Великое таинство, стр. 59
Главный жрец постучал в дверь жилища второго своего помощника.
Ответа не последовало.
— Странно… Он должен быть дома.
— Давайте войдем.
— Нарушить его покой…
— Но ведь событие чрезвычайной важности!
Маленькая комнатка была пуста, пусты были и сундуки.
— Сбежал! — воскликнул главный жрец. — Стало быть, он — вор!
— Давайте постараемся найти какую-нибудь его вещь. Может быть, он что-нибудь оставил…
Нашлась только старая циновка.
— Ее мне достаточно, — сказала Исида.
Она свернула циновку в трубочку и поднесла ее к глазам. Понемногу она вошла в контакт с владельцем вещи, ясно увидела его и различила то, что его окружает…
Вор как завороженный смотрел на скипетр, который он удачно вынул из его футляра и подменил точной копией.
Вор был последователем Провозвестника и надеялся за свою добычу получить солидное вознаграждение. Еще бы! Уничтожить символ могущества Осириса!
До сегодняшнего дня дело его обстояло как нельзя проще. Наивность главного жреца, отсутствие охраны часовни, новое жилище за пределами города… Теперь нужно ждать. Скоро за ним придут и уведут его далеко от Летополя — туда, где он пополнит ряды будущих хозяев Египта.
Предвкушая свое великое будущее, вор тем не менее не решался сломать такое дивное сокровище.
За время, пока он служил временным жрецом, он узнал так много, что ему было очень трудно заставить себя надругаться над священным предметом. Конечно, новая религия привлекала его, особенно тем, что, давала исключительные права мужчинам и обеспечивала полное подчинение женщин, этих извращенных по своей природе тварей, которые только и думают, как бы выставить напоказ свои прелести. Что ж, раз он уже обратился в новую веру, то он сумеет позабыть о прежнем долге и своей прошлой жизни! Он сумеет уничтожить какую-то простую ветку акации, к которой прицепили три медных хвоста!
Но… Уже в десятый раз он заносил свой нож!
И в десятый раз он его опустил…
Рассердившись на самого себя, он полоснул себя по рукам и по груди. Запах крови и боль успокоили его. Завтра! Завтра потоки крови этих неверных затопят весь мир!
Уверенность в этом вернула ему порыв.
Он сумеет победить магию Осириса! Снова схватив свой нож, он замахнулся. Сейчас он наконец избавится от тяготившего его краденого имущества.
В это мгновение кто-то вышиб ногой дверь.
От неожиданности бывший жрец так и замер с поднятой рукой. В одну секунду на него бросился какой-то здоровяк и железными руками прижал к полу. От боли вор выронил нож. Секари накинул ему на горло петлю…
Исида подняла скипетр.
Вор забился в конвульсиях и стал проклинать своих врагов, восхваляя Провозвестника. Секари не стал слушать его гнусностей и оглушил его…
Когда Исида дотронулась до первого хвоста, символа светоносного рождения, небесная синева стала более глубокой, а солнце ярче. Золотые лучи наполнили весь храм, а под ним глаза статуй зажили своей сверхъестественной жизнью.
Когда она дотронулась до второго хвоста, то среди дня засияли на небе тысячи звезд… А в звездной матрице, окружающей небо и землю, каждое мгновение рождались бесчисленные формы жизни…
Когда она коснулась третьего хвоста, то из земли поднялись цветы, и сад, который находился перед святилищем, украсила целая палитра красок…
Вдова положила скипетр в «корзинку таинств» и отправилась на корабль.
34
Бывший помощник старосты деревни Медамуд изо всех сил старался доказать свою преданность. Он не гнушался тем, что поругивал своего прежнего начальника, сожалел о своих заблуждениях на его счет и хвалил вновь назначенный совет. Он лично носил еду и питье стражникам, наблюдавшим за строительством храма, потому что те, строго соблюдая правила, следили, чтобы никто посторонний не проходил на стройку, а потому не имели возможности вовремя поесть и попить.
Бывший помощник старосты — последователь и ученик Провозвестника — тщетно пытался найти какого-нибудь легкомысленного болтуна. Суровые воины ни с кем не разговаривали, ограничиваясь короткими репликами — главным образом запретительного характера.
В одном бывший помощник управляющего был уверен: войдя в запретную область, туда, где находилось святилище Осириса, фараон оттуда не выходил.
Во время похорон главы старейшин, которого очень уважали жители деревни, его убийца сказал прочувственное надгробное слово.
— Мы теряем память деревни! — притворно горевал он. — Ведь усопшему было почти столько же, сколько самой деревне. С ним уходят в вечность многие тайны. Как бы ему понравился новый храм! — вздыхал убийца. — Ведь его последней большой радостью была встреча с фараоном. Жаль, что наш царь уехал так быстро. Его присутствие во время открытия храма придало бы нашему сооружению исключительное по важности значение.
Стоявший рядом старик нетерпеливо кашлянул.
— Фараон не уезжал из Медамуда, — тихо пробормотал он.
Убийца тут же откликнулся.
— Он лично руководит строительством?
— Нет, я думаю, что он проходит сейчас испытание Осириса. Там, в священном лесу.
— А в чем оно состоит?
— Этого я не знаю. Только монарх способен на это. Но и он подвергается большому риску. А от успеха этого испытания зависит будущее процветание страны.
— О, давайте помолимся за то, чтобы нашему фараону удалось все, что он задумал!
Убийца ликовал. Итак, могущественный гигант находился сейчас в слабой позиции! И если последователю Провозвестника удалось бы проникнуть на землю Осириса, ему, возможно, удалось бы и его убить!
О, тогда он станет героем в глазах своего учителя и его учеников. Его щедро вознаградят! Так вознаградят, что он даже представить себе не может. Он уже видел себя управителем Фив! Уж тут им спуску не будет! Ему бы только занять эту должность, а уж тогда все противники новой веры будут безжалостно уничтожены, а остальных он повергнет в оцепенение и ужас…
До воплощения столь сладкой мечты оставалось чуть-чуть: пройти сквозь военное оцепление.
Это было непросто, потому что он действовал в одиночку и не мог заколоть какого-нибудь зазевавшегося солдата — его тут же схватят.
Значит, нужно использовать более тонкое, но давно испытанное оружие — положить снотворное в пищу.
Медес тоже начал полнеть. Это было связано с его невольным страхом: приближался судьбоносный день! Охватившее его волнение он мог снять только тем, что беспрестанно жевал.
Сегодня ночью он пировал вместе с ливанцем. Повар подал утку в чудесном масляном соусе! О, этот соус достоин царского стола! А уж напитки! Они усладили бы душу самых тонких знатоков!
— Со мной откровенно говорил Сенанкх, — поведал он в конце обеда ливанцу. — Он не слишком меня ценит и не доверяет мне, но я постарался изменить его мнение обо мне. Я показал ему, что в этих условиях тяжелого кризиса власти очень предан монархии. В отчаянии наш славный министр хотел бежать и советовал мне сделать то же самое! Но я, вместо того чтобы поддержать его в этом, стал уговаривать его не паниковать. Разве наш общий долг не состоит в том, чтобы бороться с врагом и поддерживать население Мемфиса, которое ничем не рискует?
Медес расхохотался. Ливанец же, как и прежде, остался ледяным.
— Давайте начнем наступление, — снова стал уговаривать ливанца секретарь Дома царя. — Нас ожидает лишь единичное сопротивление. Когда Мемфис окажется в наших руках, остаток государства просто рассыплется.
— От Сесостриса новостей по-прежнему нет?
— Я первый бы получил известие, раз именно мне пришлось бы составлять указ о подготовке к его возможному приезду! Болен ли он или не может оправиться после шока — управлять страной он не может. И прореха от его отсутствия каждый день делается все шире.
— А что визирь?
— Умирает. Сенанкх больше даже не заходит к нему.
— Царица?
— По моему совету великий казначей попытается побудить ее взять власть в свои руки. Но эта попытка обречена! Депрессия, в которой находится великая царица, лишь подтверждает незавидное положение Сесостриса, который либо не способен держать кормило власти, либо вообще умер.