Ученик Ведьмака, стр. 22

И вот какую ошибку допустил Билли Бредли. Стояла поздняя зима, погода была гадкая, и Билли спешил вернуться в теплый дом. Поэтому он поторопился.

Билли позвал на помощь местных рабочих, которые прежде не делали подобную работу. Камнетес ушел ужинать, пообещав вернуться через час, но Билли не стал ждать. Не хватило ему терпения. Он без особого труда загнал домового в яму, но с каменной плитой у него не заладилось. Было очень сыро, и она соскользнула, защемив Билли левую руку.

Цепь запуталась, и они не могли поднять плиту, а пока рабочие боролись с цепью (один из них бросился за камнетесом), загнанный в ловушку домовой начал яростно кусать пальцы Билли. Это был едва ли не самый опасный домовой. Такие обычно кормятся, вспарывая брюхо скоту. Но этот жаждал человеческой крови.

Почти полчаса потребовалось, чтобы поднять плиту. Было уже слишком поздно. Домовой откусил пальцы Билли до вторых суставов и принялся высасывать из его тела кровь. Билли сначала кричал, а потом его крики угасли до хныканья. Когда его руку освободили, от нее остался только большой палец. Вскоре после этого Билли умер от шока и потери крови.

– Печальный случай, – закончил Ведьмак. – Билли похоронен за оградой кладбища при Лейтонской церкви: тот, кто занимается нашим ремеслом, не находит покоя на освященной земле. Все это случилось больше года назад. Если бы Билли остался жив, то сейчас мы бы с тобой не разговаривали, потому что он все еще был бы моим учеником. Бедняга Билли, хороший малый, он не заслужил этого, но наша работа очень опасна, и если допускать в ней огрехи…

Ведьмак грустно посмотрел на меня и пожал плечами:

– Бери на ум, парень. Храбрость и терпение важны, но главное – никогда не торопиться. Нужно хорошенько подумать, прежде чем делать то, чего потом не исправишь. При обычных обстоятельствах я никогда не отправляю ученика на задание, пока он не закончит первый год обучения. Если, конечно, – добавил он с улыбкой, – он не возьмет дело в свои руки. Но опять же я должен быть уверен, что он готов… Что ж, теперь – главное. Пора дать тебе первый урок латинского…

ГЛАВА 11

Яма

Это случилось всего три дня спустя…

Ведьмак, как обычно, послал меня в деревню за недельной провизией. Было далеко за полдень, и, когда я покинул дом, закинув на плечо пустой мешок, над землей уже сгущались тени.

Я подошел к перевалу и увидел, что кто-то стоит прямо на границе леса у маленькой поляны. Когда я узнал Алису, сердце мое трепыхнулось и отчаянно заколотилось. Что она здесь делает? Почему не убежала на холм Пендл? И если она здесь, то как же Лиззи?

Я замедлил шаг, хоть и понимал, что все равно придется пройти мимо. Я мог бы вернуться и обойти Алису стороной окольными путями, но мне не хотелось, чтобы она подумала, будто я испугался. Взобравшись на перевал, я все время держался левой стороны поляны, ближе к высокой зеленой ограде, прямо на краю глубокой канавы.

Алиса стояла в тени, и только острые носы ее туфель выглядывали на свет. Она поманила меня, но я держался на расстоянии, оставаясь в трех шагах. После всего, что случилось, ей верить нельзя. И все-таки я был рад, что ее не забросали камнями и не сожгли.

– Я пришла попрощаться, – произнесла Алиса, – и предупредить, чтобы ты никогда не приходил на холм Пендл. Туда мы направляемся. Там живет семья Лиззи.

– Рад, что ты спаслась, – ответил я, остановился и посмотрел прямо на нее. – Я видел дым, когда они жгли ваш дом.

– Лиззи знала, что они придут, – сказала Алиса, – поэтому мы заблаговременно ушли. Хотя с тобой она не расправилась. Но Лиззи знает, что ты сделал с Мамашей Малкин, и теперь хочет отомстить. Да, еще она сказала, что у твоей тени забавный запах.

Я громко расхохотался. Что за бред! Как тень может пахнуть?

– Ничего смешного, – заметила Алиса. – Она просто учуяла ее запах на амбаре. Я тоже видела ее. Твоя тень – не ты. Лунный свет показал твою истинную суть.

Она вдруг сделала два шага вперед и вышла на свет, наклонилась ко мне и понюхала.

– Ты и правда забавно пахнешь, – сказала она, наморщив нос. Потом быстро отступила назад, и мне вдруг показалось, что она испугана.

Я улыбнулся и дружелюбно произнес:

– Не уходи отсюда. Ты и без них справишься. Они же плохие люди.

– Плохие или нет – мне все равно. Меня ведь не изменишь. Я уже плохая. Внутри. Ты никогда не поверишь в то, что я успела сотворить и кем была. Извини, – ответила она. – Я и дальше останусь плохой. Мне не хватает сил сказать «нет»…

И вдруг, но слишком поздно, я понял настоящую причину страха на ее лице. Алиса не меня испугалась. А того, кто стоял за моей спиной.

Я ничего не слышал и не видел. А потом было уже поздно. Без всякого предупреждения у меня из рук вырвали пустой мешок и накинули мне на голову. Все, что я помню, – это внезапную темноту и то, как меня схватили чьи-то сильные руки, прижав мои локти к бокам. Какое-то время я боролся, но бесполезно: меня несли так же легко, как фермер несет мешок с картошкой. Я слышал какие-то голоса – Алисы и еще какой-то женщины. Наверное, это была Костлявая Лиззи. Тот, кто меня нес, хрипел и мычал. Значит, Клык.

Алиса заманила меня в ловушку. Все это они тщательно спланировали. Лиззи и Клык, наверно, прятались в канаве, когда я спустился с холма.

Я испугался как никогда в жизни. Я же убил Мамашу Малкин, а она была бабкой Лиззи. Что же они со мной сделают?

Примерно через час меня швырнули на землю, да так грубо, что из легких воздух вышибло.

Когда я снова смог дышать, то попытался высвободиться из мешка, но кто-то дважды очень больно ударил меня в спину. Я тут же замер. Все что угодно, лишь бы так больше не били. Пришлось лежать смирно, едва смея дышать, пока боль не утихла.

Потом меня связали веревкой, прямо поверх мешка, крепко стянули руки, опутали голову. И Лиззи сказала такое, от чего у меня все внутри похолодело:

– Теперь никуда не уйдет. Начинай копать.

Лицо ведьмы было совсем рядом, и я даже сквозь мешковину чувствовал ее скверное дыхание. Оно было больше похоже на дыхание собаки или кошки.

– Ну, как? – спросила она. – Каково знать, что больше никогда не увидишь солнечный свет?

Когда я услышал стук лопаты неподалеку, меня охватил смертельный страх. Я вспомнил рассказ Ведьмака о жене рудокопа и ту его часть, где она лежала и не могла ни двинуться, ни закричать, а ее муж в это время рыл ей могилу. Теперь со мной происходило то же самое. Меня похоронят заживо. Я бы все отдал, чтобы еще разок увидеть солнечный свет, хотя бы на мгновение.

Когда веревки развязали и сняли с головы мешок, мне сперва полегчало. К тому времени солнце зашло за горизонт, но я поднял глаза и увидел звезды вокруг убывающей луны, низко висящей над деревьями. Ветер коснулся моего лица, и я обрадовался ему, как не радовался ветру никогда в жизни. Но чувство облегчения длилось недолго – всего несколько секунд. Меня снова стали мучить мысли о том, что со мной сделают. Похоронят заживо? Худшего и придумать нельзя, хотя от Костлявой Лиззи можно ожидать всего что угодно.

Если честно, то вблизи Клык оказался не таким уж чудищем. Той ночью, когда он гнался за мной, мне показалось, что он куда страшнее. Клык не был так стар, как Ведьмак, но все обветренное лицо его изрезали морщины, а седые волосы свалялись в сальную копну. Зубы не помещались у него во рту, а значит, он не мог его закрыть. Два зуба торчали вверх, будто желтые бивни, по обеим сторонам носа. Сам Клык был огромный, очень волосатый, с крепкими мускулистыми руками. Хватку его я уже ощутил на себе и знал: он может сжать меня так крепко, что дух вышибет и ребра раскрошатся.

У Клыка на поясе торчал большой кривой нож с очень острым лезвием. Но страшнее всего были его глаза: абсолютно тусклые, невидящие, тупые. Как будто в нем не было жизни. Как будто он просто бездумно подчинялся Костлявой Лиззи и был готов немедленно сделать все, о чем она ни попросит.