играть на флейте, а я научу этому своего преемника. Без музыки, без той магии, которую она передает, жатва стала бы лишь изнурительной работой, а дух Осириса покинул бы спелую пшеницу.

— Осирис... Это он — тайна жизни?

— За работу, Икер! — приказал начальник жнецов.

Флейтист заиграл снова.

Икер продолжал работать серпом, но теперь ему казалось, что каждое движение не изнуряло его, а, напротив, придавало все больше сил.

Не было ли Ка энергией, которая родится от ощущения хорошо выполненной работы?

12

В отличие от других жнецов, которым не поручали собирать пшеницу, Икер должен был выполнить и эту работу. Юноша перевязывал колосья и складывал их в мешки, которые ему приносил деревенский мальчишка.

— И долго мы еще должны здесь так вкалывать? — жаловался он. — Для нашей деревни уже хватит!

— Есть и другие деревни, — напомнил ему Икер, — а урожай не везде такой обильный. Поэтому мы не можем думать только о себе.

Его товарищ посмотрел на него сердитым взглядом.

— Ты случайно не заодно с хозяином?

— Я заодно с хорошо сделанной работой.

Мальчишка пожал плечами и подготовил новый мешок.

— Перерыв. Идите завтракать, — объявил помощник управляющего.

В тени тростникового навеса на циновке были расставлены аппетитные блюда: горячие лепешки с овощами, золотистые хрустящие хлебцы, жареный в масле чеснок, мягкий сыр из козьего молока, приправленный ароматными травами, простокваша, сушеная рыба, маринованная говядина, фиги, гранаты и свежее пиво.

Икер умирал от голода, но верзила преградил ему дорогу.

— Здесь больше нет места. Иди в другое.

— Но я тоже с ними работаю! Я других людей не знаю.

— А мы тебя знать не желаем. Мы ненавидим доносчиков.

— Это я доносчик?

— Я объяснил парням, что ты выдал меня хозяину, сказав, что я не носил достаточно зерна птицам.

— Но это неправда!

Ты, видать, особенный, ну и продолжай в том же духе, только держись подальше. И не мешай нам спокойно есть. А будешь надоедать, мы зададим тебе как следует.

У Икера не было никакого желания драться.

— Вот немного воды и кусок хлеба, — торжествующе произнес верзила. — Постарайся не сбавить ритма после такой еды. Не сумеешь — мы расскажем об этом хозяину.

Икер, обиженный и голодный, отошел в сторону и принялся за поданные крохи. Их было явно недостаточно, чтобы возместить затраченную энергию и продолжить работу.

Пока он растерянно пытался собраться с мыслями, в той стороне, где обедали работники, послышались испуганные крики. Икер повернул голову.

Вдруг откуда-то прямо к обедающим выползла кобра.

Все мгновенно вскочили на ноги.

— Гоните ее в сторону Икера, — заорал верзила.

Топая ногами, бросая землю, они добились своего.

Икер не пошевелился.

У этой кобры глаза были гораздо больше, чем у обычной; ее чешуя отливала золотом, а движения были завораживающе грациозными.

Юноша смотрел на нее, как загипнотизированный: она напомнила ему змея с острова Ка.

— Это богиня жатвы! — удивленно воскликнул один крестьянин. — Оставьте ее, пусть делает, что хочет. Ее нельзя трогать, а то урожай быстро испортится.

Икер встал на колени и положил перед коброй последнюю корку хлеба. Потом встал и воздел к небу руки в знак поклонения богине.

Воцарилось глубокое молчание.

Между юношей и змеей расстояние меньше трех шагов. Оба застыли неподвижно, как статуи, казалось, кобра вот-вот бросится.

Поплыли бесконечные мгновения ожидания...

И чудо произошло! Как во времена Осириса, когда шипы растений не кололи, а дикие звери не кусали. Довольная жестом подношения, змея исчезла на соседнем поле. Не было лучшего предзнаменования для собранного урожая.

— Парни и я приносим тебе извинения, — сказал очень смущенный верзила. — Откуда нам было знать, что тебе покровительствует богиня. Надеемся, что ты не слишком рассердился и согласишься разделить с нами трапезу. И хорошо, если ты станешь нашим бригадиром. Мы тогда тоже будем под защитой.

От голода в животе урчало, и Икер не заставил себя долго упрашивать.

— Поскольку ты за главного у жнецов, — сказал Икеру помощник управляющего, — тебе поручается отвести ослов на гумно. Ты тихо разгрузишь мешки с ослов, а дальше дашь действовать тем, кто будет исполнять ритуал, и не будешь задавать никаких вопросов.

— Значит, будет какая-то церемония?

— Не задавай никаких вопросов.

Возглавив караван из пяти ослов, которые знали дорогу лучше, чем он, Икер отправился на гумно, окруженное скирдами пшеницы. Ослы остановились сами по себе, и юноше даже не потребовалось пускать в ход палку.

На гумне двое писцов записали количество мешков. Часть мешков предназначалась крестьянам и их семьям, часть — хлебопекарне провинции. Закончив свое дело, писцы удалились.

Остались только девять начальников полевых работ, семь веяльщиц и три жреца, один из которых был флейтистом.

— В самой форме гумна, — сказал он, — скрыт иероглиф [7], который означает «в первый раз», то есть то первое мгновение, когда проявило себя творение. Воздадим хвалу богине жатвы.

Двое его коллег воздвигли небольшой деревянный алтарь, на который поставили кувшин с молоком, хлеб и сласти.

— Мы печалились во время погребения доброго пастыря Осириса, — продолжил флейтист. — Зерно было зарыто в землю, и мы считали его умершим навсегда. А теперь как обильна жатва! Мы можем радоваться! Пшеница и ячмень растут на спине Осириса, это он несет в себе богатства природы, никогда не устает и не издает ни одной жалобы. Пусть начальники полевых работ положат на ток содержимое своих мешков.

Икер был так счастлив, что принимает участие в ритуале, что даже не почувствовал тяжести своей ноши.

— Пусть приведут ослов, — приказал флейтист, — и пусть ведут их по кругу.

— Пусть отгонят их, — запротестовал другой жрец, — пусть не смеют они бить своими копытами моего отца! Ослы Сета не должны топтать зерно Осириса!

— Таинство должно быть исполнено до конца, — твердо сказал флейтист.

Ослы кружили и кружили по площадке; они были такими же серьезными, как и наблюдавшие за этой сценой люди.

Не постигая полностью всей значимости происходящего, Икер чувствовал, что присутствует при главном событии. Он задал бы сотню вопросов, но, затаив дыхание, молчал.

— Пусть очистят зерна, — потребовал флейтист.

Оба других жреца вывели ослов с гумна, и наступила очередь веяльщиц приступать к работе.

Исполнив свою миссию, они наполнили мешки и положили их на спину ослов.

— Пусть слуги Сета отвезут Осириса на небо, откуда он осыпет своими благодеяниями эту землю, — приказал флейтист.

Образовалась целая процессия, которая отправилась на крышу.

— Пусть начальник жнецов разгрузит ослов, чтобы они забрались на самую высокую крышу и высыпали содержимое своих мешков.

«Значит, — подумал Икер, — крыша соотносится с небом, где живет дух Осириса, содержащийся в зерне».

Под глубоким впечатлением от увиденного Икер медленно спускался по лестнице. Босыми ногами он ощущал шершавые известняковые ступени, и это делало более острым контраст между обычной жизнью и иной реальностью, которую открывал ему ритуал.

Флейтист, два других жреца, начальник жнецов и семь веяльщиц простерлись ниц перед величественным высоким человеком с глазами мудреца, полуприкрытыми тяжелыми веками. У него был такой пронизывающий взгляд, что он пригвоздил Икера к месту. Тонкий прямой нос, жестко сжатый рот, выступающие скулы, могучие плечи... Портрет этого сурового человека дополняли крупные уши, способные уловить малейший шорох Вселенной.

На нем была льняная одежда на одной бретели, проходившей через левое плечо, и прямоугольный фартук с изображением грифона, раздирающего врагов Египта.